Тайны темной осени
Шрифт:
Попытки тёти Аллы нас поженить с каждым разом становились всё назойливее и изощрённее. Она изводила меня разговорами на тему, что старая дева и что тикают часики, надо рожать, а чтобы родить, замуж пора, ой, пора-а. Сенечка, может, и не был против женитьбы, ему что мама скажет, то и ладно. Возражала я, не понимающая собственного счастья.
Засада.
Что с ними теперь делать?
Я малодушно отступила за угол. В парадную можно ведь пройти и из внутреннего двора. Дом придётся обойти… с тяжёлым пакетом руке… ну да что не сделаешь, лишь бы с такой роднёй нос к носу не
Хоть бы предупредили заранее! Я бы им номер в гостинице нашла. У меня квартира маленькая, однокомнатная — слишком громкое название. Еврооднушка это. Студия. Большая комната, кухонный блок, коридорчик и санузел. Ещё балкон, который я думала утеплить и превратить в продолжение квартиры. Но на это нужно было не меньше половины миллиона, их не было, влезать в кредит не хотела, достаточно ипотеки. И пусть ежемесячные выплаты отъедают от моей зарплаты всего лишь десятую часть, всё равно…
Я старалась платить вперёд, больше, чем положено. На жизнь мне было надо не так уж и много, самая большая статья расходов была — каршеринг и такси, когда по каким-то причинам не могла или не хотела вести машину сама. По моим подсчётам, если я не потеряю работу внезапно или потеряю, но тут же найду другую с не меньшим уровнем зарплаты (а я найду, мой профиль сейчас очень востребован), при нынешнем графике платежей я полностью избавлялась от ипотеки года через четыре. Вот тогда и подумаем насчёт тёплого балкона. Кредиты — зло.
В квартире стояло сухое тепло — по ночам уже начали протапливать; батарея радостно погрела озябшую руку горячим боком. Отлично! Я сняла мокрую одежду, сунула в стиральную машину. Поставила чайник, налила в кастрюлю воды под пельмени. Где-то в глубине души зашевелилась совесть: в тепле сидишь, а родня твоя под дождиком на лавочке мается…
Я держалась.
Такая это родня, что… Когда мама болела, где они были? Когда я ногу сломала, где их носило? И не в деньгах дело, а слово бы хоть доброе по телефону сказали. Нет, одни претензии, почему не приехала и не помогла им двор от снега расчистить. Со сломанной ногой, ага.
Эта святая простота, уверенная в том, что весь мир, включая ближнюю и дальнюю родню, живёт ради того, чтобы решать её проблемы…
Тётя Алла на самом деле мне не тётя. Это жена брата жены дедова, матери нашей с Олей отца, племянника (да-да, бабушка кошки её сестры!) Но так получилось, что наш дом стоял рядом с тётиАллиным с домом, соседи, так сказать. Дед её привечал, больно племяш непутёвый удался, сгинул однажды зимой, по пьяни заснув в сугробе, и не спасли. Ну как бы… осталась молодуха одна с маленьким сыном. Не бросишь, своя же кровь. А эта кровь на шею уселась, ножки свесила и болтала там ими до самой дедовой смерти.
В общем, я как уехала из того Всеволожска в Политех учиться, так назад и не возвращалась. Дом тётке достался, даром. Оля предлагала разные интересные варианты, мама запретила.
— Пусть её, — сказала она — Не хочу ввязываться в эти дикие дрязги.
Не хотела настолько, что подалась на юга, в Хосту. Там и живёт до сих пор, гостевой дом для приезжих держит, горя не знает. Оля к ней собиралась скоро наведаться. Звала меня, но я сомневалась. Это минимум недели две, на меньшее в Хосту выбираться — грех. А кто отпустит… Как я сама проект накануне дедлайна брошу…
А жаль. Бархатный сезон сейчас на Чёрном море.
