Въ огонь и въ воду
Шрифт:
Гуго пролепеталъ нсколько словъ въ извиненіе: его осадили со всхъ сторонъ безчисленныя заботы. Она прервала его:
— Не извиняйтесь. Разставаясь съ вами въ то утро, когда вы шли искать помощи у графа де Колиньи, я вамъ сказала слова, смыслъ которыхъ вы, кажется, не совсмъ поняли: вы любили меня всего одинъ день, а я вамъ буду предана на всю жизнь! Неблагодарность ваша не можетъ измнить меня, еще мене — разстояніе, отъздъ, разлука. Что со мной будетъ — не знаю, но какова я теперь, такой и останусь.
Она увидла маркиза де Сент Эллиса, который, узнавъ объ ея прізд, шелъ къ ней; но прежде чмъ онъ могъ услышать ихъ разговоръ съ Гуго, она прибавила грустнымъ голосомъ:
— Впрочемъ, за что могу я жаловаться на васъ? Вотъ вашъ другъ, маркизъ де Сент-Эллисъ, питаетъ ко мн такое же глубокое чувство, какъ я питаю къ вамъ. А разв это меня трогаетъ?… Вы мстите мн за него.
Скоро графиня де Суассонъ ушла вслдъ за удалившейся королевой и осталась въ своихъ комнатахъ. Она отослала всхъ, кром одной Брискетты.
— Вашъ графъ де Монтестрюкъ — просто дерзкій грубіянъ, сказала она съ живостью, сдлавъ особенное удареніе на слов: вашъ.
— Графиня изволила употребить мстоименіе, длающее мн слишкомъ много чести, но я позволю себ замтить, что графъ де Шаржполь вовсе не мой…
— О! я знаю, кто завладлъ теперь его сердцемъ!…
— Въ самомъ дл?
— Онъ даже и не далъ себ труда скрыть этого. Она была тамъ, его героиня, его божество!…. Графиня де Монлюсонъ, наконецъ!… Ахъ! ты не обманула меня… онъ обожаетъ ее!
— Да, совершенное безуміе!
— А забавнй всего то, что пока онъ пожиралъ ее глазами, другая дама, итальянка, принцесса Маміани, выказывала ясно, что пылаетъ страстію къ нему!
— Да это настоящая эпидемія! И графиня уврена?…
— Меня-то не обманутъ… Мн довольно было взглянуть разъ на нихъ троихъ, и я все разгадала!… А впрочемъ, какое мн дло до этого? Это просто неучъ, не замтившій даже, что я существую….
— Вы! когда вы видли у ногъ своихъ короля и могли бы увидть самого Юпитера, еслибъ Олимпъ существовалъ еще!… Накажите его презрньемъ, графиня.
— Именно такъ; но я хочу прежде узнать, такой-ли у него нмой умъ, какъ слпы глаза!… Ахъ! еслибъ онъ вздумалъ только замтить наконецъ, что я стою его Дульцинеи, какъ бы я его наказала!
— Безъ пощады!… И какъ вы были бы правы!
— Не правда-ли?… Такъ ты думаешь, что я должна еще принять его?
— Разумется! если это можетъ доставить вамъ удовольствіе, а для него послужить наказаньемъ.
— Эти об радости я съумю повести рядомъ.
— Я боюсь только, чтобъ въ послднюю минуту ваше доброе сердце не сжалилось.
— Не бойся… Хоть бы онъ сталъ каяться и сходилъ съ ума отъ любви у ногъ моихъ…
— Онъ будетъ у ногъ вашихъ, графиня!
— Я поступлю съ нимъ, какъ онъ того стоитъ… я буду безжалостной.
— И я тоже не пожалю его, когда его оцарапаютъ эти хорошенькіе ногти, сказала Брискетта, цлуя пальчики графини. И еслибъ вы даже укусили его побольнй, графиня, сколько другихъ позавидовали бы такому счастью!
— Отчего-жь нтъ?… Возьми только на себя передать ему, что я жду его завтра при моемъ маломъ выход.
Брискетта уходила; графиня спохватилась и сказала:
— А я забывала Морица савойскаго, графа де-Суассона, нашего мужа! Бдный Морицъ!
