Стихи

Полонский Яков Петрович

«Любя колосьев мягкий шорох…» ^**

Любя колосьев мягкий шорох И ясную лазурь, Я не любил, любуясь нивой, Ни темных туч, ни бурь. Но налетела туча с градом, Шумит-гремит во мгле; И я с колосьями, как колос, Прибит к сырой земле… К сырой земле прибит — и стыну, Холодный и немой, И уж не все ль равно мне — солнце Иль туча надо мной?!. <1882>

НА ИСКУСЕ

Как промаюсь я, службы все выстою, Да уйду на ночь в келью свою, Да лампадку пред девой пречистою Засветив, на молитве стою… Я поклоны творю пред иконою И не слышу, как сладко поют Соловьи за решеткой оконною, В том саду, где жасмины цветут… Но

когда, после долгого бдения, Я на одр мой ложусь, на меня, Сладострастием вея, видения Прошлой жизни встают ярче дня. Замыкаю ль ресницы усталые — Я тону в бездне сладостных грез: Все-то вижу глаза ее впалые… Плечи бледные… волны волос… Начинаю ль дремать — тяжко дышится, — Я безумца в себе узнаю; Мне сквозь сон ее жалоба слышится На беспутную юность мою… И в слезах призывая спасителя, Крик ребенка я слышу — и в нем, В сироте, чую вечного мстителя За любовь, что покрыл я стыдом… И нет сил одолеть искушение! Забывая молитву мою, У погибшей прошу я прощение, Перед ней на коленях стою… <1883>

ХОЛОДНАЯ ЛЮБОВЬ

Когда, заботами иль злобой дня волнуем, На твой горячий поцелуй Не отвечаю я таким же поцелуем, — Не упрекай и не ревнуй! Любовь моя давно чужда мечты веселой, Не грезит, но зато не спит, От нужд и зол тебя спасая, как тяжелый, Ударами избитый щит. Не изменю тебе, как старая кольчуга На старой рыцарской груди; В дни беспрерывных битв она вернее друга, Но от нее тепла не жди! Не изменю тебе; но если ты изменишь И, оклеветанная вновь, Поймешь, как трудно жить, ты вспомнишь, ты оценишь — Мою холодную любовь. <1884>

СТАРИК

Старик, он шел кряхтя, с трудом одолевая Ступеньки лестницы крутой, А чудо-девушка, наверх за ним взбегая, Казалось, веяла весной. Пронесся легкий шум шагов, и ветер складок, И длинный локона извив… О, как тогда себе он показался гадок, Тяжел, ненужен и ворчлив. Вздохнув, поник старик, годами удрученный; Она ж исчезла вдруг за дверью растворенной, Как призрак, смеющий любить, Как призрак красоты, судьбой приговоренной Безжалостно любимой быть. Постой, красавица! Жизнь и тебя научит Кряхтеть и ныть, чтоб кто-нибудь Мог перегнать тебя, когда тебя измучит Крутой подъем — житейский путь!.. 1884

«С колыбели мы, как дети…» ^**

С колыбели мы, как дети, Вплоть до смертного одра, Ждем любви, свободы, славы, Счастья, правды и добра. Но в любви мы пьем отраву, Но свободу продаем… Клеветой марая славу, Мы добро венчаем злом! — Счастьем вечно недовольны, Правдой вечно смущены, В тишину мы просим бури, В бурю просим тишины. <1884>

(ГИПОТЕЗА)

Из вечности музыка вдруг раздалась, И в бесконечность она полилась, И хаос она на пути захватила, — И в бездне, как вихрь, закружились светила: Певучей струной каждый луч их дрожит, И жизнь, пробужденная этою дрожью. Лишь только тому и не кажется ложью, Кто слышит порой эту музыку божью. Кто разумом светел, в ком сердце горит. <1885>

«Томит предчувствием болезненный покой…»

Томит предчувствием болезненный покой… Давным-давно ко мне не приходила Муза; К чему мне звать ее!.. К чему искать союза Усталого ума с красавицей мечтой! Как бесприютные, как нищие, скитались Те песни, что от нас на божий свет рождались, И те, которые любили им внимать, Как отголоску их стремлений идеальных, Дремотно ждут конца иди ушли — витать С тенями между ив и камней погребальных; А те, что родились позднее нас, идут За призраком давно потухшей в нас надежды; Они для нас, а мы для них — невежды, У них свои певцы, они свое поют… И пусть они поют… и пусть я им внимаю, И радуюсь, что я их слезы понимаю, И, чуя в их сердцах моей богини тень, Молю бессмертную благословить тот день, Когда мы на земле сошлись для песен бедных, Не побеждаемых, хотя и не победных. <1885>

Н. И. ЛОРАНУ ^**

Друг! По слякоти дорожной Я бреду на склоне лет, Как беглец с душой тревожной, Как носильщик осторожный, Как измученный поэт. Плохо вижу я дорогу; Но шагая рядом, в ногу С неотзывчивой толпой, — Страсти жар неутоленной, Холод мысли непреклонной, Жажду правды роковой Я несу еще с собой. Разливается по жилам Жар и жгучий холодок… Или ношу не по силам Взял я на душу, — ходок? Или ноша эта стала Тяжелее и гнетет От осенних непогод? — Ум тупеет, грудь устала, Чувство стынет в этой мгле, Что зари сиянье прячет, И дождит, как будто плачет, Расстилаясь по земле. Но, поверь мне, ноша эта Мне была бы нипочем, Если б только было лето И дышалось бы теплом. Мне б казался путь не долог, Если б солнечных небес Голубой прозрачный полог Окаймлял зеленый лес; Если б в поле пели птицы, А за пашней, на юру, Полоса густой пшеницы Колыхалась по ветру. Не простыл бы жар сердечный, Я б надеждою беспечной Дух мой втайне веселил… И меня б, с утратой сил, По дороге к правде вечной Холод мысли не знобил. 1887

ОРЕЛ И ГОЛУБКА^**

Посв. Я. К. Гроту

Вздымая волны, над заливом Шла к ночи буря, — гром гудел… За облака, навстречу ливня, Орел с добычею летел: В свое гнездо, не внемля грому, Крылами рассекая мглу, Он нес в когтях своих голубку И опустился на скалу. За ним мерцали на закате Вершин незыблемых снега, Под ним клубились тучи — пена Посеребрила берега. Ручьи скакали по каменьям, Орлы кричали… Никому Не откликался он и слушал, Как жертва плакалась ему… В его копях, дрожа и жмурясь, Она молила: «Отпусти…» И внял мольбам великодушный Орел и молвил ей: «Лети!» И радостно, своей свободы Почуя миг, как снежный ком, С размаху брошенный, голубка Рванулась вдаль, мелькнув крылом, И полетела; — закружилась, Ища родных ей берегов, И погрузилась в водяную Пыль между волн и облаков, И сделалась добычей бури — Добыча мощного орла… Увы, бездушная стихия Ее молитв не приняла… Как мотылек, дождем прибитый, Едва мелькая в бурной мгле, Она исчезла в серой пене Валов, несущихся к скале; На той скале все тот же мощный Орел державно отдыхал, Порой свой клюв точил, порою Лениво крылья расправлял. И думал он: авось под утро Стихий угомонится вой, И выпрыгнет на солнце серна, И гуси взмоют над водой… А там, где конь пылил дорогу, Стада потянутся в кусты… И мне потребную добычу — Господь укажет с высоты… 1887

А. А. ФЕТ

Нет, не забуду я тот ранний огонек, Который мы зажгли на первом перевале, В лесу, где соловьи и пели и рыдали, Но миновал наш май — и миновал их срок. О, эти соловьи!.. Благословенный рок Умчал их из страны калинника и елей В тот теплый край, где нет простора для метелей. И там, где жарче юг и где светлей восток, Где с резвой пеною и с сладостным журчаньем По камушкам ручьи текут, а ветерок Разносит вздохи роз, дыша благоуханьем, Пока у нас в снегах весны простыл и след, Там — те же соловьи и с ними тот же Фет… Постиг он как мудрец, что если нас с годами Влечет к зиме, то — нам к весне возврата нет, И — улетел за соловьями. И вот, мне чудится, наш соловей-поэт, Любимец роз, пахучими листами Прикрыт, и — вечной той весне поет привет. Он славит красоту и чары, как влюбленный И в звезды и в грозу, что будит воздух сонный, И в тучки сизые, и в ту немую даль, Куда уносятся и грезы, и печаль, И стаи призраков причудливых и странных, И вздохи роз благоуханных. Волшебные мечты не знают наших бед: Ни злобы дня, ни думы омраченной, Ни ропота, ни лжи, на все ожесточенной, Ни поражений, ни побед. Все тот же огонек, что мы зажгли когда-то, Не гаснет для него и в сумерках заката, Он видит призраки ночные, что ведут Свой шепотливый спор в лесу у перевала. Там мириады звезд плывут без покрывала, И те же соловьи рыдают и поют. 1888