Университетский вопрос в России
Шрифт:
И чем крупнее их идеи, чем глубже они врезываются в теперешнюю структуру науки, чем больше их размер и размах, может быть, ведущий к основной перестройке всего здания, к созданию новой школы и новой эпохи, тем больше ceteris paribus промежуток времени между появлением их в уме ученого и передачею их в виде печатного труда на всеобщее пользование. Несомненно, что много великих научных ценностей было унесено их творцами в гроб, потому что они не успели их поведать миру; это особенно легко возможно в области таких идейных систем, для разработки и облечения коих в форму книг требуются десятилетия. Много великих научных трудов и крупных систем было издано великими авторами их на склоне лет как зрелый плод всей их жизни. Много крупного и ценного оказывается часто в так называемых посмертных изданиях, т. е. изданных по оконченным до смерти, но не напечатанным, или еще не оконченным, или во всяком случае окончательно не отделанным рукописям, или же по начатым только рукописям, кускам их, отрывкам… А крупнейшие и гениальные ученые, даже долго жившие, несомненно, всегда уносят много настоящего золота идейного
Мелкий золотой песок науки сыплется быстрее, мелкие ученые с их немногими и небольшими идейками «выписываются» сравнительно быстро, но относительно целых глыб научного золота, относительно крупных и ценнейших, новые широкие горизонты открывающих и новые эпохи создающих идей и систем таковых, едва ли будет преувеличением сказать, что «последнее слово науки» в смысле печатной литературы отстает по крайней мере на десятилетия от последней мудрости науки в лице ее наиболее сильных и могучих борцов.
Между прочим, теперь научный барометр в области нравственных, правовых, экономических – вообще гуманных наук, а отчасти и в области философии начинает показывать приближение грандиозной бури, которая, вероятно, потрясет до оснований наши вообще (по сравнению с развитием некоторых других наук) довольно жалкие научные зданьица, подчас построенные на куриных ножках, на совершенно жалких и неподходящих фундаментах (например, теперешняя печатная нравственная и правовая мудрость в области философии нравственности и права покоится в значительной степени на субъективном нравственном и правовом нигилизме, на незнании и непризнании особой духовной природы сих явлений, на сведении их к индивидуальным или массовым вожделениям и интересам, к пожеланиям известной «пользы», к стремлениям к известным желательным для решающих факторов «целям» и т. п., так что, собственно, надлежало бы последовательно выбросить за борт соответственные особые науки за отсутствием особого, отличного от других предмета). Эта буря очистит затхлый и гнилой воздух пошлого житейского «материализма», отчасти связанного с еще недавно господствовавшим в области философии и естественных наук (а отчасти и в области общественных наук (ср., например, философские основания так называемого исторического материализма, а равно марксизма в тесном смысле в области политэкономии)) теоретическим материализмом, отчасти же имеющего собственные корни в некоторых болезнях века. Эта буря даст толчок нашим наукам и вызовет коренную перестройку. Симптомы этой приближающейся и, по-видимому, быстро надвигающейся научной революции отчасти проявляются и в печати, подчас в довольно неудачной и, так сказать, насильственной форме, в форме как бы только еще полусознательного, но сильного стремления в сторону, противоположную той, которая господствовала в науке второй половины XIX в., – стремления, начинающего столь сильно давить и толкать, что люди готовы ухватиться за что попало, хотя бы, например, и за память покойного Кёнигсбергского Философа, который бы крайне был удивлен и изумлен, увидев, что в одних областях приурочивают к его гносеологии, в других областях (например, в области политической экономии) – к его категорическому нравственному императиву и вообще практическому (в философском смысле) идеализму, какие усилия употребляются для того, чтобы найти у него и те специальные новые идеи, которые ему не только никогда и в голову не приходили, но противоположному которым он ясно и категорически учит на каждом шагу. Более обстоятельно и в более глубоком виде и интересной форме можно познакомиться с разными симптомами зреющего в умах ученых поворота и переворота идей путем слушания их лекций. Знакомящиеся с науками только по учебникам имеют дело с тем направлением и миросозерцанием, которое лет 10–20 тому назад задавало тон и торжествовало в аудиториях, но теперь, по крайней мере в некоторых университетах, уже подвергается принципиальной критике и начинает уступать место более идеальному миросозерцанию (этим, между прочим, в значительной степени объясняются и такие, например, явления, как имеющие характер предсмертных судорог движения марксизма и экономического материализма вообще).
Кроме слушания лекций, средством ознакомления с теперешним с каждым годом все живее и живее бьющимся пульсом науки могут служить отчасти коллегиальное общение и научные беседы в главных центрах научного производства. Темы и характер этих бесед, отражающееся в них настроение и миросозерцание быстро меняют свою окраску и свое направление, что, может быть, даже незаметно самим участникам такого постоянного общения, но положительно поражает приезжающих «в гости» от времени до времени.
Между прочим, для ученых, желающих быть в курсе дела и не отставать, особенно для находящихся вдали от главных столиц науки, весьма полезными и даже необходимыми следует признать периодические поездки во время каникул, а еще лучше на более продолжительное время в те научные центры, где их науки бьют особенно живым и сильным ключом. Поэтому одним из начал рациональной университетской политики является всяческое облегчение и поощрение заграничных поездок с научною целью и командировок не только для начинающих ученых, но и для профессоров. Этим был бы усилен приток новых идей и научного воодушевления и творчества. Погружение в научную спячку профессора более вредит кафедре и университету, чем перерыв его деятельности с временным замещением его или даже без замещения в течение года.
