Святой
Шрифт:
– Значит, я прошла?
– Один тест.
– А есть еще?
– Много. Подожди, пока он наденет на тебя собачий ошейник. Не терпится увидеть, как ты отреагируешь на этот тест.
Элеонор уставилась на него.
– Я не буду носить собачий ошейник.
– Он уже выбрал один.
– Сорен?
– А кто же еще?
– Собачий ошейник? Вы издеваетесь?
– Зачем мне это? Ошейники играют важную роль в нашем мире. Знак принадлежности. Так что воспринимай это как комплимент. И после того, как ты примешь его как подарок, можешь
– Он говорил, что вы дьявол.
– Он так говорит только потому, что знает, какой я настойчивый.
Он поднял руки к голове и двумя пальцами изобразил рога. Элеонор взорвалась от смеха.
– Кингсли, вы мне нравитесь. Как бы мне этого ни не хотелось.
Он поднес ее руку к губам и поцеловал центр ладони. В этот раз без обнюхивания пальцев.
– Это чувство, ma petite, полностью взаимно.
Они подъехали к особняку Кингсли, и он проводил ее внутрь.
– Кто это, Кинг?
– Потрясающая латиноамериканка в облегающем белом платье спустилась по лестнице. Она быстро поцеловала Кингсли в щеку.
– Милая униформа, - обратилась она к Элеонор. Это прозвучало как искренний комплимент, а не сарказм.
– У нас сегодня эдж-плей. Учитель и студент. Я позволю тебе смотреть, но это ее первая ролевая игра.
– Кингсли провел ладонью по попке Элеонор.
– Может, в следующий раз?
– предложила женщина, подмигнув и еще раз поцеловав Кингсли.
– Я буду играть ее сестру, и вы можете наказать нас обоих за плохое поведение в классе, мистер Кинг.
Женщина ушла, соблазнительно покачивая бедрами на каждом шаге.
– Эдж-плей?
– спросила она.
– Это то самое?
– Здесь все то самое, - ответил он. Кингсли еще раз похлопал ее по попке.
Она думала о том, как найти нож и исполосовать эту болтающуюся, хватающую за задницу руку, но слово «сестра» напомнило ей о вопросе, который она хотела задать.
– Могу я задать странный вопрос?
– Я могу на него не ответить, но спрашивать можешь, что угодно.
– Это была Элизабет?
– спросила она, и он взял ее под руку и повел вверх по лестнице.
– Элизабет? А что с ней?
– Сорен сказал, когда он был женат на вашей сестре, он изменял ей с кем-то. Ваша сестра увидела, как он целовал кого-то, и убежала, и тогда...
– Элеонор чувствовала себя неловко, поднимая эту тему, но она должна была знать.
– Сорен не сказал, с кем изменял, только то, что он любил ее.
– Он сказал, что любил ее?
– Вроде того. Я продолжала думать, почему он не сказал мне, кто она. А потом он рассказал о себе и Элизабет, когда они были детьми... и ваша сестра, приехала к вам в школу. Школа была только для мальчиков, но они позволили ей приехать. Почему?
– Потому что она была родственницей.
– Верно, - произнесла Элеонор и замолчала. Кингсли больше ничего не сказал.
– Я спрашиваю, была ли Элизабет той, с кем Сорен изменял вашей сестре? У них было испорченное детство. Они были одинокими. Инцест
– Покончила с собой?
– Да. То есть, увидев, как ее муж целует собственную сестру? Это кого угодно шокирует до смерти.
– Оui, может.
– Я хочу знать, кого он так любил, что изменял жене. Мне нужно знать, и я хочу знать.
– Понимаю, - ответил он.
– Но вы не ответите мне?
– Пока нет, - сказал он с улыбкой на губах. – Возможно, со временем. Но я скажу тебе вот что, ты на правильном пути. А теперь, пойдем со мной.
Кингсли сопроводил ее в комнату в конце коридора на втором этаже.
– Сегодня у моей подруги Блез день рождения, и мы устраиваем в честь нее небольшую вечеринку. Я подумал, тебе стоит прийти и посмотреть, в какие игры мы играем.
Он открыл дверь и проводил ее внутрь какой-то гостиной.
– Вот черт.
Везде, куда ни взгляни, Элеонор видела огонь. Высокие конусообразные свечи, все зажженные, покрывали каждую плоскую поверхность - столешницы, подоконники, и несколько дюжин стояло на полу в изящных серебряных подсвечниках. Пораженная представшей сценой Элеонор не заметила еще четырех людей в комнате, пока Кингсли не представил их ей.
Первой была Блез - именинница, на которой не было ничего кроме белой рубашки. Потом Батист, темнокожий и красивый, у которого был сексуальный акцент, не французский, но близко. Затем еще один мужчина - Свен, вроде бы. Она перестала слушать, потому что Блез теперь стояла обнаженная в центре комнаты.
– Начнем?
– Кингсли взял свечу, и виновница праздника легла на пол на большую деревянную доску. Все в комнате поступили так же. Вскоре все, включая ее, держали в руках по свече.
Блез подняла руки за голову и улыбнулась Кингсли.
– С днем рождения, ma fille.
– Он опустился на колени рядом с ней и поцеловал, и как только поцелуй прервался, он вылил свечной воск на центр ее груди.
Блез вздрогнула от боли. Элеонор вздрогнула от сочувствия. Остальные рассмеялись и зааплодировали. Музыка играла. Вино текло. И все один за одним по очереди капали воском на обнаженное тело Блез. Все, кроме Элеонор.
– Давай, ch'erie, - обратился к ней Кингсли, подбадривая ее.
– Я даже не знаю ее, - шепотом ответила Элеонор.
– Тогда у вас будет интересное знакомство.
– Кингсли наклонил голову к Блез. Он бросал ей вызов, чтобы она обожгла Блез, и она понимала это. Кингсли стоял на противоположной стороне от Блез и улыбался ей.
– Ты знаешь, что хочешь этого.
– Давление коллектива? Серьезно, Кинг?
– Мы все это делаем, - ответил он, его тон дразнил, но глаза были серьезными. И тогда она поняла, что это был не вызов, это был тест. И раз она хотела пройти тест, она обожгла ее.
Блез ахнула, когда горячий воск приземлился на внутреннюю сторону ее бедра.