Танец Опиума
Шрифт:
— Я обо всём позаботился. Все твои скудные пожитки уже в доме.
Сакура просто негодовала! Гнев одолел её за считанные секунды. Считая себя человеком довольно-таки сдержанным и уравновешенным, Харуно превратилась в дьяволицу и злобного черта из табакерки.
— Останови машину! — взревела она нечеловеческим голосом. Ей осточертело терпеть все эти выкрутасы братьев Учиха, которых она толком-то и не знала.
Итачи и бровью не повел, ведя себя так, словно ничего не слышал. Для него ор этой девицы был подобно писку комара. Маленький, разъярённый ребенок, которого лишили леденца, теперь он капризничает, рвет и мечет, испепеляя всё своими наивными детскими глазками.
—
Харуно в одной ночнушке, с дикой головной болью, полезла на переднее сидение а-ля акробат. Она сначала колотила кулачками преспокойного Учиху, а затем дергала его руки. Обладая железным терпением, Итачи старался не замечать этих детсадовских закидонов, пока та не начала громить ногами салон автомобиля. Черный мерседес остановился где-то посредине леса, не доехав до владений Учиха всего каких-то пятьсот метров.
Сакуру теперь уже ничего не сдерживало, и она орала во всю глотку что-то нечленораздельное, казалось, на совершенно другом языке. Итачи с предельным спокойствием терпел эту истерику и великодушно позволял себя бить даже ногами. Хотя такая вольность для обычных смертных означала немедленную казнь. Девушка как-то странно влияла на Учиху, заставляя его мириться с подобным неуважением.
Когда силы девушки заметно поубавилось, Итачи молча схватил кисти её рук и потянул легкую, словно перышко, барышню на себя. Сакура вырывалась и орала дуром. Казалось, вот-вот и она сорвет голос.
— Не надорвись от перенапряжения, — отметил Итачи, открыв дверцу машины и выскочив из неё, ухитрившись вытащить за собой и упирающуюся девицу.
Комментарий парня только подлил масла в огонь. Сакура попыталась высвободить свои кисти из мертвой хватки Учихи, но всё тщетно. В лесу было темно и страшно. Часы перевалили за полночь. Всё спало мирным размеренным сном, но только крикливая девушка решила внести что-то новое в ночной покой. Единственным источником света служили фары машины.
Сакура чувствовала босыми ногами грязь и слякоть. Видимо, недавно прошёл дождь.
— Отпусти! — вырывалась она. — Немедленно! Итачи, отпусти меня! Отпусти!
— Чего ты орешь-то? — с неким укором проговорил парень, поднимая её над землей, точно маленького ребенка. — Я тебя не насилую, не пытаю и не ругаюсь. Чего тебе надобно-то еще?
— Свободы, — сказала, как отрезала, девушка. — Вы оба уже порядком достали меня! Все мои проблемы только из-за вас!
— Твои слова мало что изменят, — спокойно парировал Итачи, закатив глаза. — Я считаю, что тебе безопаснее находится у нас, нежели разгуливать на твоей излюбленной свободе. К тому же, дурнушка, ты у меня в долгу. Если бы не я, то твои косточки были бы зарыты где-нибудь в лесу. Так возьми себя в руки и отработай свой должок. Я больше ничего у тебя не прошу.
— Это из-за Саске я оказалась в ту ночь в машине тех проклятых насильников! — плюнула Сакура.
— Мне плевать на то, что делает мой брат. Я помог тебе, теперь твоя очередь помогать мне.
— Тогда какого хрена мои вещи в вашем гребанном доме?! — вспылила снова девушка, срываясь на крик. — Отработать должок? Запросто! Но решать за меня, где я буду жить, и как это буду делать — не ваше дело!
