Въ огонь и въ воду
Шрифт:
Кадуръ не сказалъ ни слова и вышелъ опять. Онъ досталъ изъ телжки полный нарядъ, лежавшій подъ грудой капусты, и принесъ его графу, который въ одну минуту переодлъ снова. На этотъ разъ принцесса ужь не могла участвовать въ экспедиціи. Она должна была наконецъ разстаться съ тмъ, кому всмъ пожертвовала. Она встала, блдная, но твердая, и, протянувъ ему руку, сказала:
— Вы любили меня всего одинъ день; полагайтесь на меня всегда.
Скоро затмъ, закутанный съ ногъ до головы въ длинный плащъ, изъ-подъ котораго видны были только каблуки его сапогъ, конецъ шпаги и перо на шляп, Гуго дошелъ благополучно до отеля Колиньи, а за нимъ подошли Кадуръ — огородникъ и Коклико — тряпичникъ.
Лишь только онъ вошелъ въ двери отеля, дворецкій остановилъ его: графъ де-Колиньи занятъ важными длами и никого не принимаетъ.
— Потрудитесь доложить графу, что дло, по которому я пришелъ, не мене важно, возразилъ Гуго гордо, и что онъ будетъ самъ раскаяваться, если меня не приметъ теперь же: дло идетъ о жизни человка.
— Какъ зовутъ вашу милость? спросилъ дворецкій.
— Грифъ де-Колиньи прочтетъ мое имя на бумаг, которую я долженъ ему вручить.
— Ваша милость не повритъ-ли мн эту бумагу?
— Нтъ! графъ де-Колиньи одинъ долженъ прочесть ее…. Ступайте.
Дворецкій уступилъ этому повелительному тому и, почти тотчасъ же вернувшись, сказалъ:
— Не угодно-ли войдти? графъ васъ ожидаетъ,
Гуго засталъ графа де-Колиньи стоящимъ передъ столомъ, заваленнымъ картами, планами, въ большой комнат, освщенной высокими окнами, выходящими въ садъ, залитый свтомъ. У него былъ стройный станъ; красивое лицо его поражало выраженіемъ смлости и упорства; ни утомительные походы, ни заботы честолюбія не оставили ни малйшихъ слдовъ на этомъ лиц. Мужественный и ясный взоръ графа остановился на Гуго.
— Вы желали говорить со мной, и со мной однимъ? спросилъ онъ.
— Такъ точно, графъ.
— Вы, значитъ, думали, что принесенная вами бумага настолько важна, что, не зная меня и не желая себя назвать, вы сочли себя вправе настаивать, чтобъ я васъ принялъ немедленно?
— Вы сами увидите это сейчасъ, я же вовсе не знаю, что заключается въ этихъ бумагахъ.
— А! отвчалъ графъ де-Колиньи съ видомъ любопытства. Онъ протянулъ руку и Гуго подалъ ему пакетъ.
При первомъ взгляд на адрессъ, графъ де-Колиньи вздрогнулъ, вовсе не стараясь скрыть этого движенія.
— Графиня Луиза де-Монтестрюкъ!… вскричалъ онъ.
Онъ поднялъ глаза и взглянулъ на стоявшаго передъ нимъ незнакомца, какъ будто отъискивая въ чертахъ его сходство съ образомъ, воспоминаніе о которомъ сохранилось въ глубин его сердца.
— Какъ васъ зовутъ, ради Бога? спросилъ онъ наконецъ.
— Гуго до-Монтестрюкъ, графъ де-Шаржполь.
— Значитъ, сынъ ея!…
Графъ де-Колиньи постоялъ съ минуту въ молчаньи передъ сыномъ графа Гедеона, возстановляя мысленно полустершіяся черты той, съ кмъ онъ встртился въ дни горячей молодости, и неопредленная фигура ея, казалось, медленно выступала изъ далекаго прошлаго и рисовалась въ воздух, невидимая, но чувствуемая. Вдругъ она предстала ему вся, такая, какъ была въ часъ разлуки, когда онъ клялся ей, что возвратится. Дни, мсяцы, годы прошли длиннымъ рядомъ, другія заботы, другія мысли, другія печали, другая любовь увлекли его, и онъ ужь не увидлъ больше т мста, гд любилъ и плакалъ какъ-то. Какъ полно было его тогда его сердце! какъ искренно онъ предлагалъ ей связать свою жизнь съ ея судьбой!
