Три цветка и две ели. Второй том
Шрифт:
Тот кивнул.
– Баронесса Нолаонт желает продать жемчуг для волос и свидеться с девой Енриити. Более ничего ей пока не надо.
– Плачет?
– Вообще-то нет.
– То есть, – хитро прищурился Рагнер, – это как вроде нет, но всё же да? Как смех сквозь слезы?
– Извини, но слез нет, смеха тоже. Только улыбка. И еще она шутит – плохи твои дела, как по мне.
Рагнер перестал улыбаться.
– Мне нужно спешить, – сказал Аргус. – Может, ты ее жемчуг купишь и сбережешь мне время? Она согласна на золотую монету.
– Нет, – подумав, ответил Рагнер. –
– Да, но ненадолго – я приглашен на обед…. – задумался Аргус. – Рагнер, у тебя с Маргаритой конец или нет? Хочу знать, раз я меж вами связной.
– Всё закончилось, – твердо проговорил Рагнер. – Ей и в Ларгосе не нравилось, и со мной было плохо. Раз она улыбается сейчас… Пусть улыбается.
Аргус еще помолчал и, когда Рагнер уж было хотел проститься, сказал:
– Я долго размышлял над твоими вчерашними словами. Про честь и службу. Служба в Канцелярии мне весьма нравится, и жалование в триста золотых тоже. И я его заслужил. Не поверишь, но я каждый день снова как на войне. И в миру идет война, но более подлая и неблагодарная.
– Верю, Аргус. Очень верю.
– Я не люблю проигрывать, – хмурясь и глядя исподлобья, говорил третий посыльный канцлера. – Я хотел сказать, что раздумывал вчера и понял, что могу выбрать службу, а не честь. Даже более – я должен выбрать службу.
– Твое право… – вздохнул Рагнер. – И не мне учить кого-то чести, но… Ладно, – натянуто улыбнулся он. – Поступай – как знаешь. Жду тебя сегодня. Как освободишься – сразу ко мне, в Малый дворец.
И они разъехались – Аргус погнал быстрой рысью своего темно-буланого скакуна по набережной вдоль моря, а Рагнер и его охранители неспешно свернули на еловую аллею, дорогу Славы или Позора.
***
Рагнер любил дядю, но не любил бывать среди его знатных придворных, ненавидел скучные церемонные трапезы в Большой обеденной зале Лодольца, не разумел аллегорических речей светских дам и избегал раскланиваться с теми, кого едва знал. Зато Лодэтский Дьявол будто так и норовил поссориться с кем-нибудь, ведь к мирной жизни не привык, а привык воевать. Он дерзил не к месту, раздражал насмешками над уставом прочих рыцарей и заслужил своими «подвигами» столь мрачную славу, что при появлении его черной фигуры чаще всего воцарялось гнетущее молчание. Словом, Ортвин I с пониманием (даже радостью) отнесся к желанию племянника погостить у него, лодэтского короля, в тиши и быть вдали от двора.
Рагнеру отвели покои в южном крыле, на самом верхнем этаже Малого дворца и с самого его края; попасть туда из вестибюля можно было по самой дальней лестнице. Зато господские залы убрали с королевской пышностью: фиалково-синие шторы, пурпурные и собольи покрывала, золоченые подсвечники и расписная посуда. Из гостиной две двери вели в спальни – правую, с видом на парк и пруд, Рагнер отдал Соолме, а сам занял левую, более холодную, с видом на море. Три больших окна гостиной показывали красную тюрьму Вёофрц, крепость Ксансё и кусочек Мягкого края. В прочих четырех спальнях жили охранители –
– Герцогу Раннору ежедневно полагается такой стол: четыре пшеничные булочки, четыре буханки серого хлеба, двенадцать лепешек, две курицы или два кролика, или шесть рыбин, тяжелого мяса на вес двух тысяч сербров, горшок похлебки, кувшин красного вина и два кувшина ягодного вина.
– А десерт да пироги? – удивился Рагнер.
– О сладеньком заботься сам… – положил Аргус бумагу на квадратный столик, уже щедро заполненный яствами. – Такое питание тебе будут приносить ежедневно к обеду, пока ты гостишь у короля.
– За девять сотен рон мог бы мой дядюшка и кусок пирога мне дать! Всё же он жадина… – посмеивался Рагнер, кусая кремовое пирожное.
Еще поутру он распорядился купить в Ордрхоне хлебов, копченого мяса и, конечно, белого куренного вина, ведь собирался напиться. На широком закусочном столике даже лежали апельсины из оранжереи Малого дворца. Две скамьи поставили у стола буквой «Г», и на одной из них развалился Рагнер, на другой – Лорко, одетый в свой зеленый, что зеленее зеленой зелени камзол.
– Раз закончал, садися, а? – поднял чарку Лорко. – Давай жа, да?
Аргус сел рядом с ним и, пока наполнял свою чашу ягодным вином, какое предпочитал прочим винам, серьезно проговорил:
– Я еще на службе, Лорко. Закончу лишь через двенадцать минут – тогда же вас оставлю. Если бы я знал раньше… Но меня сегодня ждут на обед в городе самое позднее к трем часам и двум триадам часа. Не хочу опаздывать…
– Еще и трех нет! – удивился Рагнер. – Задержись хоть на триаду часа.
– Мне надо привести себя в порядок…– улыбнулся своими чувственными губами Аргус.
– Дама!
– Ну… Я бы выпил за любовь, – поднял он чашу.
– А я нет, – нахмурился Рагнер.
– А я – да! – чокнулся Лорко своей чаркой с чашей Аргуса.
– Тоже мне друзья и братья, – проворчал Рагнер, глядя, как они пьют. – Айада, – погладил он собаку, лежавшую рядом, у боковины его скамьи. – Одна ты знаешь, что такое преданность и верность! Ладно, – поднялся он на ноги. – Сейчас будет то, ради чего мы все собрались…
Он зашел в свою спальню, погремел железом, отпирая и запирая навесные замки с кованого ларца, а после вернулся с холщевым мешком и опустил его на скамью рядом с Лорко.
– Открывай. Твоя доля выкупа, рыжий гном.
– Поржать, чё ли, надо мнаю удумал, а? – говорил Лорко, развязывая веревку мешка. – Камнёв небояся наклал… Я жа не дурааак, – достал он из мешка небольшой глиняный горшок с золотыми слитками. – Горшочак золоту! – нежно прижал он к груди горшок. – Моёйнай! Моёёё золоту…
– За нового гнома-богача, – опускаясь на скамью, сказал Рагнер и поднял чарку.
Лорко не сразу его понял. Бледный, испуганный, он сидел, обняв горшок, и озирался, думая, куда б его припрятать. Аргус в это время наполнил куренным вином чарку Лорко.