Въ огонь и въ воду
Шрифт:
— Что вы скажете, если я васъ поподчую этимъ кускомъ паштета съ такимъ аппетитнымъ запахомъ? спросилъ онъ его.
— А скажу, что другой такой же кусокъ дастъ мн возможность лучше оцнить достоинства перваго.
— Значитъ, дла идутъ лучше? продолжалъ Цезарь, между тмъ какъ капитанъ глоталъ кусокъ паштета, разрзавъ его на четверо.
Вмсто отвта, Бриктайль схватилъ за ножку тяжелый дубовый стулъ, стоявшій рядомъ, и принялся вертть имъ надъ головой такъ же легко, какъ будтобъ это былъ соломенный табуретъ.
— Вотъ вамъ! сказалъ онъ, бросая стулъ на паркетъ съ такою силой, что онъ затрещалъ и чуть не разлетлся въ куски.
— Здоровье вернулось, продолжалъ графъ де Шиври, а память ушла, должно бытъ?
— Къ чему этотъ вопросъ?
— Чтобъ узнать, не забыли-ль вы про графа де Монтестрюка?
При этомъ имени, Бриктайль вскочилъ на ноги и, схвативъ бшеной рукой полуразломанный стулъ, однимъ ударомъ разбилъ его въ дребезги.
— Громъ и молнія! крикнулъ онъ; я забуду… я забуду этого хвастунишку изъ Лангедока, который два раза уже выскользнулъ у меня изъ рукъ! Я тогда только забуду объ ран, что онъ мн нанесъ, когда увижу его его на земл, у моихъ ногъ, разбитаго на куски, вотъ какъ этотъ стулъ!…
— Значитъ, на васъ можно разсчитывать, капитанъ, еслибъ пришлось покончить съ этимъ малымъ?
— Сегодня, завтра, всегда!
— Дайте руку… Мы вдвоемъ примемся выслживать его…
Они крпко пожали другъ другу руку, и въ этомъ пожатіи слилась вся ихъ безпощадная ненависть.
— Разв есть что-нибудь? спросилъ капитанъ, сильно ткнувши вилкой въ паштетъ.
— Разумется! пока вы лежали больной, мы выжидали случая, и онъ найдется.
— Славная штука! Объясните-ка мн это, пожалуйста, продолжалъ Бриктайль, заливая остатки паштета цлымъ графиномъ Бургонскаго.
— Вы знаете, что онъ идетъ въ венгерскій походъ? сказалъ Цезарь.
— Лореданъ говорилъ мн объ этомъ.
— А не желаете-ли вы проводить его въ этой прогулк и пріхать въ Вну — славный городъ, говорятъ — въ одно время съ нимъ, если онъ точно подетъ?
— Сдлайте только мн знакъ, и я буду слдить за нимъ какъ тнь, здсь или тамъ, мн все равно!
— Одни, безъ помощи товарища? Вы знаете однако, что это — малый солидный.
— Товарищей можно всегда найдти, когда они понадобятся; имъ только нужно показать нсколько полновсныхъ и звонкихъ пистолей.
— Будутъ пистоли! Не скупитесь только, когда представится желанный случай.
— Съ желзомъ на боку и съ золотомъ въ карманахъ — я отвчаю за все!
— Такъ вы подете?
— Когда и онъ подетъ.
Капитанъ всталъ во весь огромный свой ростъ, налилъ стаканъ и осушивъ его залпомъ, произнесъ торжественно:
— Графъ де Шиври, клянусь вамъ, что графъ Гуго де Монтестрюкъ умретъ отъ моей руки, или я самъ разстанусь съ жизнью.
— Аминь, отвчалъ Цезарь.
XXV
Куда ведутъ мечты
Гуго не былъ у Орфизы де Монлюсонъ съ того самаго дня, когда онъ имлъ съ ней, въ присутствіи графа де Шиври, объясненіи мо поводу знаменитой записки, которая привела его окольными путями изъ улицы дез-Арси въ павильонъ Олимпіи черезъ отель принцессы Маміани. Онъ не сомнвался въ томъ, что она не нарушитъ назначеннаго ею самой срока и кром того смотрлъ на нее, какъ на такую крпость, которою искусный полководецъ можетъ питать надежду завладть тогда только, когда совсмъ окончитъ вс свои подступы. Однакожъ онъ не хотлъ ухать изъ Парижа, не простившись съ нею; поэтому онъ отправился въ тотъ же день въ отель Авраншъ.
Увидвъ его, Орфиза слегка вскрикнула отъ удивленья, впрочемъ немного притворнаго.
— Вы застаете меня за письмомъ къ вамъ, сказала она; право, графъ, я ужь думала, что вы умерли.
— О! герцогиня, кое что въ этомъ род могло бы въ самомъ дл со мной случиться, но вотъ я живъ и здоровъ…. и первая мысль моя — засвидтельствовать вамъ мое почтеніе.
— Эта первая мысль, какъ вы говорите, не слишкомъ однакожь скоро пришла вамъ въ голову. Но когда дутъ съ графомъ де Колиньи въ Венгрію, то понятно, что нтъ времени обо всемъ подумать — вдь вы дете, неправда-ли?
— Безъ сомннія, ду, герцогиня.
— При двор только и рчи, что о привязанности его къ вамъ… Назначенный королемъ главнокомандующій говоритъ объ васъ въ такихъ выраженіяхъ, которыя свидтельствуютъ о самой искренней дружб между вами. Онъ говоритъ даже, что въ этомъ дл многимъ обязанъ вамъ.
— Графъ де Колиньи преувеличиваетъ….. Все сдлали его собственныя заслуги. Впрочемъ, признаюсь, когда я люблю кого-нибудь, то моя преданность не отступаетъ ни передъ чмъ.
— Если сблизить его слова съ вашими частыми визитами графин де Суассонъ, которая, какъ говорятъ, особенно къ вамъ внимательна и благосклонна, то можно вывести заключеніе, что ваша судьба въ короткое время значительно измнилась къ лучшему…. Что жь это за секретъ у васъ, графъ, чтобъ дойдти такъ быстро до такихъ блестящихъ результатовъ?
— Я вспомнилъ о девиз, о которомъ вы сами мн говорили, герцогиня.
— О какомъ девиз?
— Per fas et nefas.
Горькая улыбка сжала губы Орфизы.
— Желаю, сказала она, чтобъ этотъ девизъ былъ вамъ такъ-же благопріятенъ и въ Венгріи, какъ былъ во Франціи
— Я надюсь. Если я ду такъ далеко, то именно затмъ, чтобъ поскорй заслужить шпоры. Мой предокъ завоевалъ себ имя, которое передалъ мн, и гербъ, который я ношу, цной своей крови и остріемъ своей шпаги… Я хочу дойдти тмъ же путемъ къ той цли, къ которой стремлюсь… Цль эту вы знаете, герцогиня.
— Я помню, кажется, въ самомъ дл, эту исторію, которую вы мн разсказывали. Неправда-ли, дло шло о Золотомъ Рун? Разв все еще на завладніе этимъ Руномъ направлены ваши усилія?
— Да, герцогиня.
— Это меня удивляетъ!
— Отчего же?
— Да оттого, что, судя по наружноcти, можно-было подумать совершенно противное…
— Наружность ничего не значитъ…. поверхность измнчива, но дно остается всегда неизмнно.
Улыбка Орфизы потеряла часть своей горечи…
— Желаю вамъ успха, когда такъ! сказала она.