Сыщик-убийца
Шрифт:
— Пунш с коньяком в третий номер на троих!
— Подайте! Бум!! — отвечал звучный голос, совершенно как в ресторанах Пале-Рояля.
Прошло несколько секунд.
Жан Жеди не говорил ни слова и, хмуря брови, исподлобья поглядывал на Берту.
Это ледяное молчание беспокоило Рене Мулена.
— Э, товарищ, что с вами такое? — спросил он. — У вас какой-то странный вид. Что-нибудь вас сердит? А я еще так рад был вас увидеть!…
— И я тоже; что касается вас, — ответил Жан Жеди. — Это ваша родственница?
— Нет, не родственница, но друг, и настоящий друг, на которого я вполне могу положиться. Ее присутствие не должно мешать вам говорить открыто.
Старый бандит почесал за ухом.
— Все это, видите ли… — пробормотал он, — когда надо говорить о серьезных делах, я не люблю, чтобы путались женщины.
Берта поняла, что необходимо привлечь симпатию вора и возбудить к себе доверие.
— Прошу вас смотреть на меня не как на женщину, — сказала она с живостью, — а как на товарища Рене, готового во всем ему повиноваться, способного на все.
— Способного на все?
— Да, на все.
— Так вы будете помогать нам в случае нужды?
— Как мужчина, и даже, может быть, лучше… Женщины могут иногда сделать многое, потому что их меньше остерегаются.
— А ведь это правда! Женщины — хитрые штучки! Они готовы посадить черта в мешок и снести его на рынок. Вы знаете, о чем идет речь?
— Рене рассказал мне немного…
— Да, и скажу, что она может нам очень помочь.
— Хорошо, мы сейчас это увидим. Подождите, пока нам принесут пунш с коньяком. Я уже пробовал его: ничего, недурен.
— Кстати, — сказал Рене, — я ходил сегодня утром на улицу Клэ.
— Я про это думал. Вы, однако, даром прогулялись: я был тогда в префектуре.
— Мне так и сказали. Я побежал было туда, а вас и там уже не было. Кажется, из-за вас выгнали буфетчика мышеловки и одного из сторожей.
— Тем хуже для них!… А ведь я тогда хорош был, не правда ли?
— Да, ничего.
— Я болтал ведь?
— Да, язык у вас свободно ворочался…
— Глупости, верно, я говорил?
— Напротив, вы говорили такие интересные вещи, что я с нетерпением ждал минуты, когда снова вас увижу, чтобы продолжить разговор.
— Что же я говорил тогда? — спросил с беспокойством Жан Жеди.
— Вы говорили о ночи 24 сентября 1837 года… О площади Согласия… О мосте Нельи.
— Удержи свой язык!… Идут!… — сказал поспешно старый бандит.
Вошел гарсон с пуншем в большой медной, некогда посеребренной чаше.
— Еще чего-нибудь? — спросил он, ставя на стол пунш и стаканы.
— Пока ничего. Тебя позовут, когда понадобишься, а теперь уноси ноги!
Гарсон ушел.
Жан Жеди налил стаканы и чокнулся с Рене и Бертой.
— Так она из наших, — начал он, обращаясь к механику. — Верно, тоже хочет, как и ты, получить частичку барышей?
— Нет, — возразил Рене, — это было бы несправедливо. Нас было двое, вы и я, двое и останется.
— Тогда из-за чего же она будет работать?
— Чтобы оказать мне услугу. Впрочем, ей достанется кое-что из моей части. Вы ведь говорили, что мы можем разом разбогатеть. Ну, если я буду богат и она тоже разбогатеет, и это было бы очень кстати, а то мои карманы пустеют.
— Ну, мы их набьем снова! Я обещал и умею держать слово. Дав слово, держись… И потом, ты был для меня добрым товарищем. В Сент-Пелажи твой кошелек был моим, и, если бы ты не заплатил адвокату, я, может быть, сел бы на два года, как Филь-ан-Катр! Я тебе заплачу за все. Только должен предупредить, что для начала атаки нужно несколько су, а я теперь совсем на мели.
— Вы можете располагать всем, что у меня еще осталось, — сказал Рене.
— У меня нет денег, — прибавила с жаром Берта, — но я предлагаю мое время, ловкость, энергию!
Жан Жеди с улыбкой взглянул на нее и положил ей на плечо руку.
— Э! — воскликнул он. — Да она совсем молодец! Она мне нравится!
— Она моя ученица, — сказал Рене, — я могу ею похвастаться.
Почувствовав на своем плече руку бандита, девушка вздрогнула и побледнела от стыда и гнева, но затаила свои чувства и сказала почти твердым голосом:
— Да, я его ученица, и вы увидите, что ему не придется стыдиться меня.
— Черт возьми! — воскликнул бандит, у которого недоверие сменилось энтузиазмом. — Это будет настоящее удовольствие работать с вами!
— Так вы говорите, — начал снова Рене, — что дело должно дать нам большие барыши?
— Огромные!
— Сколько?
— Сколько угодно.
— Сколько угодно… Это слишком неопределенно… Я хотел бы знать цифру… По крайней мере, знаешь, на что идешь.
— На что идешь?… Я сейчас расскажу вам, — ответил Жан Жеди глухим голосом, проглотив один за другим три стакана пунша. — Представьте себе, что я держу в руках честь двух человек, двух негодяев, которые хотели убить меня. Представьте, что эти негодяи богаты, у них миллионы… И что я уже двадцать лет жду мести и рассчитываю с вашей помощью взять большую часть этих миллионов, которые они украли!
— Шантаж, браво!… — сказал с убеждением Рене. — Это самые лучшие дела! В тюрьме вы уже кое-что говорили мне. Мне дело нравится!
— Да и мне тоже! — подхватила Берта, начинавшая входить в роль.
— Время должно было вам казаться долгим в эти двадцать лет!… — заметил Рене.
— Могу тебя уверить!… Ведь это тянется с 1837 года.
Берта вздрогнула.
— Тысяча восемьсот тридцать седьмого, — повторила она. — А какой месяц?
— Сентябрь.