V1
Шрифт:
Возможно, через минуты три-четыре сюда стянется не один десяток патрульных машин полиции. Они будут прочесывать местность, проводить свои операции, «План-Перехват», а у меня даже нет денег на автобус, чтобы быстро покинуть этот район. Да даже если и были бы, то моё лицо знает каждый в этом городе; именно в этой самой одежде меня вели на прицелы телекамер.
Однако стоит мне посмотреть наверх, как я тут же замечаю солнце в зените. Не нужно быть великим географом, чтобы вспомнить, в какое время суток это бывает. Времени около полудня… В такое время я, как правило, дожидался перемены на уроке исто… Уроки! В моей школе по-прежнему идут занятия. Засунув пистолет в брюки за спину, я окольными путями направляюсь в свою альма-матер.
Пожалуй, это единственный вариант выйти из этой ситуации. Прежде чем что-то начать, нужно узнать, как это закончить, разве нет? Не будем такими
Они уже окружают район, и сейчас единственное, что мне нужно, это успеть. Время… Люди не знают цену времени… Они просто о нем не задумываются, а если задумываются, то уже слишком поздно… Не верите? Ну что ж, представьте, что вы преступник, приговоренный к смертной казни. И вот вы уже возле эшафота в ожидании исполнения приговора, а так как до того, как приговор вступит в силу, пройдет церемониальная часть, то вы знаете, что до смерти вам осталось примерно где-то пять минут, может меньше. И вот вы стоите и думаете: «…ага, значит первую минуту на «вспомнить близких», две минуты на понятие смысла жизни, а две остальных – ну на все остальное; посмотреть, что вокруг». Чёрт, я цитирую князя Мышкина.
Однако до здания школы осталось каких-то пять шагов. Четыре… Три… Два… Поднимаясь по ступенькам, пытаюсь придумать план, но к чёрту все! Немного анархии в голове, и вот весь город стоит на ушах. Вспомнил то самое чувство, когда меня вели на вспышки фотоаппаратов. Я могу все повторить, только в разы круче и по моему сценарию. Осталось только достать пистолет из брюк.
Мне нужно на второй этаж, думаю, следует навестить одноклассников. И вот я уже в вестибюле, но на посту охраны нет ни души. Старый пердун – охранник, наверное, как всегда пошел в столовую, где он стоит и смотрит полчаса на меню, потом считает каждую копейку на кассе, чтобы затем еще час провести, сидя и ковыряя в тарелке, что только бесит дежурных по столовой. Думаю, он и сейчас там. Думаю, стоит как-то оповестить директора о бреши в системе безопасности. И грянул гром.
От выстрела вверх посыпалась вся побелка на потолке, но я смог дойти до точки невозврата. Отряхнувшись, я побежал по ступеням на второй этаж, думая только о заветной двери моего кабинета. Я им всем доказал. Я им всё доказал! Это их право – считать меня убийцей, нелюдью, циником, но сказать, что я трус или слабак они больше не посмеют. НИКОГДА!
И вот я уже поднялся на второй этаж, на котором от звука выстрела вышли из своих кабинетов учителя, чтобы поглазеть на источник шума. Я очень неторопливо, держа пистолет в руке, двигаюсь по коридору, чтобы они смогли разглядеть ученика, ставшего легендой в стенах родной школы. Безумная улыбка, мешки под глазами, живой и очень беглый бешеный взгляд, щетина на лице. Я сам у себя вызывал мурашки, я боялся сколько не звука уже приближающихся полицейских машин, столько последствий, которые могут наступить благодаря мне. Я шёл по моему коридору, а учителя в неконтролируемой панике бежали к своим кабинетам, дрожащими руками закрывая за собой двери. Но мне нужен был всего один кабинет. Я уже видел его, я шёл к нему. Моя учительница стояла в дверях, но даже не думала дернуться к рукояти. Испуганный, но полный решимости взгляд. Понимаете, я смотрел в её глаза, и думал, что она ждет меня, как будто она всегда меня ждала. Было видно, что она очень боялась, но… для нее я был учеником. Всегда, что бы ни произошло, она не отказалась от того, что я ее ученик. И мне было стыдно, что я ее подвел, и уже ни хотелось ничего… В эту самую минуту я бы все отдал, всё, что у меня есть, мой блокнот – самое дорогое и единственное сокровище, ради того, чтобы просто сесть за парту, за моё место, и начать все сначала. Я подумал, что надо бы объясниться, рассказать, что и почему, может быть, меня поймут, может быть, меня простят. И вот до кабинета осталось чуть меньше метра:
– Софья Николаевна, вы уж извините, что я без сменки.
