Свет в объятиях тьмы. Азим и Чёрный рубин
Шрифт:
— Бедняжка не успела оплакать старшего сына, и вот скоро получит весть о смерти второго. Она будет просто потрясена, — сердобольно покачал головой Неъмат.
— «Тебе-то, старик, куда лезть в их заговор?»
— Вот поэтому её нужно отозвать, — сказал визирь земледелья. — Чтобы горе не убило её, нужно посадить госпожу Мехри на трон. Люди нуждаются в ней.
— «Люди давно забыли об этой потаскухе», — хотел съязвить Расим, но остался по-прежнему нем как рыба.
— Только у премьер-министра есть полномочия отменить отречение госпожи Мехри от прав и посадить её на трон, — пояснил главный писарь.
Расим бросил на Акмала горящий взгляд. Так вот откуда растут корни заговора. Если бы глаза Расима действительно излучали огонь, от писаря сейчас остались бы только головешки. Жаль.
Внутри Расим закипал от злости. Снаружи он вернул спокойную маску на своё лицо и посмотрел на визирей.
— С чего вы взяли, что Мехри откажется от своих слов?
— Это её долг! — отозвались одновременно Орзу и визирь земледелья.
Расим лишь ухмыльнулся.
— Вы находите это забавным? — в негодовании спросил Орзу, сдвинув свои короткие брови.
Расим усмехнулся ещё шире, посмотрев прямо ему в лицо.
— Забавно, что жену светлейшего падишаха зовут Мехри, хотя она не проявляла ни малейшей капли любви к своим детям. Вы боитесь, что она умрёт от горя, а я помню, как она отвращалась, глядя на своих сыновей. Да что там говорить, она не любила даже своего мужа. Все вы служите во дворце дольше меня и должны помнить, как его светлейшество добивался любви этой выскочки…
— Как вы смеете? — возмутился Орзу.
— Как смеете ВЫ?! — отрезал Расим. — Ради одной жалкой улыбки Мехри наш господин приносил ей из охоты шкуры медведя, редкого белого большезубого волка, звал лучших певцов и дарил роскошные платья, изыскание ожерелья, а она ложилась с ним в постель только ради исполнения супружеского долга… — Расим выждал паузу. — Об этом долге вы говорите? Так и его она исполнила всего пару раз.
Визири потупились и молчали. Расим был прав, и они об этом прекрасно знали. Мехри откровенно ненавидела Нодира. Она любила другого, но, будучи племянницей наиба Чехры, была выдана замуж за Нодира. И даже то, что он падишах Зебистана, не задобрило её душу. Ей не нужны были ни его власть, ни богатство. Она хотела убежать и вернуться к любимому. Их споры и ругань часто слышал весь дворец, если не вся столица. В постель к Нодиру она ложилась всего пять раз. Расим узнал об этом от уст самого Нодира, будучи тогда писарем и помощником падишаха.
— Госпожа Мехри, — с презрением процедил Расим, — в открытую заявляла, что ей не нужен трон и не хочет быть маликой. Как только лекари, — он перевёл укоризненный взгляд на Неъмата, — заключили, что падишах безнадёжно болен, она перед всеми вами отреклась от своего титула и прав наследия, да ещё и народ собрала для потехи. Она преждевременно объявила себя вдовой и с радостью уехала в Шомабад к вдовам бывших падишахов. За прошедшие семнадцать лет она ни разу не спросила о здоровье своего мужа и детей. Более того, не вы ли, Орзу, сообщили Носиру и Муниру, что любящая их мать упала с лошади и трагически погибла по дороге в Чехру? — Расим не стал дожидаться ответа. — Если у женщины нет дела до своей семьи, то какое у неё может быть дело до других людей? Что изменилось? — теперь Расим требовал ответов, но визири молчали. — Почему вдруг вы решили вернуть ей права? — Расим хотел узнать, кто именно состоит в заговоре, если не все они. Писарь сам не мог додуматься до этого. Кто ещё? Молчат? Значит, всё-таки все.
Строя свои планы, Расим не заметил, как за его спиной готовили измену. Он правда подозревал, но не придавал этому особого значения.
Покинув Расулабад, Мехри была на первом месяце беременности. Она скрыла это от всех, ибо это был ребёнок не от падишаха. Расим недолго следил за Мехри и в своих планах не придавал особого значения и порочному ребёнку, которого она родила в Шомабаде. Об этом ребёнке знают лишь немногие, ибо то, что происходит в Шомабаде, неведомо другим городам Зебистана.
Теперь, когда её ублюдок почти достиг совершеннолетия, она захотела вернуть свои права? Сделав это, Мехри легко выдаст своего отпрыска за сына падишаха Нодира и объявит его наследником. Не трудно догадаться, что она ведёт эту игру с самого начала, узнав о своей беременности от нового любовника. Она была уверена, что в нужный час её дядюшка, назначенный премьер-министром, поддержит её. Вот только Мехри не учла, что её двуличный дядюшка может скоропостижно скончаться от Зелёной хвори. Несмотря на это, выходит, что она нашла себе других помощников.
— «Что ж, не беда», — съязвил про себя Расим. Как бы там ни было, он не может позволить этой вероломной потаскухе встать у него на пути, когда он уже так близко к своей цели.
Расим сердито нахмурился и осуждающим взглядом смерил каждого визиря. У него была своя игра, в которую он играл превосходно, и никто даже не догадался об этом.
— Вы, может, и утратили свою веру, — с укором начал Расим, — но моя вера не иссякла. Я до сих пор надеюсь, что светлейший господин встанет на ноги. И я молю Всевышнего избавить нашего падишаха от страданий…
Выждав паузу, Расим продолжил строгим категоричным тоном:
— А пока он ЖИВ, я запрещаю вам даже думать о его замене!
Визири потупились, словно провинившиеся дети. Они потерпели фиаско и им нечего было возразить. У них был и другой план, но поддержкой Нигоры, они пока не заручились.
— Мне сообщили, что вы созвали этот совет для обсуждения похорон Мунира ибн Нодира, — сказал Расим, огрев укоризненным взглядом Акмала. — Вот и советуйтесь!
Визири переглядывались и молчали. А что им было говорить насчёт этого? Шахзаде нужно хоронить в Шомабаде — таков обычай. Это знают все.
— Во время похорон своего брата, — заговорил Акмал, — господин Мунир заявил, что не хотел бы быть похороненным в Шомабаде.
— Вы хотите похоронить Мунира во дворце? — озадачился Шухрат.
— Ни один падишах не похоронен во дворце, — осёк Расим и услышал открывающуюся дверь.
Расим, да и все остальные повернулись в сторону двери, где скромно стояли Фозил и Латиф.
— «Наконец-то», — он поманил обоих к себе.
Латиф сделал всего десять шагов и остановился, а Фозил подошёл к своему господину и доложил на ухо, что они готовы к походу. Расим кивнул и шёпотом велел встать возле Латифа.