Тени заезжего балагана
Шрифт:
Отблески этой войны Окумура отчётливо видел на самом дне глаз Ооно, где горела самая настоящая ненависть. Должно быть, сам градоправитель со стороны выглядел так же: стоило ему только вспомнить о госпоже Тё и о том, на что им пришлось пойти в прошлый раз, чтобы изгнать её из этого города, как ногти сами впивались в ладони, лицо каменело, а сердце словно замирало над бездонным ущельем, куда вот-вот собиралось ухнуть...
Он надеялся больше никогда не видеть ни этой женщины, ни её мёртвой маски, за которой, как иногда казалось Окумуре, не было вообще ничего, кроме голодной тьмы. И вот неделю назад она вернулась. И не просто тихо заползла в угол,
Всю неделю он хоть и трясся от страха, со дня на день ожидая, когда колдунья в белом решит к нему заявиться и потребовать своё, но всё же сидеть сложа руки Окумура не мог. Пускай они с Итиро Хаяси вместе вляпались в эту историю – да так, что до конца жизни не отмыться, – кто-то всё-таки должен был вырваться из этого порочного круга. Или хотя бы попытаться это сделать.
Сколько раз Окумура говорил со старым товарищем о том, что стоит привлечь к этому делу тайную полицию, но ответ Итиро оставался прежним:
«Я бы не стал этого делать», – качал головой он, стоило только Окумуре в очередной раз завести разговор о тайной полиции. – «Даже среди этих преданных императору фанатиков найдутся люди, которых можно купить, и наверняка наш противник уже до этого додумался. Даю палец на отсечение – у этих мерзавцев есть свои связи даже в таком закрытом ведомстве. Рисковать нельзя…»
Окумура и сам понимал, как велика была опасность вновь навлечь на себя гнев колдуньи, но больше жить в страхе он попросту не мог. Годы шли, а градоправитель не молодел, да и с сердцем всё становилось хуже день ото дня. Одному Дракону было ведомо, сколько Окумуре было отведено дней в этом мире. И проводить это время в страхе, пускай и перед ведьмой, градоправитель не намеревался.
Когда Окумура узнал о приезде балагана, он решил действовать. Градоправитель освободил своего самого толкового помощника от всех других дел, и Яно бегал по всему Ганрю, тайно собирал сведения, подслушивал разговоры и опрашивал особенно охочих до болтовни очевидцев, побывавших в балагане. За минувшую неделю в тайном ящике стола Окумуры, который градоправитель запирал на ключ, скопилось множество письменных свидетельств тех, кто своими глазами видел колдовство госпожи Тё.
А чтобы натравить на балаган тайную полицию, большего и не требовалось.
Тайная полиция жестоко наказывала тех, кто осмеливался идти против воли императора. После того, как колдуны клана Мейга убили принцессу Химико и спалили почти весь Дайсин дотла, ни у кого не оставалось сомнений в том, что основатель новой императорской династии, Тайга-но Ёмэй, будет жестоко мстить уцелевшим мятежникам и всем причастным к заговору.
Не успели стихнуть пожары в столице, как новый император собрал под своим началом людей, которые ненавидели происки колдунов так же сильно, как и он сам. Спустя несколько лет сила тайной полиции стала настолько велика, что с ней приходилось считаться всем – ведь этим людям благоволил сам император, и отчитывались они о проделанной работе ему лично.
Безобидного колдовства для тайной полиции попросту не существовало. Если ты не был каннуси и не готовился ступить на путь служения Великому Дракону, то за колдовство
Окумура так и не сумел позднее сказать, сколько они с Ооно так простояли, погрузившись каждый в свои безрадостные мысли. Но заместитель главы тайной полиции прервал молчание первым:
– Завтра в Ганрю прибудет Мидзогути, мой доверенный помощник. От этого человека ещё не ушёл ни один колдун, так что вы можете быть спокойны, Окумура: если в этом балагане и впрямь творится что-то неладное, мы с Мидзогути поможем навести здесь порядок.
– Я знал, что могу на вас положиться, – не сумел скрыть облегчения градоправитель. – Поверьте, как только вы окажетесь в этом балагане, у вас не останется никаких сомнений в том, что за всем стоят колдуны.
Окумура умышленно не стал называть ничьих имён, чтобы у Ооно не возникло к нему ненужных вопросов. Никто не должен догадаться о том, что его, Итиро Хаяси и госпожу Тё когда-то связывали и продолжают связывать общие дела.
Уверенный тон Ооно успокоил градоправителя, но для пущей верности он всё же решил съездить завтра в святилище и помолиться Великому Дракону об успехе предприятия. В таком непростом деле заручиться помощью маморигами будет нелишним.
***
Шторки в крытом экипаже, который вёз Окумуру домой, были плотно задвинуты. Верхом тучный градоправитель уже давно не ездил, а рикши заметно уступали лошадям в скорости. Поэтому по городу Окумура передвигался исключительно в экипаже. Это был щедрый подарок от гильдии глэндрийских купцов, которой Окумура в своё время помог наладить торговлю по всей провинции Тосан. С каким бы подозрением тейсэнцы ни относились к своим заморским светлоглазым соседям, которых на острове с каждым годом становилось всё больше, нельзя было не признать – жители Глэндри умели быть благодарными.
По крыше экипажа глухо застучал дождь. Один из первых предвестников надвигающейся осени, он был не в пример холоднее своего летнего собрата, приносившего измученным жарой людям и посевам желанную прохладу. Ветер приподнял шторки экипажа, явив взору Окумуры тёмную и пустынную улицу…
И в тот же миг за окном мелькнуло светлое пятно, напоминавшее тонкий женский силуэт, облачённый во всё белое.
От ужаса у градоправителя прихватило дыхание, а сердце пустилось в рваный и бешеный пляс. Окумура не хотел верить в то, что он только что увидел, ведь это могло значить только одно – госпожа Тё узнала о прибытии в Ганрю тайной полиции и догадалась, кто за этим стоит.
Градоправитель вжался в сиденье, словно желал, чтобы оно поглотило его и на какое-то время спрятало ото всех напастей. Окумура прислушивался к каждому шороху, доносившемуся с улицы, вздрагивал от каждого скрипа колёс и хриплого окрика возницы, который понукал лошадей. Он ожидал, что вот-вот бледные и тонкие пальцы отодвинут шторку, и за окном покажется белое и неживое лицо маски, которую госпожа Тё не снимала никогда. Не счесть, сколько раз Окумура видел это лицо в кошмарах, сколько ночей он провёл без сна, дрожа от ужаса под одеялом в собственном доме. Из каждого угла ему мерещился мёртвый оскал маски, её трупная бледность отражалась в каждом сполохе света, долетавшем с улицы…