Как бы то ни было, не может подлежать никакому сомнению, что настоящее «последнее слово науки» и то «слово» ее, которое содержится в наличных печатных произведениях, – это две различные вещи и что печатная мудрость науки необходимо находится
Что же касается систематических руководств, то по их адресу надо к сказанному добавить еще, что они, в свою очередь, отстают от уровня даже последней печатной, т. е. непременно несколько отставшей, мудрости науки.
И при лучшем мыслимом вооружении автора руководства для того, чтобы следить за текущею, и притом текущею все более широкою рекою, литературою по множеству разветвлений его специальности и по смежным областям науки [42] , а равно при постоянной затрате большого труда и времени для поддержания такой связи с движением литературы все-таки быть в курсе дела можно (особенно в новейшее время) лишь в известной степени, в относительном смысле.
А затем, и при превосходной школе и силе мышления в данной области и могучем критическом таланте для того, чтобы уметь правильно познать и оценить научное золото в этом море литературы и отличить его от мишуры, все-таки это может быть достигнуто силами одного автора руководства лишь в сравнительно скромной степени, но отнюдь не в идеальном совершенстве.
42
Сюда относятся знание языков, образованность в сфере различных наук, обильные материальные средства на приобретение текущей литературы и надлежащее развитие своей библиотеки (университетская библиотека этого условия отнюдь не может заменить, хотя и она необходима и доставляет очень важную помощь).
Один выудит одно, другой другое из тех зерен золота, которые рассеяны в монографической, журнальной и т. д. ученой литературе, так что уже во всяком случае ознакомление с несколькими новейшими руководствами скорее может дать некоторое представление о современном состоянии науки, нежели чтение одного руководства, даже и очень хорошего. Но, затем, наука представляет, особенно в новейшее время, процесс, развивающийся с очень большою и быстро ускоряющеюся быстротою, и пока закончилось печатание систематического руководства науки, она уже убежала вперед даже в виде печатной своей тени.
Фактически руководства и учебники, по которым учится юношество, обыкновенно являются отставшими от новейшего уровня науки в гораздо большей степени, чем это можно было бы предполагать на основании вышеизложенных общих соображений. Я уже не говорю о положении некоторых наших университетских наук, руководства по которым, изучаемые студентами, иногда были изданы десятки лет тому назад учеными, уже тогда далеко не бывшими на уровне науки, а затем переиздавались без всякого изменения или с такими изменениями, которые вовсе не приближали учебник к достигнутому уровню науки [43] . Даже если остановиться на таких учебниках, которые имеют сравнительно новую или даже совсем недавнюю дату, например 1900 или 1901 г. (таких, конечно, сравнительно весьма немного, например, и в Германии), и авторами которых являются первые светила науки, постоянно и исключительно преданные упорному научному труду, и то совершенно ошибочно было бы думать, будто уровень этих передовых учебников равен уровню, достигнутому монографической и журнальной литературой.
43
Например, имеющий наибольшее распространение в провинциальных университетах учебник Ренненкампфа «Юридическая энциклопедия» представляет переделку более обширного руководства того же автора, уже в 1868 г., т. е. в год своего появления, весьма слабо и отстало отражавшего тогдашний уровень теории права, притом переделку, ни на шаг не подвинувшую содержание вперед, а только сократившую его и испортившую и в других отношениях для приноровлению к экзаменному зубрению по программе, «изданной Министерством народного просвещения в 1888 г. для производства испытаний в государственных испытательных комиссиях» (слова в кавычках взяты из краткого, но очень ясного предисловия). Отсталость этого ходкого учебника можно приблизительно оценить в полстолетия. Таких же находящихся в ходу учебников, которые представляются отставшими на одно ученое поколение – на 30, 20 лет и т. п., немало (хотя по датам изданий этого иногда не видно).
Солидные учебники издаются обыкновенно только после многолетней профессорской деятельности, чаще всего на старости лет; но когда вся система науки уже в такой степени переработана ученым, что он имеет смелость (в Германии, например, это большая смелость) выступить с систематическим руководством, его научный ум, приобретя большую солидность и превосходные качества во многих отношениях, уже потерял в большей или меньшей степени то качество, которое свойственно главным образом молодости, а именно способность не бояться новизны, уметь понять, оценить и усвоить то ценное, которое заключается в новейших движениях науки, в бесчисленных научных произведениях молодого поколения.
Как бы то ни было, мне кажется, не было бы преувеличением сказать, что и хорошая сравнительно учебная литература (где таковая существует) по крайней мере в среднем на десятилетие отстает от монографического и журнального уровня литературы тех же наук.
Конечно, это положение, как и установленные раньше, имеет различное значение в разных областях знания. Я руководствовался главным образом наблюдениями в области общественных наук. Есть области науки, где указанные несоответствия значительно меньше, есть и такие области, где эти несоответствия еще более поразительны. Бывают периоды уменьшения указанных расстояний (во времена относительного застоя), бывают и периоды поразительного увеличения этих расстояний (времена молодости новой науки, а равно периоды кризисов, смены школ и направлений или просто большого подъема научного воодушевления и творчества).