Въ огонь и въ воду
Шрифт:
Самъ Кадуръ былъ не такъ важенъ, какъ обыкновенно, и изволилъ тоже улыбаться. Въ это самое время Гуго сидлъ запершись съ графомъ де Колиньи, который объявилъ ему, что онъ долженъ хать немедленно дальше.
— Мн нужно кого нибудь, сказалъ ему главнокомандующій, чтобъ халъ впереди по Германіи и обстоятельно извщалъ меня обо всемъ, что тамъ длается. Ты молодъ, храбръ, вренъ, предпріимчивъ; ты преданъ мн столько же, какъ и я теб; тебя я и выбралъ для этого порученія. Надо поспшить отъздомъ.
— Завтра же, если прикажете.
— Хорошо, завтра. Объяви министрамъ императора Леопольда, что я самъ скоро буду. Не позднй 16-го или 17-го я выду. Такъ я написалъ и графу де Лувуа. У меня нтъ врныхъ свдній о числ и качествахъ имперскаго войска, съ которымъ я долженъ соединиться. Главнокомандующаго я знаю по его славной репутаціи: никого нтъ достойнй такой чести, какъ графъ Монтекукулли. Но что можетъ сдлать генералъ, если у него мало солдатъ, или плохіе солдаты? Узнай — надо непремнно узнать — какія позиціи онъ занимаетъ, на какія крпости онъ опирается, на какія вспомогательныя войска онъ разсчитываетъ; думаетъ ли онъ наступать, или только обороняться, не грозятъ-ли турки самой Дв и что сдлано для защиты Ея отъ внезапнаго нападенія? Не врь тому, что теб станетъ разсказывать старикъ Торчіа, любимый министръ стараго императора: онъ совсмъ заснулъ въ самодовольств и бездйствіи. Смотри своими глазами.
— Будьте покойны.
— Еще бы лучше узнать все и о турецкой арміи. Говорятъ, она велика, считаютъ ее непобдимою; но не надо забывать, что воображеніе и страхъ, особенно страхъ — часто преувеличиваютъ. Надо однакожь сознаться, что она разлилась по Венгріи, какъ буйный потокъ, снесла все, забрала города и разсяла войска, пробовавшія сопротивляться. Командуетъ ею человкъ ужасный, Ахметъ — Кьюперли, изъ простаго носильщика сдлавшійся великимъ визиремъ. Такимъ врагомъ пренебрегать не слдуетъ. У него храбрость и упорство истиннаго военачальника, врный взглядъ и энергія. Если только его не остановятъ, онъ станетъ истребителемъ всего христіанскаго міра. Но какъ узнать наврное, что длается у него въ лагер и изъ чего составлено его войско, идущее на германскую имперію, а потомъ — посл ея паденія — на Европу? Мастерская штука была бы, еслибъ этого добиться! Я этого отъ тебя не требую, но узнавай все, что можно. Часто простой случай ршаетъ судьбу сраженій. А сколько я могъ понять изъ всхъ полученныхъ свдній, въ Австріи хоть и есть полководецъ, но нтъ министра, который умлъ бы распоряжаться всмъ. Смотри же, не пропускай ничего и когда я самъ пріду на мсто, гд долженъ поддержать честь французскаго имени, надюсь найдти въ теб и совтника, и руководителя.
Колиньи подошелъ къ Гуго, обнялъ его и продолжалъ: — Помни, что, отправляясь въ подобную экспедицію, намъ надо вернуться побдителями, или не вернуться вовсе… Мы буденъ дйствовать храбро… Спасемъ честь, а въ остальномъ положимся на Провидніе!
На слдующій день Гуго убдился, что если и похвально полагаться въ остальномъ на Провидніе, то и случай не мшаетъ тоже принимать иногда въ разсчетъ.
Въ ту минуту, какъ онъ выходилъ изъ дома главнокомандующаго, гд не очень торопились заготовленіемъ врющихъ писемъ, которыя должны были облегчить ему даваемое порученіе, къ нему подошелъ на площади человкъ и сразу обнялъ его, такъ что онъ съ трудомъ отдлался отъ этихъ объятій. Незнакомецъ улыбнулся и, не выпуская его рукь, сказалъ:
— Я вижу, что это значитъ… Вы меня не узнаете! Такъ давно мы съ вами не видлись, и вы были тогда еще такъ молоды! Но я, я не забылъ васъ; у меня сердце благодарное! Я былъ бы чудовищемъ неблагодарности, еслибъ забылъ оказанное мн вами гостепріимство и славный ужинъ въ Тестер!
— Въ Тестер? спросилъ Гуго.