Брискетта едва не расхохоталась и поспшила выйдти.
XXIII
Чего хочетъ женщина
Между тмъ дворъ перехалъ изъ Фонтенебло въ Парижъ, гд король имлъ чаще возможность бесдовать о своихъ честолюбивыхъ планахъ съ Ле-Телье и его сыномъ, графомъ де Лувуа, уже всемогущимъ въ военномъ вдомств.
Обергофмейстерина королевы, само собой разумется, тоже переселилась въ Лувръ вмст съ ея величествомъ; также точно похали въ Парижъ и вс придворные, молодые и старые. Въ Париж ихъ ожидали т же самыя интриги, нити которыхъ были завязаны въ Фонтенебло любовью, тщеславьемъ и честолюбіемъ…
Гуго, хорошо направленный Брискеттой, появился на другой же день при маломъ выход Олимпіи, а вечеромъ его увидли опять на игр у королевы. Какъ нкогда суровый Ипполлитъ, онъ, казалось, смягчился къ хитрой и гордой Аридіи, которая раздляла, какъ увряли, съ маркизой де ла-Вальеръ вниманіе его величества короля и держала въ страх половину двора подъ своей властью; но Гуго дйствовалъ, какъ ловкій и искусный дипломатъ, которому поручены самые трудные переговоры: онъ поддавался соблазнамъ ея ума и прелестямъ ея обращенія медленно, постепенно, мало по малу, не какъ мягкій воскъ, таявшій отъ первыхъ лучей огня, но какъ твердый металлъ, нагрвающійся сначала только на поверхности. Олимпія могла считать шагъ за шагомъ свои успхи; ей нравилась эта забава и она тоже поддавалась невольно увлеченію. Ей было ново — встртить сердце, которое не сдавалось по первому требованію. Это сопротивленіе пріятно волновало ее: это была приправа, будившая ея уснувшія чувства и притупленное любопытство.
Само собой разумется, при этихъ почти ежедневныхъ встрчахъ, не разъ представлялся имъ случай говоритъ о граф де-Колиньи и о начальств надъ войсками, котораго онъ добивался. Гуго всякій разъ хваталъ такіе случаи на лету. Венгерская экспедиція сводила всхъ съ ума: она напоминала крестовые походы; предстояло, какъ во времена Саладина, биться съ неврными, и дальнее разстояніе, неизвстность придавали этому походу въ далекія страны такую рыцарскую прелесть, что вс горли желаніемъ принять въ немъ участіе. Не было ни одного дворянина, который не добивался бы счастья посвятить свою шпагу на службу христіанству. Вс знали уже, что король, уступая просьбамъ императора Леопольда, который ршился, сломивъ свою гордость, прислать графа Строцци къ французскому двору, — отдалъ уже приказаніе министру Летелье собрать армію подъ стнами Меца и оттуда направить ее къ Вн, которой угрожали дикія толпы, предводимыя великимъ визиремъ Кьюперли, мечтавшимъ о покореніи Германіи исламу [3] .
3
Ашаръ говоритъ о визир Кеприли, начальник турецкихъ войскъ посл Кара-мустафы, казненнаго за неудачную осаду Вны. Прим. перев.
Графъ Строцци хлопоталъ усердно, чтобы французскія войска собирались поскорй. Но еще неизвстно было, кому поручено будетъ начальство надъ экспедиціей; называли сперва Тюренна и маркграфа баденскаго, но оба были скоро отстранены. Дворъ, средоточіе всхъ интригъ, раздлился на два лагеря: одни держали сторону герцога дела Фельяда, другіе графа де-Колиньи. Шансы обоихъ казались равными и спорамъ не было конца.
Разъ вечеромъ, на пріем у графини де-Суассонъ, Гуго наконецъ не выдержалъ.
— Ахъ! вскричалъ онъ, вотъ одинъ изъ тхъ рдкихъ случаевъ, когда приходятся сожалть, что у васъ въ рукахъ шпага, а не веръ, и что васъ зовутъ Гуго де-Монтестрюкъ, а не Луиза де ла Вальеръ.