Въ огонь и въ воду
Шрифт:
Рыданія душили графиню. Колиньи упалъ къ ногамъ ея.
— Что же прикажете мн длать?.. Я принадлежу вамъ… прикажите… остаться мн?..
— Вы сдлали-бы это для меня, скажите?
— Да, клянусь вамъ.
Графиня страстно поцловала его въ лобъ.
— Еслибъ ты зналъ, какъ я обожаю тебя! сказала она. Потомъ, отстраняя его:
— Нтъ! ваша честь — дороже спокойствія моей жизни… узжайте… но, прошу васъ, не завтра… О! нтъ, не завтра!.. еще одинъ день… я не думала, что страшная истина такъ близка… она разбила мн сердце… Дайте мн одинъ день, чтобъ я могла
И, силясь улыбнуться, она прибавила:
— Я не хочу, чтобъ вы во сн видли меня такою дурною, какъ теперь!
И опять раздались рыданія.
— Ахъ! какъ тяжела бываетъ иногда жизнь… Одинъ день еще, одинъ только день!
— Хочешь, я останусь?
Луиза печально покачала головой.
— Нтъ, нтъ! сказала она, это невозможно! Завтра я буду храбре.
— Что ты захочешь, Луиза, то я и сдлаю. Завтра я прійду опять и на колняхъ поклянусь теб въ вчной любви!
Онъ привлекъ ее къ себ; она раскрыла объятія и ихъ отчаяніе погасло въ поцлу.
На разсвт, когда день начинается, разгоняя сумракъ ночи, человкъ повисъ на тонкой, едва замтной веревк, спустившейся съ вершины замка до подошвы замка Монтестрюка. Графиня смотрла влажными глазами на своего дорогаго Колиньи, спускавшагося этимъ опаснымъ путемъ; веревка качалась подъ тяжестью его тла. Крпкая шпага его царапала по стн, и когда одна изъ его рукъ выпускала шелковый узелъ, онъ посылалъ ею поцлуй нжной и грустной своей Луиз, склонившейся подъ окномъ. Слезы ея падали капля за каплей на милаго Жана.
Скоро онъ коснулся ногами земли, бросился въ мягкую траву, покрывавшую откосъ у подошвы скалы, и, снявъ шляпу, опустилъ ее низко, такъ что перо коснулось травы, поклонился и побжалъ къ лску, гд въ густой чащ стояла его лошадь.
Когда онъ совсмъ исчезъ изъ глазъ графини въ чащ деревьевъ, она упала на колни и, сложивъ руки, сказала:
— Господи Боже! сжалься надо мной!
Въ эту самую минуту графъ де Монтестрюкъ выходилъ съ пустыми руками изъ игорной залы, гд лежали въ угл три пустыхъ кожаныхъ мшка. Онъ спускался по винтовой лстниц, а шпоры его и шпага звенли по каменнымъ ступенямъ. Когда онъ проходилъ пустымъ дворомъ, отбросивъ на плечо полу плаща, хорошенькая блондинка, которая ночью сидла подл него, какъ ангелъ-хранитель, а была его злымъ геніемъ, нагнулась на подоконникъ и сказала, глядя на него:
— А какой онъ еще молодецъ!
Брюнетка протянула шею возл нея и, слдя за нимъ глазами, прибавила:
— И не смотря на лта, какая статная фигура! Многіе изъ молодыхъ будутъ похуже!
Потомъ она обратилась къ блондинк, опустившей свой розовый подбородокъ на маленькую ручку:
— А сколько ты выиграла отъ этого крушенія? спросила она.
Блондинка поискала кончиками пальцевъ у себя въ карман.
— Пистолей тридцать всего-на-всего. Плохое угощенье!
— А я — сорокъ. Когда графъ умретъ, я закажу панихиду по его душ.
— Тогда пополамъ, возразила блондинка и пошла къ капитану съ рубцомъ на лиц.