— Ахъ! жизнь! прошепталъ онъ, и какъ все проходитъ!…
Онъ подавилъ вздохъ и, подойдя къ Гуго, который смотрлъ на него внимательно, продолжалъ, протянувъ ему руку:
— Графъ! я еще не знаю, чего желаетъ отъ меня графиня де-Монтестрюкъ, ваша матушка; но что бы это ни было, я готовъ для васъ все сдлать.
Онъ сломалъ черную печать и прочелъ внимательно нсколько строкъ, писанныхъ тою, кого онъ называлъ когда-то просто Луизой.
Глаза полководца, который видлъ такъ часто и такъ много льющейся крови, подернулись слезой и взволнованнымъ голосомъ онъ произнесъ:
— Говорите, графъ, что я могу для васъ сдлать?
XXI
Король — солнце
Гуго въ нсколькихъ словахъ разсказалъ графу де-Колиньи, въ какомъ онъ находится положеніи: дуэль, засада, сраженіе, погоня, найденный пріютъ въ такомъ дом, гд честь не позволяла ему оставаться; въ какое затрудненіе поставленъ онъ всми этими приключеніями и наконецъ какой помощи пришелъ онъ просить у графа, въ минуту крайней опасности. Онъ разсказалъ все съ полной откровенностью и, увлеченный понемногу своей доврчивостью, передалъ всю жизнь свою съ минуты отъзда изъ Тестеры. Его честная рчь поразила графа де-Колиньи, который усадилъ его подл себя.
— Во всемъ этомъ, сказалъ онъ, когда Гуго кончилъ свой разсказъ, нтъ ничего, чего бы я самъ не сдлалъ, еслибъ былъ на вашемъ мст, - можетъ быть, не съ такимъ счастьемъ, но наврное съ такой же ршительностью. Въ сущности, кого поразили вы вашей шпагой и кто изъ васъ первый затялъ ссору? Васъ задлъ какой то безпріютный искатель приключеній, одинъ изъ тхъ бездльниковъ, которые такъ и просятся на вислицу; ему давно слдовало бы грести на королевскихъ галерахъ. Вы положили его на мостовую ударомъ шпаги: что жь можетъ быть проще? Вотъ разставленная вамъ засада — другое дло, вовсе не такое ужь простое… вы никого не подозрваете въ этой низости?
— Никого. Разв вы не находите, что одна злоба самого Бриктайля можетъ служить достаточнымъ объясненіемъ?
— Дуэли — пожалуй: осушаютъ кружки, горячатся, дерутся — это встрчается ежедневной но засада, погоня, записка, приглашающая васъ на свиданье, гд вы встрчаете вмсто ожидающей васъ женщины отрядъ изъ ночнаго дозора, — вотъ тутъ вопросъ усложняется! есть кто нибудь, кому бы выгодно было погубить васъ?
— Никого не знаю.
— Вы говорили мн о соперничеств между вами и графомъ де-Шиври.
— Да, но соперничество открытое, на виду у всхъ, такъ что оно не мшаетъ ему оказывать мн самую искреннюю дружбу. Онъ былъ моимъ секундантомъ въ этой дуэли.
— А кавалеръ де-Лудеакъ былъ секундантомъ у этого капитана д'Арпальера, въ которомъ вы встртили вашего стараго знакомаго, Бриктайля? Ну, а ужинъ, за которымъ у васъ вышла ссора съ этимъ бездльникомъ, вдь его затяли графъ де-Шиври съ своимъ другомъ, не такъ-ли?
— Какъ! неужели вы можете предполагать?…
— Мой милый Гуго — позвольте мн называть васъ такъ: я имю на это право по моимъ лтамъ — вы не знаете еще придворныхъ. Самый лучшій изъ нихъ глубокій дипломатъ и всегда облекается въ мракъ и темноту. Этотъ самый Шиври, разсыпающійся передъ вами въ увреніяхъ дружбы, которыя вы принимаете съ полной доврчивостью, такъ свойственною вашей молодости, да вдь это — такой человкъ, который не отступитъ ни передъ чмъ, чтобъ только устранить препятствія, заграждающія ему путь! Онъ знатнаго рода, состояніе у него большое, но, говорятъ, и много долговъ, и онъ разумется не прочь бы украсить свою голову герцогской короной. Ну, а та, которая можетъ ему доставить ее, сама позволила вамъ добиваться ея руки… я былъ бы очень удивленъ, еслибъ Шиври васъ не ненавидлъ!