Угличское дело. Кинороман
Шрифт:
– Что-то еще? Говори, говори. Пёх.
– Из прошлого для тебя послание, правитель.
Следующую новость правитель встретил с удивлением. Присел, помолчал и все еще не веря, переспросил:
– Сам видел?
– Своими глазами.
– Как же...Ты же убил его?
– Я его убил...Вот этой самой саблей.
– И он в Москву идет?
– Идет с сибирской казной.
– Что же...Ты его ко мне приведи, Пёх...Такая встреча.
– Если дойдет...
– Позаботился?
– Постарался да.
– поклонился Пёх.
ХХХ
Правитель
– Царица мне рассказывала, Борис Федорович. Больно часто стал Федор Никитич Романов... Ведь никогда ранее в Золотой Палате не служил, а теперь через день стоит. Я думаю неспроста это.
– Неспроста, государь. Романовых посильнее привязать надо.
– К царице.
– Федор Никитич, молодец на всю Москву известный, а у царицы девок, что твой малинник. Самое место для нашего медведя.
– Ладно, коли так.
– Решать что-то надо, государь.
– Они мои родичи. Бедный Дмитрий...Как и не было. Ветер дунул и улетел.
– Если родичи, то и пострадать должны более всех.
– А царица? Ведь не опасна она совсем.
– Из Нагих самая опасная. Давно ей надо было постриг принять. Ей там спокойней будет. И нам.
– Так молода.
– Самое время запереть...И Углич.
– Что Углич?
– За Камень надо посадских поднимать.
– Весь город? Мыслимое ли это дело? Виноватых накажи, но весь город? Не дам. Не дам своего дозволу.
– Батюшка твой по-иному мыслил.
– Не могу. Тысячи мужиков, баб. Детей губить. За что?
– Чтобы держава крепче стояла. Чтобы никто и не думал шатать здание Третьего Рима.
– Что мне твой Третий Рим, когда о душе своей думать надо. Такой грех на себя брать. А ты? Разве ты не боишься?
– Мне за свою душу бояться нечего. Она в державе твоей растворена.
– Людей невинных губить?
– Так оно иногда выходит. Батюшка твой это хорошо понимал.
– Но я не батюшка. Мне мерзко и противно все что он делал.
– Мерзко, государь. Противно. Но ей-ей, лучше один Углич, чем вся Русь в огне междусобиц сгорит.
– Не знаю. Не знаю. Голова пылает. Ничего понять не могу. Спаси, спаси меня Борис.
ХХХ
К сестре правитель пошел не один. Разговор предстоял тяжелый и неуютный. Он взял с собой жену, надеясь на возможность убеждения, но зная сестру, готовился к натиску.
– Вдовоем?
– спросила царица.
– Что же такого страшного?
Начала Мария.
– Государь упирается. Не хочет принять сторону твоего брата.
– Что же ты советуешь, брат и правитель?
– Правитель и брат, царица.
– Углич поднять и за Камень отправить.- сказала Годунова.
– Не понимаю. Всех?
– До единого.
– И правильно государь запрещает...Нет, нет я Федора уговаривать не буду.
– О себе подумай, царица. О вашем с государем счастии.
– Что же..
– добавил Борис.
– Тогда я уговаривать бояр не буду...Пусть другую царицу ищут, которая трону наследника даст.
Ирина победно рассмеялась
– Напужал...Может я этого и желаю, да только мужа жалко. Да и что вы без меня?
– Не говори так, царица.
– предупредила Мария.
– Пусть.
– остановил жену Борис.
– Разве не нашей милостью ты у власти, Борис?
Внезапно Годунов схватил сестру за шею. Притянул к себе
– Молчать! Молчать! Если бы не я...Давно бы вас, с твоим блаженным...Как крыс. Забыла, забыла Бельского мятеж? Кто тебя спас?
Царица вырвалась.
– Себя. Себя ты спас.
– Верно, верно. Только кроме себя, я и тебя берегу, дуру царственную. Меня не будет, вы и дня не протянете.
– Тебе то это зачем? Столько людей терзать?
– Незачем. Поэтому и терзаю. Разумеешь?
– Поговори с царем, царица. Он себя показать должен. Так чтобы другие навсегда запомнили, как восставать против трона.
ХХХ
В лесу недалеко от московского шляха приставы Пеха ждали сибирское посольство. Сидели вокруг костра и жарили весенние грибы на палках. Маркел рассказывал.
– Я когда за Камень ходил у зырян пожил. Ух, они мухоморят знатно. С утра до ночи отвар этот пьют.
– Неужто сам пробовал?
– Таить не буду. Оскотинился однажды. А что? Обещал шаман, поп местный, лепоту увижу невыразимую.
– Увидел?
– И говорить нечего. Всю ночь пропужался...Медведи какие-то лысые, будто в бане. Ёлки ходячие и муравей огроменный в плечо все толкает: "Люб я тебе иль нет, Маркелко? Бусики даришь, а под венец не зовешь. Тьфу! А ведь всего то девок голых заказывал...
Раздался треск . С дерева вместе с ветками и листьями ссыпался дозорный.
– Кажись едут.
Конец 11 части.
Часть 12.
И снова дорога. Из Углича выбрались по утру, а к полудню уже вовсю встало совсем летнее солнце. В высоком бездонном небе тонкими мягкими струнами дрожали голоса жаворонков. После пригородных полей начался лес. Густой синий и совсем нестрашный. Узкая, но хорошо наезженная дорога, была составлена из десятков петель, и непонятно было, что ожидало путника за очередным поворотом. Каракут держался рядом с Рыбкой. Тот качался между горбами верблюдицы Васьки, покуривая короткую люльку. Гомонили о том о сем. Привычные дорожные разговоры.