Графъ вошелъ въ сарай, гд его ожидали Францъ и Джузеппе, лежа на солом. Оба спали, сжавши кулаки. У трехъ лошадей было подстилки по самое брюхо.
— По крайней мр, эти не забываютъ о своихъ товарищахъ, сказалъ графъ.
Онъ толкнулъ Франца концомъ шпаги, а Францъ, открывъ глаза, толкнулъ Джузеппе концомъ ножа, который онъ держалъ на голо въ рук. Оба вскочили на ноги въ одну минуту.
Джузеппе, потягиваясь, посмотрлъ на графа и, не видя у него въ рукахъ ни одного изъ трехъ мшковъ, сказалъ себ:
— Ну! мои примты не обманули!
— Ребята, пора хать. Мн тутъ длать нечего; выпейте-ка на дорогу, а мн ни сть, ни пить не хочется… и потомъ въ путь.
Францъ побжалъ на кухню гостинницы, а Итальянецъ засыпалъ двойную дачу овса лошадямъ.
— Значитъ, ничего не осталось? спросилъ онъ, взглянулъ искоса на господина.
— Ничего, отвчалъ графъ, обмахивая лицо широкими полями шляпы. Чортъ знаетъ, куда мн теперь хать!
— А когда такъ, графъ, то надо прежде закусить и выпить; хать-то, можетъ быть, прійдется далеко, а пустой желудокъ — всегда плохой совтникъ.
Францъ вернулся, неся въ рукахъ пузатый жбанъ съ виномъ, подъ мышкой — большой окорокъ ветчины, а на плеч — круглый хлбъ, на которомъ лежалъ кусокъ сыру.
— Вотъ отъ чего слюнки потекутъ! сказалъ Джузеппе.
И, увидвъ кусокъ холста, висвшій на веревк, прибавилъ:
— Накрыть скатерть?
— Нтъ, можно и такъ пость.
Францъ проворно разложилъ провизію на лавк и самъ съ Джузеппе слъ по обимъ концамъ ея.
Графъ, стоя, отломилъ кусокъ хлба, положилъ на него ломоть ветчины и выпилъ. стаканъ вина.
— Вотъ эта предосторожность будетъ не лишняя вашей милости, замтилъ Джузеппе: онъ давно служилъ у графа де Монтестрюка и позволялъ себ кое-какія фамильярности.
У Франца ротъ былъ полонъ, и онъ не жаллъ вина; онъ только кивалъ головой въ знакъ согласія, не говоря ни слова.
Между тмъ графъ ходилъ взадъ и впередъ, и только каблуки его крпко стучали по земл. Проиграть шестьдесятъ тысячъ ливровъ въ какихъ-нибудь два часа! а чтобъ достать ихъ, въ недобрый часъ онъ заложилъ землю, лса, все, что у него оставалось. Раззоренье! Конечное раззоренье! А у него жена и сынъ! что теперь длать? Тысяча черныхъ мыслей проносились у него въ ум, какъ стаи вороновъ по осеннему небу.
Кончивши скромный завтракъ, Джузеппе и Францъ стали подтягивать подпруги и зануздывать лошадей, и скоро вывели ихъ изъ конюшни. Прибжалъ слуга; графъ высыпалъ ему въ руку кошелекъ съ дюжиной серебряной мелочи, между которой блестлъ новенькій золотой.
— Золотой — хозяину; сказалъ онъ, слегка ударивъ его по плечамъ хлыстикомъ; а картечь — теб, и ступай теперь выпить!
Черезъ минуту, графъ спускался по той самой узкой улиц, по которой поднимался ночью. Зеленоватый свтъ скользилъ по краямъ крышъ; кое-какія хозяйки пріотворили свои двери. Три лошади шли ровнымъ шагомъ. Графъ держалъ голову прямо, но брови были насуплены, а губы сжаты. По временамъ онъ гладилъ, рукой свою сдую бороду.