Въ огонь и въ воду
Шрифт:
— Много милости! А еслибъ однакожь я вздумала отказать? Женщины такъ причудливы!
Гуго былъ просто въ припадк хладнокровія; онъ улыбнулся, поклонился и отвчалъ:
— Нтъ, герцогиня, нтъ! вы согласитесь.
— Сейчасъ вы были наивны до дерзости; теперь вы смлы до наглости.
Орфиза встала съ явнымъ желаніемъ прекратить разговоръ. Но Гуго ршился идти до конца.
Онъ хладнокровно положилъ руку на эфесъ шпаги и поклонившись еще разъ Орфиз, глаза которой сверкали отъ гнва, сказалъ ей:
— Если смлость — дйствительно преступленіе,
Лишь только онъ вышелъ, Цезарь пожалъ плечами и вскричалъ:
— Это просто сумашедшій!
Но Орфиза, подъ вліяніемъ внезапнаго, столь обычнаго у женщинъ переворота, посмотрла ему прямо въ лицо и сказала:
— Онъ не похожъ однакожь на прочихъ… Кого онъ возьметъ, то съуметъ и охранить!
Выйдя изъ отеля герцогини, Гуго пошелъ бродить безъ цли по улицамъ Парижа. Онъ мечталъ о воздушныхъ замкахъ, надъ которыми видалъ въ облакахъ образъ Орфизы. Онъ сладитъ наконецъ съ этой гордой герцогиней, съ которой вчно приходилось начинать дло съизнова; онъ пожертвуетъ для этого всей кровью, всей жизнью. Она увидитъ наконецъ, что онъ не шутилъ, когда принималъ ея вызовъ.
— Съ ней, говорилъ онъ себ, то улыбается надежда, то находитъ отчаяніе; сегодня у ней — мелькала ласковая улыбка, завтра — иронія, сарказмъ… Молодая и прекрасная, она забавляется перемнами, питается капризами… Но я самъ изъ упрямаго рода и покажу ей! Волей или неволей она должна сдаться и сдастся!
Гуго все шелъ да шелъ.
Настали сумерки, потомъ и шла ночь. Опомнившись, онъ ужь не зналъ и самъ, куда зашелъ. Онъ ждалъ перваго прохожаго, чтобъ спросить дорогу въ отель Колиньи, какъ вдругъ вблизи раздались крики. Онъ кинулся на шумъ и въ узкомъ переулк, въ ночномъ сумрак, увидлъ брошенный у стны портшезъ, между тмъ какъ несшіе его лакеи съ трудомъ отбивались отъ цлой шайки мошенниковъ.
Гуго выхватилъ шпагу и бросился на грабителей. Какъ только самый отчаянный изъ нихъ упалъ отъ перваго же удара, вс прочіе бросились бжать, опасаясь, чтобъ дозоръ не вмшался въ дло, если борьба затянется дале. Гуго и не думалъ ихъ преслдовать и уже вкладывалъ шпагу въ ножны, какъ вдругъ дверца портшеза отворилась и изъ него вышла дама, закутанная въ плащъ и съ черной бархатной маской на лиц.
— Если она старая и дурная, сказалъ себ Монтестрюкъ, то пусть это доброе дло зачтется мн, по крайней мр, на небесахъ.
Незнакомка взглянула на него, пока онъ кланялся.
— Послушайте, что это значитъ? спросила она.
— Извините, но я самъ хотлъ спросить васъ объ этомъ, отвчалъ Гуго, успокоившись: голосъ былъ молодой и свжій.
— Извините и вы меня, я привыкла спрашивать, но не отвчать.
Дама толкнула ногой тло человка, котораго ранилъ Гуго; онъ не двинулся.
— А! вотъ какъ вы ихъ отдлываете! продолжала она, взглянувъ опять на своего защитника.
— Да, я ужь такъ привыкъ, отвчалъ Гуто тоже гордо, не желая уступить и въ этомъ незнакомк; когда я бью, то всегда падаютъ.
Она осмотрлась кругомъ. Изъ двухъ носильщиковъ и двухъ лакеевъ, которые были при ней, одинъ былъ убитъ, двое убжали, четвертый стоналъ подъ стной, возл опрокинутаго портшеза.
— Милостивый государь, продолжала дама, когда спасаютъ кого-нибудь, то тмъ самымъ отдаются имъ въ распоряженіе.
— Приказывайте. Что я долженъ длать?
— Не угодно-ли проводить меня домой, но съ условіемъ, что вы не будете стараться увидть меня, ни узнавать, кто я.
— Боже сохрани! Ужь и то иногда бываетъ скучно, что надо смотрть на тхъ, кого знаешь, и знать тхъ, на кого смотришь.
— Какая дерзость!
— Вотъ это самое слово мн сказали ужь разъ сегодня, и потому-то мн не хочется говорить ни съ кмъ.
Незнакомка подошла къ раненому лакею и, толкнувъ его ногой въ плечо, сказала:
— Перестань стонать, и маршъ!
Бдняга всталъ и потащился кое-какъ къ концу переулка.
— Пріятное приключеніе, нечего сказать! проворчала незнакомка, идя за нимъ, и вотъ бы посмялись, еслибъ узнали, съ кмъ оно случилось!
— Посмялись бы или поплакали, сказалъ Гуго, шедшій рядомъ.
— А! а почему вы такъ думаете?
— Потому что одно безъ другаго не бываетъ. Женщины, какъ кошки, то прячутъ когти, то царапаются… Когда одни смются, другіе плачутъ.
— Вы это знаете?
— Что бы вы подумали обо мн, еслибъ я не зналъ!
— Немного или много?
— Довольно, чтобъ не имть желанія длать новые опыты.
Разбуженный шумомъ, жилецъ одного изъ сосднихъ домовъ, не слыша больше ничего, приотвориль немного окно, чтобъ узнать, что случилось. При свт бывшей у него въ рукахъ свчи, дама посмотрла на Гуго внимательно, почти въ упоръ. Гуго разсмялся.
— Мое лицо говоритъ вамъ что-нибудь?
— Ничего.
— Ему больше и сказать нечего. Мы встртились съ вами, какъ два ночныхъ призрака.
Скоро показались стны большаго сада; сквозь деревья виднлся смутно въ темнот дворецъ.
— Э! да это Люксамбуръ! сказалъ Гуго будто самъ себ.
— Теперь мн ужь нечего здсь бояться; можете уйдти.
Монтестрюкъ внезапно остановился и ужь было повернулся назадъ, чтобъ идти, какъ вдругъ она его удержала.
— А еслибъ мн пришла фантазія поблагодарить васъ, не ужели вы не дали бы мн къ этому способа? спросила она, удивляясь, что онъ такъ скоро ее слушаетъ.
— Ничего нтъ легче. Угодно вамъ снять перчатку?
— Вотъ, сказала она, подумавъ съ минуту.
Она подала ему тонкую, гибкую, изящную руку, уходившую въ шелковый рукавъ.
Гуго взялъ ее почтительно концами пальцевъ и, снявъ шляпу и поклонившись, поднесъ къ губамъ. Выпрямившись, онъ сказалъ ей:
— Теперь я долженъ благодарить васъ.
Онъ еще разъ поклонился незнакомк и ушелъ, не поворачивая головы, между тмъ какъ она слдила за нимъ глазами.
— Э! э! сказала она, человкъ съ сердцемъ, а будетъ придворнымъ!