Въ огонь и въ воду
Шрифт:
— Я не хочу мшать вамъ… позвольте мн только немножко пройдтись съ вами. Я просто молодю, когда васъ вижу и слушаю! Ахъ! славное было тогда время! Вы тоже участвуете, должно быть, въ венгерскомъ поход, судя по вашему мундиру?
— Да, вы не ошиблись… Можно-ли желать лучшаго случая для начала своей службы, какъ сразиться съ врагами христіанскаго міра?
— Я узнаю сына благородныхъ графовъ де Шаржполей! И у меня тоже, при первомъ извстіи объ этой священной войн, закипла старая кровь! Я снова облекся въ старые доспхи! Большой честью для меня будетъ сдлать походъ съ вами и быть свидтелемъ вашихъ первыхъ подвиговъ. Если только есть хоть сотня дворянъ вашего закала въ арміи его величества короля французскаго, то я готовъ поклясться, что туркамъ пришелъ конецъ… Я же самъ, испанецъ и добрый католикъ, живу теперь одной надеждой, въ мои лта, — умереть за такое славное дло…
— Да сколько-жь вамъ лтъ? Вы еще такъ свжи!
— Это только отъ радости, что васъ встртилъ, я кажусь моложе… мн семьдесятъ лтъ.
— Чортъ побери! замтилъ Коклико.
— Потому-то именно, продолжалъ дон-Манрико, я и позволяю себ говорить съ вами, какъ старый дядя съ племянникомъ… У меня водятся деньги… Если вамъ встртится нужда, не церемоньтесь со мной… мой кошелекъ къ вашимъ услугамъ. Я буду счастливйшимъ изъ людей, если вы доставите мн случай доказать вамъ мою благодарность.
Монтестрюкъ отказался, къ большому сожалнью испанца; разговоръ перешелъ на военное дло и дон-Манрико выказалъ въ немъ много опытности. Онъ разстался съ Гуго только у дверей его квартиры и опять обнялъ его такъ искренно, что доврчивый гасконецъ былъ глубоко тронутъ.
— Честный человкъ и опытный человкъ! сказалъ онъ. Какъ благодаренъ за простую постель и за простой обдъ!
— Слишкомъ ужь благодаренъ, графъ… Что-то мн подозрительно!
— Такъ, значитъ, неблагодарность показалась бы теб надежнй?
— Она была бы, по крайней мр, въ порядк вещей и ни мало бы меня не удивила.
Гуго только пожалъ плечами при этой выходк Коклико, ставшаго вдругъ мизантропомъ.
— Такъ ты станешь подозрвать кавалера, отдающаго свой кошелекъ въ мое распоряженіе? спросилъ онъ.
— Именно, графъ: это такъ рдко встрчается въ настоящее время!
— Въ какихъ горячихъ выраженіяхъ онъ говорилъ о сдланномъ ему когда-то пріем въ Тестер, и разв тебя не удивляетъ, что, черезъ столько лтъ, онъ еще не забылъ моего лица?
— Слишкомъ хорошая память, графъ, слишкомъ хорошая память, проворчалъ упрямый философъ.
— Что-жь, ты считаешь это недостаткомъ, а не достоинствомъ, что ли?
— Разумется, нтъ; но я прибавлю только, что такая память слишкомъ щедра на комплименты.
— Ты не можешь, по крайней мр, не сознаться, что дон-Манрико хорошо знаетъ нашъ старый замокъ, гд мы съ тобой прожили столько счастливыхъ дней.
— О! что до этого, то правда! Весь вопросъ только въ томъ къ лучшему-ли для насъ это, или къ худшему?
— Самъ святой ома, патронъ неврующихъ, показался бы очень простодушнымъ въ сравненьи съ тобой, Коклико!
— Графъ! поврьте мн, всегда успете сказать: я сдаюсь! но иногда поздно бываетъ сказать: еслибъ я зналъ!
Если бы Коклико, вмсто того, чтобъ пойдти на конюшню взглянуть, все ли есть у Овсяной-Соломенки и у трехъ его товарищей пошелъ вслдъ за испанцемъ, то его недоврчивость пустила бы еще боле глубокіе корни.
