Въ огонь и въ воду
Шрифт:
— Не хотите-ли поужинать? спросила она, указывая ему мсто рядомъ съ собой.
— Въ полночь? сказалъ онъ съ видомъ сожалнія.
— Заря не блеститъ еще, продолжала она съ улыбкой. Онъ поцловалъ ей об ручки и сказалъ:
— Какъ бы она ни была далеко отъ того часа, который приводитъ меня къ вашимъ ногамъ, она все-таки слишкомъ близко.
— Разв вы меня любите?
— Неужели вы въ этомъ сомнваетесь?
— Гм! въ этихъ вещахъ никогда нельзя быть совершенно увренной!…
— Что вы хотите сказать этими нехорошими словами? Долженъ-ли я думать, что не имю права разсчитывать слишкомъ на ваше сердце?
— Э! кто знаетъ? Король-Лудовикъ XIV, вашъ и мой государь, любитъ-ли въ самомъ дл герцогиню дела Вальеръ? Можно бы такъ подумать по тому положенію, какое она занимаетъ при двор; а между тмъ онъ оказываетъ вниманіе и трогательнымъ прелестямъ сестры моей Маріи.
— Не говоря уже, что онъ и на васъ смотрлъ, говорятъ, и теперь еще смотритъ такъ…
— Такъ снисходительно, хотите вы сказать? Да, это правда. Но разв это доказываетъ, что онъ обожаетъ меня?… Полноте! Только безумная можетъ поврить этимъ мимолетнымъ нжностямъ! А я что здсь длаю? Я одна съ любезнымъ и молодымъ рыцаремъ, обнажившимъ разъ шпагу для защиты незнакомки. Между нами столъ, который скоре насъ сближаетъ, чмъ раздляетъ… Вы подносите ко рту стаканъ, котораго коснулись мои губы. Глаза ваши ищутъ моихъ, которые не отворачиваются. Мебель, драпировка, люстры, освщающія насъ веселыми огнями, хорошо знаютъ, что я не въ первый разъ прихожу сюда. Еслибъ он могли говорить, он поклялись бы, что и не въ послдній… вы берете мою руку и она не отстраняется отъ вашихъ поцлуевъ… Мой станъ не отклоняется отъ вашихъ рукъ, которыя обнимаютъ его… что же все это значитъ? и что мы сами знаемъ?
Олимпія положила локоть на столъ; упавшій кружевной рукавъ открывалъ изящную блую руку, а черные и живые глаза блестли шаловливо. Она нагнула голову къ Гуго и, съ вызывающей улыбкой, продолжала:
— Можно бы подумать, что я васъ люблю… а это, можетъ-быть, только такъ кажется!
Вдругъ она обхватила руками его шею и, коснувшись губами его щеки, спросила:
— Ну, какъ же ты думаешь, скажи?
Онъ хотлъ удержать ее на груди; она вырвалась какъ птичка, выскользнула у него изъ рукъ и принялась бгать по комнат, прячась за кресла и за табуреты, съ веселемъ, звонкимъ смхомъ. Бгая, она тушила веромъ свчи:; полумракъ замнялъ мало по малу ослпительное освщеніе; но даже и въ темнот Гуго могъ бы поймать ее по одному запаху ея духовъ. Она давала себя поймать, потомъ опять убгала и снова принималась весело бгать.
Наконецъ, усталая, она упала въ кресло; руки Гуго обвили ея гибкій и тонкій станъ; она наклонила томную головку къ нему на плечо и умирающимъ голосомъ прошептала:
— Такъ вы думаете, что я васъ люблю?
Голова ея еще покоилась на его плеч, какъ вдругъ, открывъ глаза и улыбаясь, она сказала:
— Да, кстати! мн кто-то сказалъ на дняхъ, не помню кто именно, что вы идете въ походъ съ графомъ де Колиньи? я разсмялась.
— А! сказалъ Гуго, а почему жь это?
— Хорошо вопросъ! Разв я была бы здсь, да и вы тоже былили бъ здсь, еслибъ должны были ухать?