— Да! въ этомъ уютномъ замк, который пользовался такой славой во всемъ Арманьяк и гд вы такъ хорошо пользовались уроками старика Агриппы. Ахъ! что за человкъ! и умный, и храбрый!… Еще и теперь помню залу, увшанную оружіемъ, куда онъ зазывалъ всхъ прохожихъ военныхъ!… и низкую комнату, гд такъ вкусно ужинали посл фехтованья!
Не было сомннья, незнакомецъ бывалъ въ Тестер. Передъ Гуго стоялъ высокій статный солдатъ, очевидно не потерявшій съ лтами своей силы. Загорлое лицо его носило слды долгихъ походовъ, щеки и лобъ были покрыты морщинами, борода и усы посдли, на вискахъ оставалось мало волосъ, но глаза блестли, какъ у сокола, а крпкіе члены сохраняли еще гибкость далекихъ дней молодости. Коклико такъ и впился въ него глазами.
— Чортъ возьми! продолжалъ неизвстный, обнимая снова Гуго, вы и тогда уже порядочно владли шпагою! Старые рубаки, воевавшіе съ Врангелемъ и съ Тилли, исходившіе много земель въ своихъ походахъ, встрчали въ васъ достойнаго противника! Если вы сдержали все, что общало ваше отроческое искусство, то я отъ души жалю всякаго, кто съ вами поссорится!… Какой врный взглядъ! какой отпоръ!… Точно молнія!… Разскажите же мн, пожалуйста, что подлываетъ Агриппа?
— Увы! онъ очень старъ и готовится отдать душу Богу! Но я надюсь, что онъ не закроетъ глаза прежде, чмъ мн удастся обнять его еще хоть разъ.
Незнакомецъ, казалось, былъ сильно тронуть; онъ снялъ шляпу и сказалъ взволнованнымъ голосомъ:
— Вотъ этого-то счастья мн и не достанется испытать… а между тмъ Самъ Богъ видитъ, какъ сильно я этого желалъ бы! Онъ не скупился на добрые совты и на хорошіе примры, этотъ славный, почтенный Агриппа, и душа его, молитвами святыхъ угодниковъ, пойдетъ прямо въ рай.
Онъ утеръ слезы и, погладивъ усы, продолжалъ:
— Теперь вотъ на мн кожаный колетъ, потертый латами, и желтые бархатные штаны, потертые сдломъ, а когда-то я командовалъ кавалерійскимъ эскадрономъ у знаменитаго Бернгарда веймарскаго… Я только что вылечился отъ страшной раны на водахъ Обоннъ, когда судьба привела меня случайно въ Тестеру. Какъ славно я заснулъ посл сытнаго ужина! И какого вина поднесъ мн г. Агриппа, когда я узжалъ дальше!… Любому монаху не стыдно было-бы выпить такого вина, а предки мои никогда такого и не пивали! Боевого коня моего вволю накормили овсомъ. Да! проживи хоть сто лтъ дон-Манрико и Кампурго и Пенафьель де Сан-Лукаръ, вашъ покорнйшій слуга, никогда онъ не забудетъ этого блаженнаго дня, когда онъ спалъ подъ вашей крышей и сидлъ за вашимъ столомъ!
Говоря это, дон-Манрико согнулъ свою длинную спину до самой земли.
— А все таки однакожъ очень странно, сказалъ Гуго, кланяясь ему тоже, что вы такъ съ перваго взгляда меня тотчасъ и узнали! Неужели я такъ мало измнился?
— Напротивъ… измнились необычайно! Но и тогда у васъ былъ какой-то особенный видъ, посадка головы, походка, ловкость въ движеньяхъ, что то такое, однимъ словомъ, что, увидвъ васъ среди тысячи людей, гд бы то ни было, на пиру или въ схватк, я бы тотчасъ сказалъ: это онъ, это графъ де Шаржполь!
— Такъ вы знали и мое имя? Его однакожь никогда не произносили въ Тестер!
— Да, возразилъ съ живостью испанецъ; но я былъ такъ тронутъ вашимъ ласковымъ пріемомъ, что въ тотъ же день навелъ справки, чтобъ узнать, кому именно я имъ обязанъ, и одинъ кавалеръ, знавшій когда-то вашего храбраго отца, графа Гедеона, въ его замк Монтестрюкъ, выдалъ мн тайну вашего происхожденія. Меня это и не удивило во все: любой сынъ принца могъ бы позавидовать вашей осанк.
Проговоривъ эту рчь, дон-Манрико пошелъ рядомъ съ Гуго и продолжалъ: