В гостях у турок
Шрифт:
И блокурый человкъ сталъ усаживать супруговъ за столикъ.
— Митагъ-то есть у васъ? Хабензи? сказалъ блокурому человку Николай Ивановичъ.
— Нтъ, нтъ. Не стану я сть митагъ (т. е. обдъ), перебила его Глафира Семеновна и отдала, приказъ:- Бульонъ и бифштекъ…
— О, я, мадамъ, поклонился блондинъ.
— Ну, а я съмъ чего-нибудь эдакаго сербскаго, посербисте, проговорилъ Николай Ивановичъ. — Надо-же сербскую кухню попробовати. Гебензи карте.
Блондинъ придвинулъ ему карту и отошелъ къ себ за стойку, приставивъ къ
Николай Ивановичъ сталъ разсматривать карточку, какъ вдругъ надъ его ухомъ раздался возгласъ:
— Сретьянъ данъ (т. е. добрый день)! Велику радость има видть васъ, господине и мадамъ.
Передъ супругами стоялъ брюнетъ въ очкахъ, сосдъ ихъ по вагону, и улыбался, скаля блые зубы.
XV
Супруги привтствовали, въ свою очередь, брюнета въ очкахъ. Онъ подслъ къ ихъ столику и началъ разспрашивать, довольны-ли они Блградомъ, гостинницей, гд остановились.
— Ничего, отвчалъ Николай Ивановичъ. — На нашъ Ярославль вашъ Блградъ смахиваетъ, только тамъ все-таки оживленне на улицахъ.
— На Ярославль? Гмъ, гмъ… какъ-бы обидлся брюнетъ и поправилъ золотыя очки на глазахъ.
— Да, да, — подхватила Глафира Семеновна. — А вы намъ сказали, что Блградъ — маленькая Вна. Вотъ ужъ на Вну-то нисколько не похожъ. Скажите, и отчего такъ мало публики на улицахъ? Чистой публики… Въ особенности дамъ, спросила она брюнета.
— Мало публикумъ? О, это простой день. Данаске петокъ (т. е. сегодня пятница), а молимъ васъ посмотрть, сколько публикумъ въ праздникъ, въ неджеля (т. е. въ воскресенье)!
— Но дамъ, дамъ отчего на улицахъ совсмъ не видать — вотъ что насъ удивляетъ, сказалъ Николай Ивановичъ.
— О, наши дамы… Какъ это по-русски? Наши дамы — добри хозяйки. Наши дамы съ свои дти… разсказывалъ брюнетъ, мшая русскія и сербскія слова и ломая послднія умышленно, будто-бы для удобопонятности.
Тоже длалъ и Николай Ивановичъ.
— Однако, что-же я обдать-то себ не закажу! спохватился онъ. — Вотъ что, господинъ, братъ-славянинъ, обратился онъ къ брюнету въ очкахъ. — Молимъ васъ, скажите, какое-бы мн сербское кушанье себ заказать? Только такое, чтобы оно было самое сербское.
— Србски? Есте, есте. Это листья отъ грозде съ фаршъ отъ овечье мясо и соусъ отъ лукъ.
— Это значитъ, виноградные листья съ бараньимъ фаршемъ. Грозде — виноградъ.
— Есте, есте. Ее… указалъ брюнетъ на кушанье, значащееся въ карт.
— Добре, добре… Такъ вотъ мы и закажемъ. Кельнеръ! Два бульонъ, два бифштексъ и одну порцію вотъ этого сербскаго добра. Тащи! отдалъ Николай Ивановичъ приказъ стоявшему около него слуг въ зеленомъ передник и тотчасъ-же ринувшемуся исполнять требуемое. — А вино? Есте какое нибудь сербское вино? спросилъ онъ брюнета въ очкахъ.
— Есте, есте. Неготинско чермно вино.
— Неготинско? Ладно. Это самый лучшій
— Есте, есте. Наиболій вино, добро вино.
— Кельнеръ! Бутылку неготинскаго! приказалъ Николай Ивановичъ другому слуг.
Появилось вино, появился бульонъ. Николай Ивановичъ налилъ вина въ три стакана, чокнулся со стаканомъ брюнета, отпилъ изъ своего стакана и поморщился.
— Отчего это такой чернильный вкусъ? Словно чернила, спросилъ онъ брюнета и сталъ смотрть вино на свтъ. — И такое же темное, какъ чернила.
Брюнетъ не понялъ вопроса и отвчалъ, смакуя вино:
— Добро чермно (т. е. красное) вино! Добро… Наиболій вино.
— Ну, не скажу. По нашему это скуловоротъ, а не вино.
— Како?
— Скуловоротъ. А какъ это по вашему, по-сербски — не умю перевести.
Морщилась и Глафира Семеновна, скушавши дв ложки бульона.
— Ну, и бульонъ тоже стоитъ вина! сказала она. — Сальный какой-то… будто тоже изъ овечьяго мяса сваренъ.
— Есте, есте. Съ овечье месо, кивнулъ брюнетъ.
— Да что вы! Кто-же изъ баранины бульонъ варитъ! То-то я чувствую, что свчнымъ саломъ пахнетъ, сказала Глафира Семеновна и отодвинула отъ себя бульонъ. — Скажите, неужели это самый лучшій ресторанъ? Мы просили извощика привезти насъ въ самый лучшій, спросилъ она брюнета. — Добре этотъ ресторамъ?
— Наиболій (т. е. лучшій) нмскій ресторанъ, кивнулъ брюнетъ.
— Нмецкій, а такой плохой пожала плечами Глафира Семеновна. — Такъ какая-же это маленькая Вна! Разв въ Вн такъ кормятъ!
— Ну, на безрыбьи и ракъ рыба, ободрялъ жену Николай Ивановичъ, съвшій всю свою порцію бульона. — И изъ овечьяго мяса бульонъ для разнообразія пость не дурно. Прідемъ въ Петербургъ, такъ будемъ разсказывать, что ли въ Сербіи бульонъ изъ овечьяго мяса.
И онъ придвинулъ къ себ порцію бифштекса. Придвинула и Глафира Семеновна, отрзала кусочекъ и понюхала.
— Деревяннымъ масломъ что-то припахиваетъ, сказала она и, положивъ въ ротъ кусочекъ, стала жевать. — Положительно деревянное масло.
— И я слышу, отозвался Николай Ивановичъ, уничтожившій уже половину бифштекса. — Но это ничего. Въ Неапол вдь мы завдомо ли-же бифштексы на прованскомъ масл.
— Такъ то на прованскомъ, а это на деревянномъ.
Глафира Семеновна отодвинула отъ себя бифштексъ.
— Братъ славянинъ! Оливковое это масло? Елей? Изъ оливокъ елей? спросилъ Николай Ивановичъ брюнета.
— Олива, олива… Есте… отвчалъ тотъ.
— Ну, вотъ видишь… Кушай… Вдь и деревянное масло изъ оливокъ, только похуже сортъ. Кушай… Это не вредно.
— Самъ жри, а я не могу… отчеканила жена и стала кушать блый хлбъ, запивая его глоточками неготинскаго вина. — Завезли въ такое государство, гд можно съ голоду помереть, прибавила она и приказала подать себ кофе со сливками.
Николай Ивановичъ, между тмъ, лъ поданный ему бараній фаршъ въ виноградныхъ листьяхъ, жевалъ, морщился и силился проглотить.