Святой

Райз Тиффани

– У тебя когда-нибудь был секс на заднем сидении «Роллс-Ройса»?
– поинтересовался он, широко раздвинув ее бедра. То, что прижималось к ней, заставило страх перепрыгнуть через весь список эмоций, испытываемых в данный момент. Страх и желание взлетели на первые места.

– У меня не было секса, то есть никогда.

– Бедняжка. Хочешь, я позабочусь о твоей небольшой проблеме?

– Я католичка, поэтому подожду.

– До замужества?

– Нет. Когда мой священник трахнет меня.

– Ты устала ждать?

– Да. Нет причин ждать. Он

слишком опекает.

– Он заботится о тебе.

– Хотела бы я, чтобы он меньше заботился и больше трахал.

Кингсли рассмеялся, сел и отпустил ее.

– Он сказал, что мы подружимся. Сначала я ему не поверил. Думаю, он был прав.

Элеонор уселась на сиденье напротив Кингсли и расправила юбку по коленям. Небольшая дистанция между ними не помешает.

– Надеюсь, мы подружимся. Он сказал, что вы и я, мы его столпы. О, и Бог. Нельзя забывать о Нем.

– Мы будем, j’esp`ere. Я хочу, чтобы ты доверяла мне. Есть вещи, которые ты должна услышать, чего ты не услышишь, если он скажет сам.

– Что вы имеете в виду?

– Ты влюбилась в короля трахателей мозгов.

– Трахателей мозгов? Так называется, когда вы тыкаете ей в ухо?

– Не совсем. Когда я тыкаю в ее мозг. Игра с разумом одна из многих игр доминанта. Я могу связать девушку, завязать ей глаза, затем провести пальцами так нежно по ее животу...
– Он поднял руку и повел ею по воздуху. Что-то внутри Элеонор сжалось от такой эротической картинки. Она не могла не представить, как Кингсли делает подобное с ней.
– А затем случайно упомянуть слово «змея» или «паук». Наблюдать за тем, как она напрягается. Слышать нервозность в ее смехе. Она знает, что это мои пальцы. Не змея. Не паук. Но теперь она сомневается... одна капля сомнения в голове.

– Это так отвратительно.
– Элеонор широко улыбнулась.
– Но вы же не кладете на самом деле пауков и змей на людей, верно?

– Non. Конечно, нет. Если только...

– Если только что?

– Если только она не попросила сама.

Глаза Элеонор распахнулись. Кингсли только улыбнулся.

– Понимаешь, игра с разумом проста - я беру твой мозг, играю с ним, заставляю тебя думать о вещах, о которых ты бы и не подумала, и затем, внезапно... ты думаешь о них.

– Вы не сделаете такого со мной.

– Non? Le pr^etre уже играет с твоим разумом.

– Как?

– Заставляя тебе ждать его. Ты не хочешь его ждать, верно? Ты хочешь стать его любовницей прямо сейчас. Даже сегодня.

– Нет. Не сегодня. Я хотела быть его любовницей вчера. Нет причин ждать.

– Я знаю причину.

– Да?

– О, oui. Он манипулирует тобой. Вот ты. Такая молодая. Такая красивая. Такая спелая, готовая к тому, чтобы тебя сорвали. И все же ты сидишь тут... не сорванная. Он так доказывает, что владеет тобой, как собачкой на подводке. Рядом. Сидеть. Перевернись. Притворись мертвым. Ты не его любовница. Ты его щенок, и ты следуешь за ним повсюду. Он кормит тебя объедками, и ты ешь их с его руки.

Элеонор выпрямилась.

– Он не манипулирует мной, заставляя нас ждать,

понятно? Мне семнадцать, а ему почти тридцать один. Он священник, а я учусь в средней школе. Я даже не принимаю противозачаточные, и, если бы принимала, и мама узнала бы об этом, мне был бы конец. Если его застукают со школьницей, ему будет конец. И в довершение ко всему он садист. Он заботится обо мне так сильно, потому что хочет, чтобы я знала, во что ввязываюсь. Так тому и быть. Мы подождем. Я выучу то, что мне нужно знать. Мы начнем заниматься сексом, когда он будет готов и когда будет знать, что я готова. Это не манипулирование. Это здравый смысл. И вы можете кое-чему научиться у него о здравом смысле.

– Moi?
– Кингсли был по-доброму возмущен ее инсинуацией.

– Вы. Вы забрали меня из школы на «Роллс-Ройсе»? Вы знаете, сколько внимания привлекли ко мне? И вы с Сореном родственники, в своем роде. Вы должны быть осторожны. Мы должны быть осторожны. Мы не можем втянуть его в неприятности.

– Я буду более осторожным, - пообещал он.

– Хорошо.

– Мне нравится твоя страстная защита своей затянувшейся девственности.

– Я не хочу, чтобы вы думали, что Сорен манипулирует мной, хотя на самом деле это не так.

– Верно.

– Да, верно.

– Но я манипулирую.
– Кингсли оперся ногой на ее сиденье и ухмыльнулся.

– Вы... вы заставили меня перечислять причины, почему Сорену и мне стоит подождать, хотя пять минут назад я сказала, что не хочу, и что на это нет причин.

– Это было слишком просто.

– Вы играли с моими мозгами.

– Твоим мозгам больно? Я старался быть нежным, поскольку это твой первый раз.

Элеонор взяла свой армейский ботинок и бросила его в голову Кингсли. Он поймал его и опустил окно.

– Не смейте. Я люблю эти чертовы ботинки.

– Обещаешь больше не бросать их в меня?

– Обещаю. Клянусь.

– Обещаешь весь вечер быть хорошей девочкой?

– Лучшей.

– Ты позволишь мне сейчас трахнуть тебя, если я отдам тебе ботинок?

Элеонор открыла рот и захлопнула его. Он серьезно? Серьезно или нет...

– Ни за какой армейский ботинок в мире.

Кингсли вытянул ботинок в окно и принялся ждать.

– Выбрасывайте, - сказала она.
– Тут становится чертовски холодно.

Кингсли поднял окно и отдал ей ботинок.

– Вы возвращаете его?
– Она быстро натянула его, пока Кингсли не передумал. В будущем ей придется быть умнее, оставаться начеку.

– Ты прошла тест.

– Какой тест?

– Я люблю проверять новых людей, приходящих в наш мир. Я сажаю их в мой «Роллс-Ройс» и пытаюсь соблазнить. Победители говорят нет. Проигравшие - да. Но так как я все равно их трахаю, побеждают все.

– Почему согласие - это проигрыш?

– Потому что, соглашаясь на секс с незнакомцем без обсуждения табу, желаний, защиты и безопасности, ты, скорее всего не готова к нашему миру. Сабмиссив чрезмерно стремящийся угодить доминанту, может быстро попасть в передрягу в моем мире.