Итачи с каким-то неподдельным любопытством смотрел на юную девушку и никак не мог надивиться этим свободолюбием и свободомыслием. Такие четкие приоритеты в столь раннем возрасте — нонсенс. Обыкновенно, такие, как она, до последнего не могут определиться, чего именно желает их душенька, никогда не упускают возможности пожить в богатстве и роскоши. А чего хочет эта? Свободы…
Учиха опустил разъяренную барышню и с той же невозмутимостью наклонился к ней. Девушка ожидала всего — удара, насилия или грубые слова, но только не этого… Итачи из хладнокровной и бездушной греческой статуи превратился в мгновение ока в беззащитного ребенка, требующего тепла и ласки. В его стеклянных глазах появилась не свойственная ему мягкость, как и в ту последнюю их ночь…
Итачи обнял Сакуру, прижав ту к своей крепкой груди. Весь гнев, который мощными волнами вырывался из сердца девушки, вдруг исчез. Ей позволили увидеть слабость еще одного сильного человека. Притом в этом случае слабость обволакивала толстая корка льда, которую не растопить никакими силами. Харуно уткнулась в плечо Учихи и успокоилась. На душе стало легче. Кошки больше не скребли.
— Твой брат на волоске от смерти, а тебе хоть бы хны… — тихо промычала девушка. — Неужели ты его совсем не любишь? Неужели и правда относишься к нему, как к глупому ребенку?
Этот вопрос сбил Учиху с толку. Только что Харуно кричала одно, а теперь задает вопросы, никак не относящиеся к делу.
«Удивительная девушка», — подумалось ему.
Итачи отстранился и молча пошел к машине. Девушка, как ни странно, без слов направилась за ним. Добровольно. Её уже никто не принуждал…
***
Сакура стояла перед зеркалом и разглядывала своё нескладное тело. Кое-где царапины и гематомы от пережитой аварии, но ничего серьезного. И вправду: словно в рубашке родилась…
Она понятия не имела, как очутилась в этом доме. В той же комнате, где и в прошлый раз. Одна, наедине со своими мыслями и чувствами. Харуно казалось всё это какой-то злой шуткой. Вселенная словно насмехалась над ней, издевалась и подбрасывала всё новые несуразные задания, которые были заведомо невыполнимыми. Пережить всё это? Немыслимо! Только вдумайся в ситуацию, и голова пойдет кругом!
Сначала её целует в кафешке какой-то больной придурок, а спустя месяц Сакура стоит нагишом перед зеркалом в его доме и ждет стилистов, которые должны сделать из серой мышки королеву на один вечер. Притом при всем, что в этом посодействовал уже не тот самый «больной придурок», а его старший брат… Это ничто иное, как насмешки судьбы…
Могла бы она когда-нибудь подумать, что вляпается в такое дерьмо? Да никогда! Что в детдоме, что в школе, что в университете — она была последним человеком, с которым могло случиться что-то из ряда вон выходящее. А тут вдруг такие страсти… А ведь скоро сессия, сдача экзаменов, учеба, да и работу со счетов списывать не стоит… Но теперь всё это, видимо, не имеет значения, ведь, наплевав на всех и вся, Харуно ждет стилистов, чтобы те помогли ей преобразиться.
«Да что же я за недоразумение такое?», — невольно подумалось Сакуре. Она сжала кулачки так сильно, что костяшки побелели. А затем её мысли вдруг кардинально изменили направление. Теперь они стали хаотичными и совершенно друг с другом не связанные. Кавардак в голове!
«Надо бы волосы подкрасить…» — подумала девушка, разглядывая себя в зеркале.
А вот что касается волос… Да черт её один знал, почему именно розовый. Натуральный цвет — нежно-карамельный с оттенком рыжеватого. Очень странное сочетание. Покрасив свои волосы в безобразный ярко-розовый цвет, что Харуно хотела этим сказать? О, нет… Это не привлечение внимания! Это всего лишь способ выражения, показатель её независимости. Этим цветом Сакура словно бы отгородилась от суеты повседневности и жестокой природы человека.