Точка преломления
Шрифт:
— У нее на хвосте солдаты? — спросил Риггинс.
— Возможно, — ответил Уоллис. — Ты ведь немного знакома с такой ситуацией, а, Миллер?
Я сглотнула.
— Нет, — непреклонно сказал Чейз. — Действует код-1. Кто угодно может сдать ее ради талонов на еду. А если ее увидит солдат...
— Ты никогда так не волнуешься, когда Уоллис отправляет в город меня, — сказал Риггинс.
Чейз проигнорировал его.
— В отношении людей вроде нас всегда действует код-1, — сказал Уоллис. — Кроме того, ее будут прикрывать все, кто только
Как если бы выйти из гостиницы "Веланд" было для меня недостаточно рискованно, Риггинс, человек, который — несомненно — ненавидел меня, был назначен на обеспечение моей безопасности. Великолепно.
— Я не посещаю палаточный городок, — сказал Шон. Краем глаза он тревожно наблюдал за мной.
— А я не мою окна, — сказал Уоллис. — И тем не менее завтра ты туда пойдешь.
Чейз наклонился к Уоллису, но говорил достаточно громко, чтобы слышали все.
— Не делайте этого.
Уоллис поскреб рукой свою щетину.
— Ты предпочтешь прятаться всю свою жизнь? Просидишь здесь понапрасну до старости?
— А разве вы делаете не это? — парировал Чейз. — Почему вы никогда не выходите, Уоллис? Неужели ваша жизнь настолько ценнее ее?
Комнату наполнило напряженное молчание. Мои щеки горели, будто вспышка Чейза была моей собственной. Никто не бросал Уоллису подобных вызовов, даже если грубость была оправданной.
— А это уже на грани нарушения субординации, — заметил Риггинс.
— Черт тебя побери, но это так. — Уоллис подошел к Чейзу. Он были ниже, уже в плечах, но его взгляд выражал бесстрашие. — Кому-то нужно оставаться здесь, Дженнингс. Так все устроено. Считаешь, что подходишь для этого, — отлично, сиди здесь и жди. Проверь на собственной шкуре, насколько это просто.
— Я согласна. — Я не понимала, что произнесла это до тех пор, пока Шон не обернулся ко мне.
— Ты шутишь, да? — шепотом спросил он. — Новая стрижка не делает тебя пуленепробиваемой, Эмбер.
— Когда мы отправляемся? — Я начала дрожать от предвкушения. Я хотела выйти из отеля как можно скорее, чтобы не успеть передумать. Риггинс хлопнул в ладоши, его лицо казалось искренне впечатленным. Взгляд Чейза сверлил во мне дыры, но я не могла посмотреть на него.
Тонкие губы Уоллиса растянулись в улыбке.
— Когда окончится комендантский час.
— Похоже, вы затеваете веселье, — произнес женский голос со стороны двери. — Где записываются?
Я обернулась на звук. Кара.
Она выглядела лишь не намного хуже, чем раньше: ее одежда вымазалась, как и у остальных, а волосы задубели от высохшего пота. Хоть она едва заметила меня, я почувствовала облегчение от того, что она жива.
— Что произошло? — Линкольн пронесся через комнату и заключил ее в объятия, оторвав от пола. Она рассмеялась и похлопала его по спине.
— Просто на некоторое время залегла на дно и не высовывалась, — сказала
— Сообразительная девочка, — сказал Уоллис. На данный момент обсуждения завтрашней миссии были окончены. Перед тем как покинуть комнату, я еще раз поглядела на Чейза, который теперь стоял в одиночестве и смотрел в окно. Я думала, он попытается остановить меня, хотела, чтобы он попытался. Но он этого не сделал.
Скорее всего, это в любом случае не изменило бы мое решение.
* * *
— Эмбер? Эмбер!
Я бросилась на мамин голос к входной двери. До этого я была в ее спальне, где два солдата открывали ящики комода и рылись в вещах.
— Мама! — Мы столкнулись. Я обхватила ее руками за талию и спрятала слезы в ее блузке. Когда подошли солдаты, она отодвинула меня в сторону.
— Что происходит? — требовательно спросила она.
— Обычная инспекция, мэм, — ответил один солдат. На его темно-синей форме все еще были видны отутюженные складки, будто бы он только что достал ее из упаковки.
— Как вы смете приходить ко мне домой, когда моя дочь одна!
Солдаты обменялись нервными взглядами, затем второй шагнул вперед. Почему-то он казался мне знакомым, но почему — я понять не могла.
— В соответствии с Актом о реформации, нам не требуется ваше позволение, мэм. Кроме того, если вам нужна помощь в уходе за ребенком, Церковь Америки предоставляет бесплатные услуги.
Я отцепилась от мамы и опустила руки. Мне одиннадцать. Мне нужна нянька.
В мамином голосе сочилась злость.
— Не учите меня, как воспитывать...
— А теперь, — продолжил солдат, — есть здесь кто-нибудь, с кем я могу поговорить? Как насчет вашего мужа? Когда он придет домой?
Никогда раньше я не видела, чтобы она теряла дар речи. Солдаты переглянулись, и первый отметил что-то на планшетке, что была у него в руках.
— Очень хорошо, — сказал тот, что казался мне знакомым. — Сегодня мы обнаружили, что вы не соответствуете Статуту о морали по семнадцати пунктам. На первый раз мы ограничимся предупреждением, но впоследствии каждое несоответствие будет отмечено повесткой. Вы понимаете, что это означает?
Я продолжала пялиться на него. Черты его лица были слишком четкими, волосы — слишком золотыми. Его изумрудные глаза гипнотизировали, будто глаза змеи.
— О чем он говорит? — спросила я. Но затем вспомнила о собрании, которое произошло в школе на прошлой неделе: солдат постарше этих двоих пришел поговорить с нами о Федеральном бюро реформации и Статуте о морали. "Новые правила, — говорил он, — чтобы завтра было лучше".
Я рассказала маме о новых правилах, и она посмеялась. Тем же горьким смехом, как когда потеряла работу. Как будто все это было глупой шуткой, которая была ненастоящей. Тогда я и поняла, что ради нас обеих мне придется обратить на эти правила больше внимания.