В некотором роде волшебник
Шрифт:
– "Он" - это твой Ромео?
– спросил Людвиг, ласково улыбаясь чему-то своему.
Джульетта вросла в землю:
– Откуда ты знаешь?
– голос её дрожал.
– Ах да. Великому королю воров известно всё!
Людвиг молчал. Он был изумлен не меньше Джульетты. Или же очень умело притворялся.
– Две враждующие между собой дворянские семьи, - осторожно заговорил король воров.
– Он - из одной, она - из другой. Они влюбляются друг в друга, решают сбежать и тайно обвенчаться. Но нет печальней повести на свете, чем повесть о Ромео и Джульетте, - последнюю фразу
– Ромеро, - поправила Джульетта.
– Его звали Ромеро.
– Ах, вот как.
– Мы сбежали. И даже поженились. Только вот беда: двум дворянским молокососам как-то не пришло в голову, что после воссоединения любящих сердец, любящим ртам захочется что-нибудь есть. Желательно ежедневно.
– Неужели ваши родственники вам не помогли?
– Вероника с пылким сочувствием набросилась на чужое горе.
Джульетта желчно усмехнулась и посмотрела на Ганса:
– Ты был прав. Я с ней познакомилась. Я все поняла. Нет, - обратилась она к Веронике, - они даже не пустили нас на порог. Мы опозорили честь своих семей. Мы для них умерли. Денег не было. А мы не умели их зарабатывать. С детства и ему, и мне все подносили по щелчку. Пожелай - и получи. Вот ты - ты росла с мыслью, что тебе нужно будет кем-то стать, выбрать профессию, научиться что-то делать и потом работать, чтобы покупать все необходимое. Ты просто не представляешь, каково это: вдруг осознать, что больше никогда ничего не получишь даром, что одного факта твоего существования еще недостаточно, чтобы тебе дали еду, жилье и одежду. Он так и не смог привыкнуть, не смог смириться с переменами. А я приспособилась.
Джульетта смолкла. Заслушавшись её, они не заметили, как вышли на внешнюю опушку Волшебного леса. Порталов здесь было куда меньше. Дерево бур-бур по-прежнему возвышалось на границе леса и пустоши. Его верхушку венчало овальное гнездо птицы кхе-кхе. А у ствола лежало что-то белое.
Людвиг достал из потайного кармана биоптикуляр. Рука Септимуса непроизвольно дернулась, он хотел что-то сказать. Людвиг разглядывал дерево бур-бур. Септимус молчал. Септимус поджал губы. Септимус расслабил руку.
Людвиг отнял биоптикуляр от глаз. Лицо его светилось любопытством. Забыв про своих спутников, он пошел к дереву. Остальные поспешили за ним.
Птица кхе-кхе была чистоплотной. Она регулярно выбрасывала из гнезда мусор. Два мертвых человеческих тела определенно попадали под это определение. Тело Марка уже начало мумифицироваться. А вот немого Ого процесс разложения не затронул. Он лежал на земле, изломанный, искореженный, с запекшейся кровью на воротнике и лице. Он шевелил губами и моргал от яркого солнечного света.
Вероника завизжала, оглушительно, звонко. Она истошно вопила до тех пор, пока в её теле не кончился крик.
Людвиг приблизился к Ого:
– Волшебник.
Ого слабо улыбнулся.
– А также создатель Великой Огненной Стены и основатель лесного братства, я полагаю, - тоном дознавателя прибавил Септимус.
Снова грустная улыбка. Потом губы мертвеца задвигались, а из перерезанного горла раздались слова:
– Печально. Я хотел, чтобы всем было хорошо. Почему всегда все вот так паршиво заканчивается?
Септимус ответил, и его ответ звучал, как слова человека, сотни раз задававшегося таким же вопросом:
– Потому что даже у самой прекрасной идеи всегда появляются сторонники, которые "понимают её истинный смысл". И в конце концов они берутся этот смысл улучшать.
Немного помолчав, Септимус будничным тоном осведомился:
– Взять тебя с нами или останешься здесь?
Вопрос был задан скорее из вежливости. Если волшебник несколько недель не может исцелиться от такой пустячной раны, как распоротое горло, значит, он не особо жаждет жить.
– Здесь, - выдохнул мертвец. Последний философский монолог, похоже, выжал из него почти все силы.
– Хорошо. Ты часом не в курсе: птице кхе-кхе нужны смерти или только кровь?
Молчание. Септимус решил попробовать по-другому:
– Ей нужна смерть?
– Нет.
– Кровь?
– Нет.
– Что же ей нужно?
– Сердце.
– Нет, не вариант, - Септимус покосился на Людвига. Тот широко улыбнулся и покачал головой. Наместник очень надеялся, что король воров не лжет.
– Последний вопрос: мы правильно идём?
Мертвец закрыл глаза. Мертвец молчал.
– Пошли, - скомандовал наместник, и они продолжили путь.
Несколько минут спустя Джульетта обернулась, чтобы бросить прощальный взгляд на скрывающийся за деревьями Город. Если начистоту, Джульетта понимала, что ничем не отличается от этой бедной девочки Вероники. Они обе были во власти игр разума. Чтобы Джульетта ни говорила, как бы саму себя ни обманывала, она понимала, что всегда мечтала уйти. Прожив чудовищно много беспросветных лет, она все ещё надеялась на чудо, на то, что появиться такой вот Ганс и заберёт её с собой куда-то далеко-далеко. Сложно было поверить: он появился. И он забрал её далеко-далеко. Может быть, даже слишком. Как он там выразился? "Будущая жена"?
Джульетта ещё раз взглянула на Волшебный лес. Перерезанные запястья дернуло болью:
– Эй!
– она так и не решила, как ей следует обращаться к своим спутникам. Но сейчас это было неважно: - Я ошибаюсь, или раньше деревьев там было больше?
Все, как по команде, обернулись.
Деревья Волшебного леса ряд за рядом исчезали. Они не падали, не превращались в труху, не выдергивались из земли. Они просто переставали быть.
Ганс обнял Джульетту за плечи. Мирра с Септимусом переглянулись и встали по обе стороны от Вероники, готовые в любую секунду схватить её в охапку. Людвиг заинтересованно наблюдал за происходящим.
А потом они побежали через пустошь. Все вместе. Над ними, рассекая воздух перьями, летела птица кхе-кхе. Гнездо, которое она не хотела покидать, осталось далеко позади. Птицы тоже бывают склонны к самообману.
Септимус выронил узел с осколками чаровского зерцала, резко затормозил, подняв в воздух клуб пыли, вернулся, подхватил сверток и бросился догонять остальных. Мельком он заметил, что гигантского дерева бур-бур больше нет. Сокрушительная мощь обезумевшего барьера их настигала.