Теперь всё можно рассказать. Том второй. Боги и лягушки.
Шрифт:
– Входите, гости дорогие! – девочка указала правой рукой на коридор. – Молодая барыня уже ждёт вас!
Мы вошли, сняли ботинки и куртки. Верхнюю одежду повесили на фигурные медные крючки, рядами торчавшие из стены возле входной двери.
– Уборная здесь! – девочка указала на весьма сколоченная из толстых досок розового дерева массивная резная дверь.
Фигурная дверная ручка была отлита из томпака и как следует отполирована. Своим видом она изображала василиска. Круглое куриное тело его маскировало под собою массивный замок. Сделанная в форме птичьего
Я взялся вспотевшей от волнения ладонью за ручку и потянул вниз. Дверь открылась.
Я потянул её на себя.
Поддавалась она с трудом. Тяжёлая была дверь, массивная.
Девочка в переднике и чепце щёлкнула выключателем. Только тогда я обратил на него внимание.
Он торчал из стены прямо возле двери. Массивный был выключатель, керамический. И щёлкнул он так… Солидно, что ли?
Ну, не важно!
Короче, зашли мы с Мишей в ванную.
Она была великолепна.
Выложенный плитами белого мрамора пол весь был застлан до хруста выстиранными ковриками красного бархата. Края каждого из этих ковриков украшали густые поросли золотистой бахромы.
Фарфоровый унитаз весь был расписан выполненными синей тушью эротическими сюжетами.
Это были очень красивые, намеренно незавершённые эскизы. Тонкими нитями аккуратно вились едва намеченные рукой мастера контуры. Небрежные и в то же время удивительно точные, будто прорезанные острой бритвой на мягком человеческом теле штрихи образовывали гениальные в своей удивительной простоте рисунки.
Воистину, орды совокупляющихся китайских демонов – это то, что надо!
Раковина и ванна переливались отполированным до блеска розовым мрамором. Неброско блестели краны из начищенного до блеска томпака, – такого же точно, из какого была сделаны дверная ручка.
Над раковиной висело гигантское медное зеркало прямоугольной формы. С двух сторон от него располагались алебастровые электросветильники. Они были приделаны к стене при помощи фигурных ножек из нечищенной позеленевшей меди.
Потолок был обрамлён роскошной лепниной из белого гипса.
Немало труда было затрачено на то, чтоб изготовить всё это великолепие.
Под потолком клубками извивались отлитые в молочном гипсе змеи, выглядывали из дубовых листьев рожи похотливых фавнов, хищно смотрели мрачные лики большеглазых медуз.
Напротив ванны висело ещё одно зеркало, – на сей раз не медное, а серебряное. Оно было раза в два больше того, что возвышалось над раковиной. Рядом с ним красовалась эротическая мозаика. Сюжет её был довольно прост.
Одетая в короткий, едва доходивший ей до колен белый хитон без рукавов девушка идёт по песчаному пляжу, по самой его кромке. Босые ступни её то и дело накрывают белоснежные барашки набегающих морских волн. Сама девушка загорелая, упитанная, но при этом довольно фигуристая. Солнце за её спиной клонится к закату.
Под мозаикой была выложена надпись. Сложенные из мелких осколков чёрного стекла крупные кривые буквы складывались в
Над огромной ванной из розового мрамора красовалась занимавшая добрую половину стены фреска. Если мозаика имела характер откровенно эротический, – фреска была форменной порнографией.
Сюжет её был таков. На лесной поляне лежал огромный валун. На валуне сидел изнемогавший от удовольствия фавн. Возле фавна пристраивались пять совершенно голых нимф. Одна из них мастурбировала лесному жителю, в то время как другие хватали его за руки и за ноги.
Сатир на фреске получился коренастым, мускулистым и совсем не толстым. О нимфах то же самое сказать было нельзя. Тела у них были белые, безо всякого загара, жирные и дряблые. Изнеженные.
Понимаете… Бывает так, что художник изображает толстую девушку, но при этом видно, что она хоть и толстая, но под слоем жира у неё находятся довольно-таки развитые мышцы. Тут ничего подобного не было. Нимфы были не только жирными, но ещё и дряблыми. Казалось, они всю свою жизнь только жрали и почти не двигались. Жили себе где-то в темноте, жрали постоянно, нежились без конца, охали, не двигались и вообще ничего не делали. При этом они всё равно были довольно красивыми.
«Трудно, наверное, так разжиреть на одних фруктах!» – подумал я, глядя на фреску.
Почему на фруктах? Ну, а что ещё должны есть нимфы?!
Так я думал тогда. Думаю, мне простительно было так думать. Мне всё-таки только двенадцать лет тогда было.
Фреска мне понравилась. Пока мы с Мишей мыли руки, всё время разглядывали её.
Когда мы уже вытирались и собирались было уходить, я каким-то чудом разглядел под этим благолепием надпись. Сделать это было непросто. Выведенные чёрной краской печатные буквы были настолько мелкими, что разглядеть их смог бы далеко не каждый зритель.
Надпись гласила: «Послеполуденный отдых фавна. По С. Малларме».
«Бедный Малларме!» – подумал я, прочитав надпись.
Мы с Мишей вымыли руки, умылись, пошли вытираться. Прямо под мозаикой на жуткого вида медном крюке висели белые накрахмаленные полотенца из тонкой и гладкой хлопковой материи. Золотыми нитями на них вручную были вышиты бурбонские лилии и реакционные девизы. Украшавшие полотенца слоганы я отлично помню и сейчас: «Dieu le Roi!»; «Vae victis!»; «Fera potentia!».
«Fera potentia!» – девиз Тони Боженко. На русский язык его стоило бы перевести как «Дикая мощь!». Но у нас перевели как «Неограниченная власть!».
Когда-нибудь я ещё расскажу про этот девиз. Если успею, конечно.
Мы вышли из ванной.
Я хотел закрыть за нами дверь. Взялся за ручку, думал, что сейчас толкну дверь, и она закроется, – но тут обратил внимание на те сюжеты, что были неаккуратно вырезаны на толстых досках розового дерева.
Я пришёл в ужас.
Точнее, я сначала пришёл в ужас. Потом мне стало жутко неловко. Лишь за этим я подумал: «Боже мой, как я это всё не заметил раньше?!».
Да, я сильно удивился тогда, почему не разглядел чудовищной резьбы до этого.