Тарч
Шрифт:
— Что ты все время ржешь?! — голос сидящего почти у края кузова мужика, которого за угрюмый вид Лом прозвал Утюгом, прозвучал громко и зло.
От неожиданности Лом среагировал на вопрос только удивленно сведенными бровями, но при этом не успел перестать строить очередную рожицу, и на секунду стал похож на Джонни Деппа в роли Джека Воробья, с одной из его многозначных придурковатых ухмылок.
— Придурок… — не громко, но так, чтобы Лом обязательно расслышал, бросил Утюг уже в сторону и в низ, отвернувшись ровно настолько, чтобы показать, насколько неинтересна ему ответная реакция парня.
— Ты мне, что ли? — Лом был так искренне удивлен, что даже не перестроился на
— А кому же? — Утюг снова повернулся к собеседнику, но быстро отвел глаза, — Ржешь, как дебил. А что тут смешного? Что тут смешного?! — Обратился он уже ко всем, — Где вы тут нашли анекдот, или что? Ладно, этот — дебил. А вы то что? Что вы за ним ржете?!
— Слышь, дядя, — с откровенным недоумением спросил Лом, — Ты что, перед выходом из дома сохранился?
Тарч про себя усмехнулся. А Лом то оказался не так прост, как могло показаться. Фраза: «Ты что сохранился?» — была совсем не из дворового и тем более из криминального лексикона. Это фишечка, намекающая на возможность сохранения игрового прогресса перед прохождением сложного эпизода, была из мира геймеров и гиков, с которым, судя по внешнему виду и повадкам, Лом мог соприкасаться исключительно в «World Of Tanks». Но он использовал фразочку так искренне и органично, что это заставило задуматься о том, насколько этот гоповатый парень на самом деле соответствует своему образу.
Лом вообще нравился Тарчу все больше и больше. Тощий, нескладный парень лет под тридцать, выглядел типичным гопником из девяностых. Его образ был настолько полным и точным, что казалось, специально воссоздан по фотографиям и кадрам из фильмов: кепка-уточка, плотная спортивная куртка, трико с тремя полосками по бокам, и давно вышедшие из моды ботинки с длинным слегка потертым носком.
Лом не сидел на корточках, не грыз семечки, но Тарч был уверен, что если он встанет и пройдется, то обязательно немного наклонится и будет выставлять носки ботинок слегка в сторону — как это делали представители подобной культуры уже добрую сотню лет. Несмотря на то, что внешний вид тощего буквально кричал о его криминальных наклонностях, он вызывал у Тарча исключительно положительные эмоции.
Для жителя окраин, пусть никогда и не соскальзывавшего на скользкую дорожку криминала, вот такие вот парни в кепках и остроносых ботинках всегда понятнее, чем обалдевшие от сытой жизни мажоры. Да, с такими не стоило встречаться в темном переулке. Но если вы живете с ними в одном дворе, каждый день здороваетесь и даже перекидываетесь парой фраз — они становятся для вас простыми и понятными людьми, предсказуемыми и не опасными. Чувство плеча и понятие «свой-чужой» им знакомы намного лучше, чем многим более цивилизованным и воспитанным братьям по разуму, что через слово бросаются фразочками по типу «человек человеку волк», «только бизнес, ничего личного» и прочим бредовыми сентенциями, способными оправдать любую мерзость.