Побродивши нсколько минутъ вокругъ дома, гд остановился Монтестрюкъ, какъ будто все тамъ высматривая, человкъ, назвавшій себя дон-Манрикомъ, вошелъ въ низкую дверь. и, замтивъ слугу, звавшаго въ уголк, принялся разспрашивать его, кто здсь есть съ графомъ де Шаржполемъ.
— Съ графомъ де Шаржполемъ? переспросилъ слуга, поднявъ руку съ глупымъ видомъ, и сталъ чесать себ лобъ.
Дон-Манрико, вынулъ изъ кармана немного денегъ и опустилъ ихъ въ поднятую и раскрытую руку слуги; языкъ плута вдругъ развязался какимъ-то чудомъ.
— Графъ де Шаржполь пріхалъ вчера ночью съ тремя людьми, двое большихъ и одинъ маленькій, въ род пажа; вс вооружены съ головы до ногъ, и съ ними еще пріхалъ кавалеръ, который тоже, кажется, шутить не любитъ. Этого зовутъ маркизъ де Сент-Эллисъ.
— Четверо, а я одинъ!… Громъ и молнія! проворчалъ испанецъ.
Вырвавшееся у дон-Манрико восклицаніе поразило бы Коклико; но и самъ Монтестрюкъ тоже сильно бы удивился, еслибъ, посл этого короткаго разговора испанца со слугою гостинницы, онъ встртилъ своего собесдника, идущаго смлымъ шагомъ по улицамъ Меца.
Дон-Манрико шелъ въ это время къ ближайшимъ отъ лагеря городскимъ воротамъ; онъ уже не притворялся смирнымъ и безобиднымъ человкомъ и ступалъ твердой ногой. Большой ростъ, гибкій станъ, широкія плечи, рука на тяжеломъ эфес шпаги, надменный видъ — тотчасъ же напомнили бы Гуго недавнее приключеніе и, взглянувъ на этого сильнаго рубаку, не скрывавшагося боле, онъ бы наврное вскричалъ, не задумавшись: Бриктайль!
Это онъ и былъ въ самомъ дл. Капитанъ Бриктайль, позднй капитанъ д'Арпальеръ, опять перемнилъ кличку, но какъ только миновала надобность корчить лицо сообразно рчамъ и личности, за которую онъ теперь выдавалъ себя, онъ самъ невольно измнялъ себ. Ястребиные глаза зорко слдили за всмъ вокругъ; по временамъ онъ вмшивался въ толпу бродившихъ повсюду солдатъ, то оравшихъ псни во все горло, то нырявшихъ въ двери кабаковъ. Его можно было принять за сержанта — вербовщика.
Подойдя къ парижскимъ воротамъ, онъ замтилъ среди запружавшей ихъ разношерстной толпы какого-то лакея съ честной физіономіей, справлявшагося у военныхъ о квартир офицера, къ которому у него было, говорилъ онъ, весьма нужное и весьма важное письмо. По запыленному его платью было видно, что онъ пріхалъ издалека. Дон-Манрику показалось, что лакей, говорившій плохо но французски, съ сильнымъ итальянскимъ акцентомъ, произнесъ имя графа де Монтестрюка. Онъ смло подошелъ.
— Не правда-ли, мой другъ? сказалъ онъ лакею на чистйшемъ язык Рима и Флоренціи, вы ищете сира Гуго де Монтестрюка, графа де Шаржполя?
Услышавь родной языкъ изъ устъ итальянца, посланный улыбнулся съ восхищеньемъ и самъ заговорилъ по-итальянски очень бгло:
— Ахъ! господинъ иностранецъ, какъ бы я вамъ былъ благодаренъ, еслибъ вы указали мн, гд я могу найдти графа де Монтестрюка! Его именно я ищу, и вотъ уже добрыхъ два часа разспрашиваю у всхъ встрчныхъ, а они или отсылаютъ меня то направо, то налво, или просто смются надо мной. Меня зовутъ Паскалино и я служу у принцессы Маміани, которая привезла меня съ собой изъ Италіи и удостоиваетъ своего доврія.