Монтестрюкъ хотлъ отвчать; она перебила его:
— Вы мн скажете, можетъ быть, что я это знала, что вы мн это говорили и что я ничего не имла противъ…
— Именно.
— Да, но я передумала… Все измнилось. Чего вамъ искать тамъ, чего бы не было здсь?
— Разумется, еслибъ я хотлъ искать въ этой далекой сторон, наполненной турками, прелесть и красоту, — было бы глупо хать отсюда.
— Ну?
— А слава?
— А я?
Гуго не отвчалъ. Онъ смутно понималъ, что ршительная борьба начинается.
— Вы молчите? продолжала она, бросивъ на него оживленный взглядъ, должна ли я думать, что вы все еще не отказываетесь отъ намренія хать въ Венгрію, когда я остаюсь въ Париж?
— А служба короля, графиня?
— А моя служба?
Она встала; выраженіе ея лица было уже не то: гнвъ согналъ съ него свжій румянецъ, губы плотно сжались,
— Ну, что же? продолжала она, вдь это не серьезно, вдь вы не удете?
— Я долженъ съ сожалніемъ сказать вамъ, что напротивъ нтъ ничего врне того, что уду.
— Даже еслибъ я просила васъ остаться?
— Вы только прибавили бы еще одно сожалніе къ тому, которое я уже такъ испытываю, поступая противъ вашего желанія.
Графиня де Суассонъ сильно поблднла.
— Вы знаете, графъ, что если вы удете, — это будетъ разрывъ между нами?
Голосъ ея сталъ жесткимъ и суровымъ; къ несчастью, Гуго былъ изъ такихъ людей, которые сердятся, когда имъ грозятъ, и которыхъ легко возмутить окончательно.
— Сердце мое будетъ разбито на вки; но когда идетъ дло о моей чести, я ни для кого и ни за что не могу отступить.
— А! да! ваша честь! вскричала она. Теперь я вспомнила: должно быть, обтъ, данный графин де Монлюсонъ?
Гуго гордо поднялъ голову.
— Сознайтесь, покрайней мр, что эта причина стоитъ всякой: другой!
— И это вы мн говорите? Послушайте! это крайне не ловко и даже крайне неосторожно!…
Она совсмъ позеленла; черные глаза горли зловщимъ огнемъ. Гуго стоялъ передъ ней, не опуская взора. Эта гордость и раздражала ее, и плняла.
— Еще одно слово, сказала она, можетъ быть, — послднее!
Монтестрюкъ поклонился.
— Еслибъ я согласилась все забыть, еслибъ я согласилась разстаться съ вами безъ злобы, даже протянуть вамъ руку, но съ однимь только условіемъ; что вы не увидите больше графини де Монлюсонъ, — согласитесь-ли вы?… О! пожалуйста, безъ фразъ — одно только односложное слово: да или нтъ?
— Нтъ!
— Чтобъ ни случилось теперь — не моя вина!
И, сдлавъ гордое движенье, она сказала глухимъ голосомъ:
— Графъ, я васъ не удерживаю.
Въ ту минуту, какъ Гуго, сдлавъ глубокій поклонъ графин де Суассонъ, шелъ по темной комнат къ выходу, онъ почувствовалъ, что его схватила за руку маленькая женская ручка.
— Какъ! уже? прошепталъ ему на ухо веселый и ласковый голосъ Брискетты.
— А! это ты, крошка! сказалъ Гуго…. Откуда ты явилась! Я не видалъ тебя сегодня вечеромъ ни въ саду, ни въ павильон.
— У всякой горничной могутъ быть свои дла, какъ и у знатной дамы… Потомъ я вспомнила, что могу здсь понадобиться, и вернулась… Такъ дла-то идутъ не совсмъ ладно?
— Твое отсутствіе принесло мн несчастья. Только отвдали крылышка курапатки — и доброй ночи!
— А! а!
— Что длать?… здсь не то, что на Вербовой улиц! Съ обергофмейстеринами утро бываетъ иногда близко къ вечеру, хотя первый часъ и не давалъ мн повода ожидать такой злополучной развязки.