А вот Утюг, хоть и имел весьма респектабельный вид, не вызывал ни капли симпатии. Мужчина лет сорока, в деловом костюме, с красивыми и, наверное, дорогими часами, сидел у борта слегка приосанившись, то ли желая сохранить идеальную осанку, то ли стараясь снизить нагрузку на больную спину. Его нельзя было назвать грузным и тем более толстяком, но Тарч хорошо знал этот тип людей. Его темное лицо с красноватым оттенком и начавшей дряблеть кожей указывало на любителя выпить, а затаенный, глубоко спрятанный, но если знать, куда смотреть, все-таки видимый огонек страха в глазах выдавал на чем-то разбогатевшего, но не уверенного в завтрашнем дне владельца небольшого бизнеса. Такие люди разъезжают на дорогих паркетниках, редко появляются без
Тарч всерьез заподозрил, что апокалипсис застал этого мужика в офисе, попивающего кофе после утренних расслабляющих ласк от податливой секретарши. Возможно, там был кто-то еще: парочка девчонок, умеющих разговаривать по телефону и работать с 1С-Предприятие, а потому называющихся менеджерами, пожилая женщина-бухгалтер, на знаниях и опыте которой держится вся фирма, ну и непременный атрибут любого провинциального офисного центра — ворчливая уборщица, никогда не успевающая закончить со своими делами до начала рабочего дня.
Что он сделал, когда понял, что сотрудники офиса проявляют ненормальное желание сожрать его драгоценную тушку? Убил всех? Или заперся в кабинете за толстой дверью и двое суток гадил в цветочные горшки, стараясь производить поменьше шума? Вряд ли он рвался домой. Дети упорхнули из семейного гнездышка куда-нибудь в столицу и стараются не беспокоить папу даже звонками. А располневшая и порядком надоевшая жена, прекрасно осведомленная обо всех его интрижках, мужа давно не любит, да и не вызывает ни любви, ни желания защитить. Тарч почувствовал, как внутри него начинает разгораться совершенно неуместный гнев. Почему такие вот, без заслуг обласканные жизнью, никому не нужные, выживают, а Кирилл, рискнувший жизнью ради жены и дочки соседа, не испугавшийся выйти из дома на кишащую монстрами улицу — погиб?
Между тем, конфликт между Ломом и Утюгом разгорался как куча хвороста. Не привыкший оставлять без ответа наезды и оскорбления Лом с каждой фразой усиливал напор, а его оппонент хоть и был уже готов пожалеть о без повода брошенной фразе, но под действием разгоревшихся эмоций уже не мог отступить. Взаимные оскорбления постепенно подводили ругань к той черте, когда нужно или замолчать, или начинать драться, и Лом уже начал привставать, демонстрируя готовность, но, как это обычно и бывает, между двумя лающимися мужиками, встала женщина. Тучка бесстрашно внедрилась между мужмками, успокаивая их по очереди и стыдя, и, наконец, уговорила Утюга замолчать, уступив Лому право сказать последнее слово.
Лом, к его чести, обрадовался возможности не доводить конфликт до мордобития не меньше окружающих. Уже через несколько секунд он примиряюще улыбнулся.
— Ты, бать, что вообще-то разозлился? Понятно, мужика своего девка убила. Это плохо. Ну, давай теперь плакать целый год. Сделанного не воротишь. В той жизни нам уже не жить, если, вон, братишка не врет, — Лом кивнул на Тарча, — Надо про новую думать. Я, вон, с Жекой, со своим, и огонь, и воду прошел. А я его ломиком. Да и дядя Вася свой был мужик. Ну, мне что теперь? Давайте все повесимся, вон там, на суку. Все мы тут, кроме Тучки, кого-то приговорили, — Лом обвел всех присутствующих длинным вопросительным взглядом, и никто не ему не возразил, — Хан вон темнит. А ясно же — не просто так он в окно сиганул. Ты, может, и чистенький. А люди жить хотят, а не умирать. Ты вот, как тут оказался? По белой простынке пробежал?
Тарч был бы не против сейчас рассказать всем о своей версии — с податливой секретаршей и загаженными цветочными горшками, но предпочел промолчать, как делал всегда, когда не был уверен в своей полной правоте. Не нравился ему Утюг категорически. Но было в этом чувстве что-то от сугубо материальной зависти, от неудовлетворенности не во всем устроенной собственной жизни, а потому казалось оно, это чувство, некрасивым и неправильным даже самому Тарчу. А вот Тучка, свободная от негативных эмоций и лишней рефлексии, молчать не стала. Она робко поднесла руку к плечу мужчины и попросила: