Тайна Шампольона
Шрифт:
Когда я остался один, ко мне подошел палубный офицер. Он явно был не в своей тарелке:
— Кажется, вы хорошо знаете генерала Бонапарта?
— Это точно, — сказал я.
— А правда, что он поменял название своего корабля?
— О чем это вы говорите?
— Его корабль назывался «Санкюлот»! Его переименовали в «Восток» ради простого удовольствия генерала и ради его экспедиции!
— Какая разница? «Восток» — разве это не лучше, чем «Санкюлот»?
— Нельзя просто так менять названия кораблей. Есть правила, которые необходимо соблюдать! Это целое таинство.
Но республиканцы плевать на это хотели. Океан заставит нас за это заплатить. Мы узнаем, что такое несчастье… Этот корабль сгорит. Он потонет сам или будет пробит ядрами Нельсона. [45] В этом я уверен…
Передо мной вдруг появилось лицо любимой жены, взволнованное, каким
Моя мечта, неужели она приведет меня к кошмару?
Потом прошло время, и я забыл о предсказании моряка. Верить в суеверия, в это или в любое другое, недостойно ученого. Мне было достаточно вспомнить о том салонном педанте и его статуэтке, чтобы заулыбаться. Какие дремучие идиоты!
45
Горацио Нельсон (1758–1805) — английский флотоводец, адмирал. В 1793 г. командовал линейным кораблем. В бою под Кальви (Корсика) в июле 1794 г. потерял правый глаз, а в 1797 г. в бою при Санта-Крус (о. Тенериф) — правую руку. С 1798 г. командовал эскадрой, направленной в Средиземное море для противодействия Египетской экспедиции Наполеона. Неоднократно громил французов — в частности, в сражениях при Абукире и Трафальгаре. В последнем сражении был смертельно ранен.
Мы опровергнем все эти глупости, образцовой жертвой которых должен был стать «Восток», судно вполне прочное. Мы пойдем в Египет, и там, на месте, армия Бонапарта станет завоевательницей, ибо ее главнокомандующий — наилучший из стратегов. Мифическая письменность фараонов? Наука ответила на всё пункт за пунктом; наука отвечает на любые вопросы. Я и вообразить не мог, что Египет, как и предполагала моя дорогая Гортензия, собирался предложить мне поровну счастья и величайших сомнений. [46]
46
Перечитав свой текст, я вдруг вспомнил одну историю, которая, возможно, будет интересна именно сейчас и которой Орфей Форжюри или Фарос-Ж. Ле Жансем тоже смогут воспользоваться, если сочтут нужным, когда каждому из них придет очередь писать. Я слышал, в списке добровольцев, которые записались в состав экспедиции, стояло имя Шампольона. Хочу уточнить: нет, это не тот, кого Форжюри полагает будущим расшифровщиком иероглифов. Речь идет о его брате, о Шампольоне-Фижаке [Жак-Жозеф Шампольон — Фижак (1778–1867) — лингвист и антиквар, старший брат Жана-Франсуа Шампольона. После смерти брата издавал его рукописи.]. Ему отказали в месте, на которое он претендовал. Из-за этого он остался во Франции и не принял участия в нашем приключении. Правда ли это? Нужно ли об этом писать? Я просто констатирую факт. Позже мы узнаем, что с ним делать и сможет ли эта информация пролить некий свет на наше дело. — Прим. автора.
ГЛАВА 3
ВЕРШИНА ЭТНЫ ПРОНЗАЛА ГОРИЗОНТ…
Вершина Этны пронзала горизонт. Дым угрожающим столбом поднимался в незапятнанное небо. Быть может, это древние боги посылали нам зловещий сигнал? Мы только что обошли Сицилию. 8 июня в лучах заходящего солнца показался остров Гозо. Завтра будет Мальта.
Этой ночью моряки и солдаты возобновили пение. Голоса доносились то с одного борта, то с другого. Припев, начатый на «Востоке», несся к «Щедрому», затем к «Вильгельму Теллю», «Диане», «Артемиде», «Тимолеону», «Счастливому», потом перелетал с левого борта на «Справедливость», «Спартанца», «Воинственного», «Аквилон», «Меркурий» и вновь возвращался на «Восток». Мы начинали думать, что это наше собственное эхо, и этот мираж еще больше сплачивал наши ряды.
Когда ветер повернул и возвратился ко мне, я услышал странное бряцание, исходившее от нашего воинства. Наконец-то встала луна. И тогда я увидел людей, собравшихся на палубах и заряжавших оружие. Они передавали друг другу порох. Значит, Мальта не будет просто стоянкой. Мы собирались там воевать.
Серый рассвет понемногу разрывал тихую ночь. Голоса стихли, лица повернулись к носам кораблей. Словно добычу искали. Я весь дрожал то ли от усталости, то ли от страха.
Предполагаемый противник и его грозный берег вырисовывались в первых отблесках дня. Мальта выглядела как крепость, выбитая в камне, окруженная насыпями, амбразурами и брустверами, что казались неприступными. И она не зря имела такую репутацию. Как преуспеть там, где до нас уже потерпели неудачу сорок тысяч турок? Бонапарт ответил на этот вопрос, окружив остров. Корабли под командованием адмирала Брюэйса начали маневрировать.
Новости распространялись по палубе «Востока», Наши войска не встретили сопротивления. Однако Бонапарт не кричал о победе. Эскадра Нельсона плавала где-то неподалеку. Она разыскивала нас и в любой момент могла атаковать.
Всех этих укреплений, которые только что взял генерал Ланн, [47] не хватило бы, чтобы нас спасти. Надо войти в Ла Валетту. Но столица пока держалась стойко. Главнокомандующий направил туда огонь своих орудий. Но как начинать осаду? Толстые гранитные стены не боялись французских ядер.
47
Жан Ланн (1769–1809) — генерал, будущий маршал и герцог Монтебелло. Был убит в сражении при Эсслинге.
Чтобы их пробить, потребуются века!
Наступила ночь этих первых суток, одновременно победоносных и нерешительных.
Со своей стороны Фердинанд Гомпеш, [48] великий магистр ордена, пленник своего дворца, собирал баронов острова. Рыцарей Мальтийского ордена было не больше пятисот. Многие уже давно достигли возраста, в котором обычно уже не ведут войн. В то время как французы еще только продумывали военные хитрости, которые могли бы им позволить разбить оборону Ла Валетты, рыцари уже решили, что капитулируют.
48
Фердинанд Гомпеш (1744–1805) — 71-й великий магистр (1797–1799) Суверенного Военного Ордена госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского, Родосского и Мальтийского (осн. В XI в.). Сдал Мальту французам, после чего уступил свой титул российскому императору Павлу I.
Чем объяснить столь быстрый отказ от борьбы? Возможно, причина крылась в страхах ночи, отмеченной бесчисленными беспорядками. За насыпями мальтийские часовые стреляли вверх, веря, что стреляют по французам. Население больше не поддерживало Орден, и внутри него также царил раздор. Некоторые хотели вступить в переговоры, другие все-таки желали сражаться. Постоянно ходили какие-то слухи. Говорили, что французская армия уже входит в Ла Валетту. Себя считали побежденными, еще не начав сражение.
Поражение было предопределено. По крайней мере так говорили у нас, когда судьба госпитальеров Святого Иоанна Иерусалимского уже решилась. 11 июня они сдались. История запомнила, что Мальта и ее тысячелетний Орден рухнули в один день и одну ночь.
Официальная цель нашей экспедиции состояла в том, чтобы освободить людей от ярма угнетателей; Франции назначено было всюду сеять разум и свободу. В Египет мы шли воевать с Англией, а заодно должны были освободить страну от мамелюкской [49] диктатуры, от режима жестоких и своенравных воинов, пришедших с Кавказа. Мальта находилась на пути туда, а посему феодальный Орден не имел шансов против революционных идеалов. Было ли все это достаточным основанием дня того, чтобы за несколько дней все перевернуть? Во всяком случае, административные и общественные структуры были реформированы, а мусульманские пленники освобождены.
49
Мамелюки (араб. — рабы) — профессиональные воины. Первоначально это были тюркские военнопленные, купленные египетским султаном Ноджем-эд-Дином у монголов в XIII веке. В 1251 году мамелюки избрали из своей среды султана и образовали две династии: Багаридов (1254–1382) и Борджитов (1382–1517). Турецкий султан Селим I, покорив Египет, поделил его на 24 области и поставил во главе каждой из них мамелюкского бея. С течением времени, после того как размещенные в стране после турецкого завоевания шесть янычарских корпусов утратили всякое значение, мамелюкская конница стала единственной реальной силой Египта.
В сдаче острова Республике было что-то вынужденное и даже поспешное. Победитель, казалось, хотел задушить древнюю историю, очистить ее от прошлого и разом искоренить организацию Мальтийских рыцарей. Таким образом Бонапарт вырабатывал свое видение политической стабильности. Свою нетерпимость к этому острову он объяснял следующим образом: это необходимо. Намечая Мальту, промежуточный пункт между Западом и Востоком, он как бы добавлял камень в фундамент, на котором строил самые безумные свои мечты.