Стихотворения

Окуджава Булат Шалвович

1964

КАПЛИ ДАТСКОГО КОРОЛЯ

Вл. Мотылю

В раннем детстве верил я,что от всех болезнейкапель Датского короляне найти полезней.И с тех пор горит во мнеогонек той веры…Капли Датского короляпейте, кавалеры!Капли Датского короляили королевы —это крепче, чем вино,слаще карамелии сильнее клеветы,страха и холеры…Капли Датского короляпейте, кавалеры!Рев орудий, посвист пуль,звон штыков и сабельрастворяются легков звоне этих капель,солнце, май, Арбат, любовь —выше нет карьеры…Капли Датского короляпейте, кавалеры!Слава головы кружит,власть сердца щекочет.Грош цена тому, кто встатьнад другим захочет.Укрепляйте организм,принимайте меры…Капли Датского короляпейте,

кавалеры!Если правду прокричатьвам мешает кашель,не забудьте отхлебнутьэтих чудных капель.Перед вами пусть встаютпрошлого примеры…Капли Датского короляпейте, кавалеры!

1964

КАК НАУЧИТЬСЯ РИСОВАТЬ

Если ты хочешь стать живописцем,ты рисовать не спеши.Разные кисти из шерсти барсучьейперед собой разложи,белую краску возьми, потому чтоэто – начало, потомжелтую краску возьми, потому чтовсе созревает, потомсерую краску возьми, чтобы осеньв небо плеснула свинец,черную краску возьми, потому чтоесть у начала конец,краски лиловой возьми пощедрее,смейся и плачь, а потомсинюю краску возьми, чтобы вечерптицей слетел на ладонь,красную краску возьми, чтобы пламязатрепетало, потомкраски зеленой возьми, чтобы ветокв красный подбросить огонь.Перемешай эти краски, как страсти,в сердце своем, а потомперемешай эти краски и сердцес небом, с землей, а потом…Главное – это сгорать и, сгорая,не сокрушаться о том.Может быть, кто и осудит сначала,но не забудет потом!

1964

* * *

На арбатском дворе – и веселье и смех.Вот уже мостовые становятся мокрыми.Плачьте, дети!Умирает мартовский снег.Мы устроим емувеселые похороны.По кладовкам по темным поржавеют коньки,позабытые лыжипо углам покоробятся…Плачьте, дети!Из-за белой рекискоро-скоро кузнечики к нам заторопятся.Будет много кузнечиков. Хватит на всех.Вы не будете, дети,гулять в одиночестве…Плачьте, дети!Умирает мартовский снег.Мы ему воздадим генеральские почести.Заиграют грачи над его головой,грохнет лед на реке в лиловые трещины…Но останется снежная баба вдовой…Будьте, дети, добры и внимательнык женщине.

1964

ПЕСЕНКА О ХУДОЖНИКЕ ПИРОСМАНИ

Николаю Грицюку

Что происходит с нами,когда мы смотрим сны?Художник Пиросманивыходит из стены,из рамок примитивных,из всякой суетыи продает картиныза порцию еды.Худы его колении насторожен взгляд,но сытые оленис картин его глядят,красотка Маргаритав траве густой лежит,а грудь ее открыта —там родинка дрожит.И вся земля ликует,пирует и поет,и он ее рисуети Маргариту ждет.Он жизнь любил не скупо,как видно по всему…Но не хватило супана всей землеему.

1964

ГРИБОЕДОВ В ЦИНАНДАЛИ

Цинандальского парка осенняя дрожь.Непредвиденный дождь. Затяжной.В этот парк я с недавнего времени вхож —мы почти породнились с княжной.Петухи в Цинандали кричат до зари:то ли празднуют, то ли грустят…Острословов очкастых не любят цари, —бог простит, а они не простят.Петухи в Цинандали пророчат восход,и под этот заманчивый крикГрибоедов, как после венчанья, идетпо Аллее Любви напрямик,словно вовсе и не было дикой толпыи ему еще можно пожить,словно и не его под скрипенье арбына Мтацминду везли хоронить;словно женщина эта – еще не вдова,и как будто бы ей ни к чемуна гранитном надгробьи проплакать словасмерти, горю, любви и уму;словно верит она в петушиный маневр,как поэт торопливый – в строку…Нет, княжна, я воспитан на лучший манер,и солгать вам, княжна, не могу,и прощенья прошу за неловкость свою…Но когда б вы представить могли,как прекрасно упасть, и погибнуть в бою,и воскреснуть, поднявшись с земли!И, срывая очки, как винтовку с плеча,и уже позабыв о себе,прокричать про любовь навсегда, сгорячапрямо в рожу орущей толпе!……Каждый куст в парке княжескоммнит о себе.Но над Персией – гуще гроза.И спешит Грибоедов навстречу судьбе,близоруко прищурив глаза.

