Въ огонь и въ воду
Шрифт:
Онъ подошелъ къ нему въ ту минуту, какъ мальчикъ вытягивалъ шею, чтобъ заглянуть за уголъ улицы вдаль.
— Ахъ! какъ хорошо, что вы вздумали переодться! сказалъ Угренокъ, едва не вскрикнувъ отъ радости.
— Есть, значитъ, новое?
— Еще-бы. Ваши непріятели стоятъ тамъ на часахъ. Они не сходятъ съ мста отъ самаго разсвта!
— А мой товарищъ?
— Большой черномазый, что ворочаетъ языкомъ десять разъ во рту, прежде чмъ заговоритъ? Онъ пришелъ… я усплъ его предупредить. Онъ задумалъ непремнно войдти домой…
— И вошелъ?
—
— Настоящая кошка, этотъ Кадуръ! А теперь?
— Онъ здсь близко въ одномъ мст, которое я знаю… я могу провести васъ къ нему… Длайте только видъ, что ищете крючкомъ подъ стнами, и идите за мной издали. Куда я войду, войдите и вы тоже.
Угренокъ поднялъ свой волчокъ и принялся скакать впереди, какъ заяцъ по борозд. Коклико шелъ сзади, посвистывая. Два-три человка, одтыхъ какъ рабочіе, ходили взадъ и впередъ. звая передъ дверьми, но зорко поглядывая во вс глаза.
— Хорошо! я знаю, что это значитъ! сказалъ себ Коклико.
Войдя въ пустынный переулокъ, Угренокъ, прыгавшій все время, не оглядываясь назадъ, толкнулъ дверь кабака, стекла которой были завшаны грязными кусками красной матеріи, и проворно юркнулъ туда. Коклико вошелъ за нимъ посл и съ перваго же взгляда узналъ Кадура, хотя онъ тоже былъ переодтъ. Арабъ сидлъ передъ стаканомъ, до котораго не касался вовсе, положивъ локоть на столъ и опираясь головой на руку. Товарищъ слъ рядомъ на той же скамейк.
— Ну? спросилъ онъ, осушая стаканъ, стоявшій передъ арабомъ. Кадуръ обернулся; ни одинъ мускулъ на лиц у него не дрогнулъ.
— Наконецъ! сказалъ онъ въ отвтъ.
— Говори скорй! сказалъ Коклико; насъ ждетъ кто-то, кто сильно объ теб безпокоится, между тмъ какъ я безпокоюсь объ немъ.
— Тогда и говорить нечего; пойдемъ.
— Дьяволъ, а не человкъ! сказалъ Коклико; у него языкъ нарочно для того и есть, чтобъ не говорить!
Кадуръ уже всталъ и, не отвчая, отворялъ дверь. Коклико увидлъ съ удивленьемъ, что онъ остановился передъ ручной телжкой, которой онъ было и не замтилъ и которая стояла у стны кабака. Арабъ молча надлъ ремень себ на плечи, сталъ въ оглобли и двинулся, везя телжку. Телжка была наполовину полна салату и прочей зелени. Ротъ его стянулся отъ беззвучнаго смха.
— Одна и та жа мысль! сказалъ себ Коклико: я тряпичникъ, а онъ — огородникъ.
Коклико пошелъ впередъ: Угренокъ бжалъ рядомъ съ нимъ. Въ конц улицы мальчикъ замедлилъ шагъ и, дернувъ его за полу, сказалъ:
— Послушайте, еслибъ я смлъ, я спросилъ бы у васъ обо одной вещи.
— Говори, мальчуганъ, я очень радъ найдти случай услужить теб.
— Случай-то уже нашелся, продолжалъ Угренокъ, наматывая веревочку вокругъ волчка: если я пригодился вамъ на что-нибудь, потрудитесь сказать вашему господину, чтоздсь есть бдный мальчикъ, который бы очень хотлъ отдаться ему на всю жизнь.
— Значитъ, ни отца, ни матери? спросилъ Коклико, продолжая идти.
— Ни брата, ни сестры.
— Хорошо! я знаю кой-кого, кто былъ такимъ же, какъ и ты.
— Вы сами, можетъ быть!
— Я самъ, и потому-то именно объ теб и не забудутъ… положись на насъ.
Черезъ полчаса посл этого короткаго разговора, продолжая — одинъ везти свою телжку, а другой — нести свою плетушку, не обмнявшись ни словомъ, ни взглядомъ, Кадуръ и Коклико пришли къ лавк духовъ Бартолино. Коклико вошелъ первымъ, а Кадуръ за нимъ, въ узкій корридоръ, въ глубин котораго Хлоя, стоявшая на караул, ввела ихъ въ темную комнатку, гд Гуго и принцесса Маміани сидли запершись.
— Вотъ и Кадуръ, сказалъ Коклико;.если можете, вырвать у него разсказъ о томъ, что онъ видлъ.
— Домъ караулятъ, отвчалъ арабъ; но можно войдти черезъ окно, когда нельзя черезъ двери. Я все выбралъ изъ шкафовъ. Платье, деньги, бумаги — все положилъ въ телжку.
— А сверху морковь и рпу, проворчалъ Коклико, потирая руки; почти такой же болванъ, какъ и я, этотъ бдняга Кадуръ!
— Значитъ, все спасено? спросилъ Гуго.
— Все.
— Теперь надо ршаться, объявилъ Коклико, дло ясное, что мы не можемъ вчно жить ни въ лавк съ духами, ни въ отел принцессы, не оставаться навсегда въ этихъ фиглярскихъ костюмахъ.
Принцесса смотрла на Гуго съ тревогой. Насталъ часъ окончательнаго ршенія.
Вдругъ Гуго ударилъ себя по лбу и спросилъ Кадура:
— Ты, должно быть, нашелъ между бумагами пакетъ, запечатанный пятью черными восковыми печатями?
— Разумется.
— Пойди, принеси его.
Кадуръ вышелъ.
— Мн дозволено пустить въ ходъ это письмо только въ случа крайней необходимости, продолжалъ Гуго, или крайней опасности.
— Увы! опасность грозитъ каждую минуту! сказала принцесса.
— Приходится, значитъ, прибгнуть къ этому талисману, который мн дала мать моя, графиня де Шаржполь, въ минуту разлуки. Кто знаетъ? спасенье, быть можетъ, тамъ и заключается!
— Не сомнвайтесь; въ ваши лта разв можно считать все потеряннымъ?
Кадуръ вошелъ съ пакетомъ въ рук.
Монтестрюкъ взялъ въ волненьи этотъ пакетъ, напоминавшій ему то счастливое, беззаботное время, отъ котораго отдляло его теперь столько событій. Онъ поцловалъ шелковую нитку, обвязанную вокругъ конверта руками графини, и разорвалъ верхній конвертъ; на второмъ, тоже запечатанномъ черной восковой печатью, онъ прочелъ слдующій адрессъ, написанный дорогимъ почеркомъ: графу де Колиньи, отъ графини Луизы де Монтестрюкъ.
— Бдная, милая матушка! прошепталъ онъ; мн кажется, какъ будто вчера только она меня обнимала!
Онъ пересилилъ свое волненье и, поднявъ голову, продолжалъ:
— Ну! теперь я пойду къ графу де Колиньи и у него попрошу помощи и покровительства. Только не въ этомъ костюм хочу я явиться къ нему: онъ долженъ помочь дворянину и я хочу говорить съ нимъ, какъ дворянинъ.
— Ба! сказалъ Коклико, мы ужь нотеряли счетъ глупостямъ! Одной больше или одной меньше — право ничего не значитъ!