Въ огонь и въ воду
Шрифт:
— Говоритъ какъ по книг, разбойникъ! Потомъ, спрашиваетъ ты? Ахъ, мой милый Гуго! только что я выздоровлъ и сталъ-было готовиться къ отъзду къ моей прекрасной принцесс, какъ явилась въ нашихъ мстахъ одна танцовщица, совсмъ околдовала меня и я поскакалъ за ней въ Мадридъ… Наврное, ее подослалъ самъ дьяволъ!
— Не сомнваюсь. А потомъ?
— Замть, что танцовщица была прехорошенькая, и потому я похалъ вслдъ за ней изъ Мадрида въ Севилью, изъ Севильи въ Кордову, а изъ Кордова — въ Барселону, гд наконецъ одинъ флорентійскій дворянинъ уговорилъ ее хать съ нимъ въ Неаполь. Моя
— Видлъ самъ, видлъ! Ты еще былъ верхомъ, какъ появился ко мн на выручку!
— Бгу къ ней, вхожу, бросаюсь къ ея ногамъ и разражаюсь страстью! Скала, мой другъ, вчно скала!… А что ужаснй всего — она явилась передо мной еще прелестнй, чмъ прежде… Я умру, наврное умру. Неправда-ли, какъ она прекрасна?
— Очень красива!
— И такая милая! Станъ богини, грація нимфы, молодость гебы, поступь королевы, ножки ребенка, глаза — какъ брильанты… ручки…
— Да перестань, ради Бога! а то, право, переберешь весь словарь миологическихъ сравненій. Да и къ чему? вдь я знаю и тоже поклоняюсь ей.
— И ты не сошелъ съума отъ любви, какъ я?
— Но, отвчалъ Гуго, запинаясь, признайся самъ, что твой примръ не слишкомъ-то можетъ ободрить меня!
— Правда, отвчалъ маркизъ, вздыхая; но я хочу забыть эту гордую принцессу. Я заплачу ей равнодушіемъ за неблагодарность. Я соединю свою судьбу съ твоей, я не разлучусь уже съ тобой ни когда. Мы вмст станемъ гоняться за приключеніями. Мы добьемся, что о нашихъ подвигахъ затрубятъ вс сто трубъ Славы, я я хочу, чтобы, ослпленная блескомъ моихъ геройскихъ длъ, когда-нибудь она сама, съ глазами полными слезъ, упала передо мной на колна, умоляя располагать ею… демъ же!
— Куда это?
— Право, не знаю, но все-таки демъ скорй!
— Согласенъ, но съ условіемъ, что ты пойдешь прежде со мной къ графу де-Колиньи, у котораго я поселился посл той ночной схватки.
— Да, кстати! правда! что съ тобой сдлалось посл этого наглаго нападенія, которое подоспло такъ во время, чтобы разсять мои черныя мысли?
— Я встртилъ домъ, гд одна добрая душа пріютила меня.
— А хорошенькая эта добрая душа? спросилъ маркизъ.
— У христіанской любви не бываетъ пола, отвчалъ Гуго, а про себя подумалъ:
— Положительно, этому бдному маркизу не везетъ со мной!
Когда оба друга вышли на улицу, маркизъ взялъ Гуго подъ руку и, возвращаясь опять къ предмету, отъ котораго не могли отстать его мысли, продолжалъ:
— Я всегда думалъ, что если самъ дьяволъ зажжетъ свой фонарь прямо на адскомъ огн, - и тотъ не разберетъ, что копошится въ сердц женщины! Чтожь посл этого можетъ разобрать тамъ бдный, простой смертный. какъ я? Принцесса была вся въ черномъ, приняла меня въ молельн, - она, дышавшая прежде только радостью и весельемъ… а изъ словъ ея я догадываюсь, что она поражена прямо въ сердце какимъ-то большимъ горемъ, похожимъ на обманутую надежду, на исчезнувшій сонъ, въ которомъ было все счастье ея жизни… Не знаешь-ли, что это такое?
— Нтъ, отвчалъ Гуго, не взглянувъ на маркиза.
— Вдь не можетъ же это быть любовное горе!
— Надо однако и пожалть бдныхъ людей: довольно ужь, кажется, быть слпому; умирать тутъ не зачмъ!
— Пожалть такого бездльника! что за басни! Она хочетъ удалиться отъ свта, эта милая, очаровательная принцесса, украшеніе вселенной, запереться съ своемъ замк, тамъ гд-то за горами, и даже намекнула мн, что втайн питаетъ страшную мысль — похоронить свои прелести во мрак монастыря. Вотъ до какой крайности довело ее несчастье! Клянусь теб, другъ мой, я не переживу отъзда моего идола…
— Что это? Какъ только ты не убиваешь ближняго, то приносишь самаго себя въ жертву; не лучше-ли было бы заставить твое милое Божество перемнить мысли, не лучше-ли внушить ей другіе планы?
— Ты говоришь, какъ Златоустъ, и я пріймусь думать, какъ бы въ самомъ дл этого добиться… Могу я разсчитывать на твою помощь при случа?
— Разумется!
Все время разговаривая, Гуго и другъ его пришли наконецъ къ графу де Колиньи и застали его сидящимъ, съ опущенной на руки головой, передъ тмъ же самымъ столомъ съ картами и планами, за которымъ нашелъ его Монтестрюкъ въ первый разъ.
Гуго представилъ маркиза де Сент-Эллиса и графъ принялъ его, какъ стараго знакомаго; онъ сдлалъ знакъ обоимъ, чтобъ сли возл него, и сказалъ:
— Ахъ! вы находите меня въ очень затруднительномъ положеніи. Вы врно слышали оба, что императоръ Леопольдъ обратился недавно къ королю съ прозьбой о помощи?
— Противъ турокъ, отвчалъ маркизъ, которые снова угрожаютъ Вн, Германіи и всему христіанскому міру? Да, слышалъ.
— Только объ этомъ вс и говорятъ, добавилъ Гуго.
— Вы знаете также, можетъ быть, что въ совт короля ршено послать какъ можно скорй войско въ Венгрію, чтобъ отразить это вторженіе?
— Я что-то слышалъ объ объ этомъ, отвчалъ маркизъ, но долженъ признаться, что одна принцесса съ коралловыми губками…
— Вотъ дались ему эти сравненія! проворчалъ Гуго.
— Такъ засла у меня въ голов, что ужь и мста нтъ для турецкаго султана, докончилъ маркизъ.
— Ну, продолжалъ Колиньи, улыбнувшись, мн очень хотлось бы получить начальство надъ этой экспедиціей, — и вотъ я изучаю внимательно вс эти карты и планы, но не такъ-то легко будетъ мн устранить соперниковъ!
— Разв это не зависитъ вполн отъ самаго короля? спросилъ маркизъ.
— Разумется, да!
— Ну, что жь? разв вы не на самомъ лучшемъ счету у его величества?… Я-то ужь очень хороше знаю это, кажется… продолжалъ Гуго.
— Согласенъ… но рядомъ съ королемъ есть и постороннія, тайныя вліянія.
— Да, эти милыя вліянія, которыя назывались Эгеріей — въ Рим, при цар Нум, и Габріелью — въ Париж при корол Генрих IV..
— А теперь называются герцогиней де-ла-Вальеръ или Олимпіей Манчини — въ Лувр, при Лудовик XIV.
— А герцогиня де-ла-Вальеръ поддерживаетъ, говорятъ, герцога де Лафельяда.