1965

ВСТРЕЧА

Кайсыну Кулиеву

Насмешливый, тщедушный и неловкий,единственный на этот шар земной,на Усачевке, возле остановки,вдруг Лермонтов возник передо мной,и в полночи рассеянной и зыбкой(как будто я о том его спросил)– Мартынов – что… —он мне сказал с улыбкой. —Он невиновен.Я его простил.Что – царь? Бог с ним. Он дожил до могилы.Что – раб?… Бог с ним. Не воин он один.Царь и холоп – две крайности, мой милый.Нет ничего опасней середин.Над мрамором, венками перевитым,убийцы стали ангелами вновь.Удобней им считать меня убитым:венки всегда дешевле, чем любовь.Как дети, мы все забываем быстро,обидчикам не помним мы обид,и ты не верь, не верь в мое убийство:другой поручик был тогда убит.Что – пистолет?… Страшна рука дрожащая,тот пистолет растерянно держащая,особенно тогда она страшна,когда сто раз пред тем была нежна…Но, слава богу, жизнь не оскудела,мой Демон продолжает тосковать,и есть еще на свете много дела,и нам с тобой нельзя не рисковать.Но, слава богу, снова паутинки,и бабье лето тянется на юг,и маленькие грустные грузинкиполжизни за улыбки отдают,и суждены нам новые порывы,они скликают нас наперебой…Мой дорогой, пока с тобой мы живы,все будет хорошо у нас с тобой…

1965

ЦИРК

Юрию Никулину

Цирк – не парк, куда вы входитегрустить и отдыхать.В цирке надо не высиживать,а падать и взлетать,и под куполом,под куполом,под куполом скользя,ни о чем таком сомнительномраздумывать нельзя.Все костюмы наши праздничные —смех и суета.Все улыбки наши пряничныене стоят ни чертаперед красными султанамина конских головах,перед лицами,таящими надежду, а не страх.О Надежда,ты крылатое такое существо!Как прекраснотвое древнее святое вещество:даже, если вдруг потеряна(как будто не была),как прекрасно ты распахиваешьдва своих крыланад манежеми над ярмаркою праздничных одежд,над тревогой завсегдатаев,над ужасом невежд,похороненная заживо,являешься опятьтем,кто жаждет не высиживать,а падать и взлетать.

1965

* * *

Надежда, белою рукоюсыграй мне что-нибудь такое,чтоб краска схлынула с лица,как будто кони от крыльца.Сыграй мне что-нибудь такое,чтоб ни печали, ни покоя,ни нот, ни клавиш и ни рук…О том, что я несчастен,врут.Еще нам плакать и смеяться,но не смиряться,не смиряться.Еще не пройден тот подъем.Еще друг друга мы найдем…Все эти улицы —как сестры.Твоя игра – их голос пестрый,их каблучков полночный стук…Я жаден до всего вокруг.Ты так играешь, так играешь,как будто медленно сгораешь.Но что-то есть в твоем огне,еще неведомое мне.

1965

ПРОЩАНИЕ С НОВОГОДНЕЙ ЕЛКОЙ

Синяя крона, малиновый ствол,звяканье шишек зеленых.Где-то по комнатам ветер прошел:там поздравляли влюбленных.Где-то он старые струны задел —тянется их перекличка…Вот и январь накатил-налетел,бешеный как электричка.Мы в пух и прах наряжали тебя,мы тебе верно служили.Громко в картонные трубы трубя,словно на подвиг спешили.Даже поверилось где-то на миг(знать, в простодушьи сердечном):женщины той очарованный ликслит с твоим празднеством вечным.В миг расставания, в час платежа,в день увяданья неделичем это стала ты нехороша?Что они все, одурели?!И утонченные как соловьи,гордые, как гренадеры,что же надежные руки своипрячут твои кавалеры?Нет бы собраться им – время унять,нет бы им всем – расстараться…Но начинают колеса стучать:как тяжело расставаться!Но начинается вновь суета.Время по-своему судит.И в суете тебя сняли с креста,и воскресенья не будет.Ель моя, Ель – уходящий олень,зря ты, наверно, старалась:женщины той осторожная теньв хвое твоей затерялась!Ель моя, Ель, словно Спас-на-крови,твой силуэт отдаленный,будто бы след удивленной любви,вспыхнувшей, неутоленной.

1966

ПУТЕШЕСТВИЕ В ПАМЯТИ

Анатолию Рыбакову

Не помню зла, обид не помню,ни громких слов,ни малых дели ни того, что я увидел,и ни того, что проглядел.Я все забыл, как днище вышибиз бочки века своего.Я выжил.Я из пекла вышел.Там не оставил ничего.Теперь живу посерединемежду войной и тишиной,грехи приписываю богу,а доблести – лишь Ей одной.Я не оставил там ни боли,ни пепла, ни следов сапог,и только глаз мой карий-карийблуждает там, как светлячок.Но в озаренье этом странном,в сиянье вещем светлякасчастливые былые людимне чудятся издалека:высокий хор поет с улыбкой,земля от выстрелов дрожит,сержант Петров, поджав коленки,как новорожденный лежит.