Суровые дни
Шрифт:
Вотъ совсмъ блый старикъ, длиннобородый, въ длиннополомъ плать старообрядческаго начётчика. Съ нимъ свтловолосый, толстощёкiй парнишка. И старикъ, и парнишка поглядываютъ растерянно то на комиссiю, то на вороного коня, котораго уводитъ драгунъ.
– Взята твоя!
– кричитъ старику полковникъ и отмахиваетъ рукой, отставляя мизинецъ съ камнемъ.
– Деньги получишь по ассигновк!!
Слдующiй!
Но старикъ всё стоитъ, глядитъ на квитанцiю, похлопываетъ ею по ладони, какъ-будто высчитываетъ что-то. Парнишка пугливо косится на полковника. Старикова коня, вороного,
– Слдующiй!!
– кричитъ строго ветеринаръ.
– Ваше Прево-схо-дителсьво… - старчески-мягко и отечески-вразумительно говоритъ старикъ, потряхивая бородой.
– Троихъ сыновъ я послалъ, внукъ вотъ одного. Теперь уже совсмъ легко отдаю «Мальчика». Свидтельство его вамъ извстно… - показываетъ старикъ на кучу бумагъ на стол.
– Покорнйше прошу-съ… запишите его въ кавалерiю, чтобы не стыдно было… кровей знаменитыхъ лошадь!
Онъ кладетъ на столъ полученную квитанцiю и несколько разъ прихлопываетъ по ней ладонью.
– Хорошо, хорошо… - торопитъ полковникъ, разсматривая изумрудъ, - слдующiй!
– Для меня ему, - показываетъ старикъ къ коновязямъ, - нтъ никакой цны, самъ выходилъ… Не могу я его обидть: жертвую на войну. Съ меня и моего хватитъ-съ…
Старикъ кланяется, лицо его заливаетъ кровью, дрожитъ борода, подрагиваетъ и рука на квитанцiи.
– Вы отказываетесь отъ платы?..
– говоритъ, хмуро переглянувшись съ членами, полковникъ.
– Вамъ назначенъ высшiй размръ!..
– На войну жертвую!
– мягко и настойчиво повторяетъ старикъ.
– Да-а… вотъ что! Благодарю… отъ имени отечества!
– говориъ полковникъ особенно громко и отчетливо.
– Виноватъ, надо занести въ протоколъ и прiобщить квитанцiю… Подпишите-съ…
Старикъ не хочетъ подписываться, да онъ и неграмотенъ. За него расписывается застыдившiйся и раскраснвшiйся парнишка. Долго расписывается, раскачивая руку надъ бумагой, но вс терпливо ждутъ.
Полковникъ привстаётъ и пожимаетъ старикову руку. И онъ, и старикъ растроганы, и толстый ветеринаръ, и носатый фельдшеръ. Смотрятъ къ коновязямъ, гд всё ещё возятся съ воронымъ, - не хочетъ онъ къ коновязямъ. Кругомъ шепчутъ, и уже идетъ по толп стариково имя, - Бахромовъ, огородникъ, конятникъ. Старикъ оборачивается къ коновязямъ, хочетъ идти туда, къ «Мальчику», который уже бьетъ задними, - длаетъ шага два, круто поворачиваетъ и уходитъ въ толпу. За нимъ слдуетъ внукъ.
Провели четырёхъ, въ попонкахъ, съ подгороднаго конскаго завода.
При каждой лошади молодецъ. На каждой попонк длинное красное «К» подъ коронкой. Румяный, круглолицый, улыбающiйся, въ золотыхъ очкахъ, владлецъ выкладываетъ аттестаты и удостовренiя коннозаводства. Пару освобождаютъ: это производители. Съ улыбкой принимаетъ вледлецъ квитанцiи. Улыбается и полковникъ: знаетъ, что тысячные рысаки. Но теперь не время тонкихъ оцнокъ: нужна сила, а не секунды.
Вотъ такiе теперь нужны.