Возвращаясь к тёте Алле: сначала Сенечку своего она хотела на Оле женить. Очень обиделась, когда Оля Алексея нашла. Специально, значит, в сердце ранила, в городе этом своём скурвившись, в самое нежное ударила безжалостно, неблагодарная. Теперь вся надежда была только на меня. Очень мне нужен был, по мнению тётки, маменькин сынок, рохля, слюнтяй, любитель пива и поторчать за танчиками всё свободное время. Пропаду я без него, одна. Детей, опять же, рожать мне надо, двадцать семь лет, перестарок страшный. Кто ещё возьмёт-то такую? Только наш Сенечка! И в конце этой тирады платочком глазки промокнуть свои заплывшие, мол, глядите, на какую жертву страшную единственного сына толкаю!
Что об этом думал сам Сенечка, я не знала и даже не догадывалась. Я в детстве, помню, в него лягушками швырялась, а он визжал, как девочка, боялся их очень. Мне же смешно было до колик — такой большой толстый мальчишка, старше меня на целую вечность, аж на три с половиною года, и — боится лягушек…
Я заваривала кофе, когда в дверь позвонили. И, не дождавшись немедленной реакции, позвонили снова. Потом вообще вжали кнопку звонка, чтобы звенело непрерывно. «Убью!» — мрачно подумала я, а потом подумала, может, у соседей что стряслось. Слева, балкон в балкон со мною, жила в однокомнатной, только полноценной, с отдельной кухней, квартире пожилая пара, очень интересные люди. С дедом я иногда играла в шахматы, с переменным успехом. Бабулечка пекла та-акие пирожки с вишней, — закачаешься… а в шахматы обставила меня в два счёта. Мастер спорта у человека, несмотря на возраст. До сих пор в клубе активно играет, заодно ведёт детскую секцию. Мало ли что там могло случиться… плохо стало… воду прорвало…
Я не посмотрела в глазок, открыла не глядя, за что и поплатилась немедленно же.
Вначале в коридор заехали два огромных мокрых чемодана, с их колёс сразу же потекло на белую, под доску, плитку грязным. Затем въехал необъятный живот, а уже за животом сама тётя Алла. После неё просочился и Сенечка. Сухо щёлкнул замок.
— Здравствуй, Римушка, здравствуй, родная! — полился мне в уши тёткин елей. — А как похудела-то, бедная, не болеешь ли? А мы вот приехали в гости к тебе, да тебя нет и нет всё… потом смотрим, в окнах свет зажёгся, ну и попросили впустить… к племяннице-то… в сто сорок вторую… Век не виделись. Сенечка, не стой, повесь шубку-то мою…
Шубку. ТётьАллина шубка — это какой-то слоновьих размеров тулуп, по другому не скажешь. И он сразу занял собой всё место на вешалках в прихожей, клешерукий Сенечка уронил мою куртку, когда вешал, поднял и приткнул её снизу.
Кто же вам адрес мой выдал, хорошие мои? Прямо вот до номера квартиры. Оля точно не могла, она мне не враг…
— Тётя Алла, — сказала я решительно, — ничего, что уже половина двенадцатого ночи? Вы позвонить не могли заранее?
— Зачем? — искренне изумилась она. — Сюприз, Римушка, он куда веселее, когда без звонка, внезапно!
Да уж. Веселье из меня сейчас прямо пёрло, мегатоннами. Скорее, кирпичи, я б сказала.
— А мы вот вареньица тебе привезли, своего, родного, без этого вашего городского ГМО. И курочку я запекла по правильному рецепту. И…
Я представила себе эту курочку на своей кухне: правильный рецепт отчего-то включал в себя дикое количество чеснока. Чесноком, собственно, от одного из баулов и пахло. И не тонкой ноткой, способствующей разогреву аппетита, а прямо вот началом газовой атаки.
— Мне завтра на работу, — сказала я. — Рано. Так что, тётя Алла, никаких курочек. Вы сейчас поедете в гостиницу…