Въ огонь и въ воду

Ашар Амеде

Пока еще не совсмъ разсвло, Брискетта провела Гуго осторожно черезъ темныя сни и безмолвный садъ. Шаги ихъ едва слышались на мягкомъ песк дорожекъ, когда они медленно прокрадывались къ скрытой въ стн калитк.

— Ахъ, Брискетта! милая Брискетта! вздохнулъ Гуго.

— Да! да! ваши губы произносятъ мое имя, измнникъ, а сердце шепчетъ другое!

— Если я опять съ ней не увижусь, я буду несчастнйшимъ изъ людей!… это не простая смертная, Брискетта, это — волшебница…..

— Да, это — фаворитка, знаю… а это все равно… но, продолжала она съ лукавой улыбкой. успокойтесь,

вы опять ее увидите.

— Ты общаешься?

— Клянусь…

— Ты восхитительна, Брискетта!

— Да… разв рикошетомъ.

— Отчего ты не говоришь мн больше ты, Брискетта?

— Всему свое время: теперь на васъ какъ будто отражается королевское величіе, знакомое вамъ величіе, которое васъ такъ тревожило… Но все вернется, графъ.

Они дошли до таинственной калитки. На улиц ожидала карета, ни одного прохожаго не было видно. Брискетта остановилась на порог и, поклонившись графу де Монтестрюку, сказала въ полголоса:

— Ея сіятельство госпожа обергофмейстерина желаетъ видть вашу милость сегодня, на большомъ выход у нея.

— Я буду счастливъ исполнить желаніе графини, отвчалъ Гуго тмъ же тономъ и бросился въ карету, лошади поскакали въ галопъ.

Черезъ часъ онъ вошелъ къ графу де Колиньи, который только что всталъ съ постели и, поклонившись ему съ глубочайшимъ почтеніемъ, сказалъ:

— Позвольте мн, графъ, поздравить первымъ главнокомандующаго арміей, посылаемой его величествомъ королемъ французскимъ на помощъ его величесву императору германскому.

— Что ты говоришь? вскричалъ Колиньи… откуда ты это знаешь? кто теб сказалъ?

— Такая особа, которая должна знать объ этомъ раньше всхъ, потому что она сама иногда внушаетъ волю, которая повелваетъ свыше.

— Маркиза де ла Вальеръ?

— Э, нтъ!

— Значитъ, графиня де Суассонъ?

— Она самая.

— Обними меня, другъ Гуго!.. Да! ты платишь сторицей за услугу, которую я оказалъ теб!

— Такъ всегда поступаемъ мы, Монтестрюки, по примру, поданному намъ блаженной памяти королемъ Генрихомъ IV.

Онъ вздохнулъ и продолжалъ печально:

— Только мн было очень трудно добиться этого блестящаго результата.

— Какъ это?

— Увы! измна!.. Я долженъ былъ выбирать между любимымъ другомъ и обожаемой неблагодарною… Я обманулъ ее, чтобъ услужить ему!

— Ну! сказалъ Колиньи, улыбаясь, еслибъ ты бросился на какую нибудь актрису изъ Бургонскаго отеля или на гризетку, шумящую юпками на Королевской площади, то на тебя могли бы еще сердиться… но ты мтилъ высоко и за успхъ тебя, поврь мн, помилуютъ.

Сказавъ это, онъ слъ къ столу, придвинулъ листъ бумаги, обмакнулъ перо въ чернила и твердой рукой быстро написалъ слдующее письмо:

«Графиня,

Дворянинъ, имвшій когда-то честь быть вамъ представленнымъ, назначенъ главнокомандующимъ арміей, посылаемой королемъ на помощь своему брату, императору германскому, которому грозитъ нашествіе турокъ на его владнія.

Онъ постарается устроить, чтобы графъ де Шаржполь, сынъ вашъ, за присылку котораго онъ вамъ искренно вамъ благодаренъ, отправился съ нимъ, раздляя опасности

и славу этой далекой экспедиціи.

Будьте уврены, графиня, что онъ доставитъ ему случай придать своей храбростью новый блескъ славному имени, наслдованному отъ предковъ. Это лучшее средство доказать ему мою благодарность за доказанную имъ преданность мн и мое уваженіе къ носимому имъ имени.

Куда бы я ни пошелъ, онъ пойдетъ со мной. Отъ васъ, графиня, онъ научился быть хорошимъ дворяниномъ; отъ меня научится быть хорошимъ солдатомъ. Остальное — въ рукахъ Божьихъ.

Позвольте мн сложить у ногъ вашихъ увренія въ неизгладимомъ воспоминаніи и въ глубочайшемъ уваженіи и позвольте надяться, что въ молитвахъ вашихъ къ Богу вы присоедините иногда къ имени вашего сына еще имя

Жана де-Колиньи».

Онъ обратился къ Гуго со слезами на глазахъ и сказалъ ему:

— Я написалъ вашей уважаемой матушк; прочтите.

— Такъ вы ее знали? спросилъ Гуго, поцловавъ мсто, гд написано было имя графини.

— Да… и всегда сожаллъ, что судьба не допустила ее называться Луизой де Колиньи.

Онъ открылъ объятія, Гуго бросился къ нему и они долго прижимали другъ друга къ груди. Потомъ, возвращая вдругъ лицу своему, разстроенному сильнымъ волненіемъ, выраженіе мужественной твердости, Колиньи позвонилъ и, запечатавъ письмо, приказалъ вошедшему лакею:

— Вели сейчасъ же кому нибудь ссть верхомъ и отвезти это письмо графин де Шаржполь въ замокъ Тестеру, между Лектуромъ и Ошемъ, въ Арманьяк… Ступай!

Лакей вышелъ; овладвъ собой, графъ де Колиньи надлъ перевязь со шпагой итгромкимъ голосомъ сказалъ Гуго:

— Теперь графиня де Монтестрюкъ извщена о нашемъ поход и намъ остается обоимъ, теб и мн, думать только объ исполненіи нашего долга… И если намъ суждено умереть, то умремъ-же со шпагой на-голо, лицомъ ко врагу и съ твердымъ духомъ, какъ слдуетъ христіанамъ, бьющимся съ неврными!

Слухъ о назначеніи графа де Колиньи распространился съ быстротой молніи. Когда Гуго появился въ Лувр, тамъ только и было рчи, что объ этой новости. Сторонники герцога де ла Фельяда злились ужасно. Вс спрашивали сефя, какимъ волшебнымъ вліяніемъ одержана была такая блистательная побда въ какой-нибудь часъ времени? Распрашивали Монтестрюка, зная объ его отношеніяхъ къ счастливому избраннику, но онъ притворился тоже удивленнымъ.

На игр у короля онъ встртилъ графиню де Суассонъ, которая улыбнулась ему, пока онъ кланялся, и спросила:

— Довольны-ли вы, графъ изумительной новостью, о которой вы, вроятно, уже слышали?

— Кто жъ можетъ быть ею боле доволенъ, чмъ я?… Теперь мн и не остается желать ничего боле!

Она сдлала кокетливую мину и, играя веромъ, спросила:

— Уврены-ль вы въ этомъ?… Я думаю, что и вы тоже хотите участвовать въ этой экспедиціи, въ которую стремится попасть все дворянство?

— Да, графиня, и я брошусь въ нее первымъ, если получу разршеніе короля. Мн оказали милость и я хочу заслужить ее готовностью пользоваться всякимъ случаемъ, чтобъ служить его величеству. Я сдлаю все, чтобъ не лишиться высочайшаго благоволенія.