И вотъ выдвигаются - зври не зври, кони не кони. По десятку пудовъ на ногахъ - мохнатыя кувалды. Шею у груди не охватить руками. Гндые крупы въ чуть мерцающихъ яблокахъ, гора желзнаго мяса, - расперло ихъ. Вывернутъ эти крупы сотню пудовъ изъ грязи. Оскалъ чернорозовой пасти страшенъ. Крутые блки залиты кровью. А спины - широченнйшiя корыта.
Это тяжеловозы съ прядильной фабрики, шутя выворачивающiе въ осеннее бездорожье стопудовые воза съ хлопкомъ.
Совсмъ малютка передъ ними драгунъ-прiемщикъ, осторожно принимаетъ поводъ, осторожно выглядываетъ статьи. Чего ихъ глядть!
Издалека приглядывается фельдшеръ. Откидывается набокъ, потряхиваетъ головой полковникъ. Вотъ она, настоящая-то сила! И особенно четко, съ прiятнымъ потрескиваньемъ, отрываетъ полковникъ квитанцiи, разъ за разомъ семь разъ, и такъ же отчётливо передаётъ самому фабриканту и пожимаетъ руку: они знакомы.
И опять «мыши»… Теперь он совсмъ мелкая мелочь посл этихъ зврей. Но изъ нихъ уходятъ крпкiя къ коновязямъ.
– На овс разойдутся!
Скачетъ съ присвистомъ на поджаромъ и тонкомордомъ рыжемъ цыганъ. Сидитъ на рогожк вмсто сдла, вертитъ-крутитъ верёвочными поводьями, гикаетъ, сверкая зубами, ставитъ рыжаго на дыбы въ тсномъ мст, крутится на заднихъ ногахъ, показываетъ «фигуры». И цыганъ, и жеребчикъ забрызганы по уши жёлтой грязью - должно быть, летли по просёлкамъ. Посмивается зубами цыганъ, покашиваются мужики. Откуда досталъ такого жеребчика? Можетъ, и свелъ гд…
– Йей, дорогу!
– дерзко кричитъ цыганъ, позванивая серебряными яйцами-подвсками на груди, на синемъ кафтан, и короткимъ галопомъ выкидывается къ столбу.
Но тутъ его шашкой по каблуку осаживаетъ полицейскiй: чередъ знай!
Что-то сильно напираетъ народъ на столъ, городовые и стражники не занимаются своимъ дломъ. Сбились и лошади, видны ихъ головы изъ-за хозяйскихъ плечъ.
– Не понимаю!
– кричитъ полковникъ, - не слышу ничего! Какая неправда?
– Неправда вышла… неправда… - волною проходитъ по толп и гудитъ въ глубин площади.
Сзади напираютъ сильнй, переднiе совсмъ вылзли съ лошадьми, разстроили длинные ряды круповъ.
– Тише!
– кричитъ полковникъ, приподымаясь.
– Полицiя, держать порядокъ!
Стоитъ передъ столомъ высокiй мужикъ съ чахоточнымъ лицомъ, глаза въ красныхъ кругахъ, запавшiе, щёки втянулись подъ скулы, борода рденькая, сивая; держитъ въ кулак картузъ, козырькомъ стучитъ себя по груди; говоритъ глухо, чуть слышно. Его лошадь, чалая, низенькая, съ прорзанными ушами, взята. Прiемщикъ ввернулъ ей въ гриву значокъ.
– Говори громче!
– нетерпливо кричитъ полковникъ, наваливается на столъ и прикладываетъ ладонь къ уху: - недоволенъ, что-ли?
– Мы ничего… - глухо, точно икая, говоритъ мужикъ, - такой законъ, всмъ надо. А вотъ это… какъ нашъ старшина клячу привелъ мненую, а дома у его буланыхъ пара… Это негодится! У государства вс равны!
Елкинскiй старшина, Ворочулинъ…
Гудятъ, напираютъ.
– Тише!
– кричитъ полковникъ, стучитъ кулакомъ.
– Полицiя, старшину сюда!
– Старшину-у! Ворочулина, старшину!