– Антон, – сохраняя изо всех сил спокойство в голосе, она продолжила. – Я надеюсь, ты не собираешься…
– Нет-нет, вы что, Софья Николаевна! Я… у меня и в мыслях… мне просто больше некуда идти, поймите! Вы не были там, вы не смотрели в зарешеченное окно каждый день! Я не вернусь в тюрьму, Софья Николаевна. Там очень плохо.
– Но ты сам выбрал эту судьбу. Заходи в класс, не стой в дверях, –
И вот я зашел в комнату с пятнадцатью столами, не считая учительского, и тридцатью стульями. Я видел глаза каждого из своих одноклассников, я смотрел в них, и в зрачках видел свое отражение. Они ничего не могут мне сказать, каждый день на протяжении месяца они приходили в класс, где пустуют три места, все по моей вине. Уж слишком жива память, а такое не забывается никогда.
Мои одноклассники не могут мне ничего сказать, они чувствуют то же самое, что чувствовал я на протяжении одиннадцати лет: постоянный, непрекращающийся, неконтролируемый страх за свою жизнь. Меня не замечали, но в любой момент могли заметить; засыпать и просыпаться с мыслью, что ты никому не нужен и никто тебя никогда не полюбит, но уж лучше так, чем быть побитым в школьной раздевалке только за то, что волею судеб ты отличаешься от всех остальных. Теперь они не имели права голоса, зато я мог все. И для начала нужно закрыть дверь:
– Софья Николаевна, пожалуйста, дайте ключи от входной двери.
– Зачем они тебе, Антон?
– Сами-то как думаете? Если не закрыть дверь, нам могут помешать, – и тут же я вспомнил про расположение нашего кабинета, который окнами выходит на большое многоэтажное здание. На окнах висели шторы-жалюзи, нужно завесить их, чтобы не получить пулю снайпера. Лекции по криминалистике делали своё дело: у меня появилось видное преимущество. Я знаю, что они думают и как они поступят, а все мои планы содержаться только в моей голове. И тут же я услышал, как визжат тормоза полицейских «Уазиков». Судя по какофонии звуков, возле моей школы собрались все подразделения МВД города, и мне на мгновение показалось, что к зданию приближается вертолет. Нет, не показалось, лопасти слышны все громче и громче. Тем не менее, шторы завешаны, дверь закрыта, и…
– Ну и стоило оно того, Антон? Неужели ты доволен, неужели ты этого хотел от жизни? – Софья Николаевна перебила меня, и, сейчас, когда я стою с пистолетом в руке посреди класса, когда вокруг меня пишется история, я не могу молчать, хоть говорить мне с каждым словом все труднее и труднее, ком непомерной величины застрял в горле:
– Стоило? ДОВОЛЕН?! Неужели вы думаете, что я доволен? Вы думаете, что жизнь вокруг состоит из черного и белого, вы ведь этому учите, вы ведь это преподаете, разве я не прав? Может быть вы, мои дорогие одноклассники, расскажете Софье Николаевне, что дети, попадая в школу, перестают быть детьми. Девчонки, расскажите своему классному руководителю про то, во сколько вы потеряли девственность, с кем и при каких условиях, а? Пацаны, расскажите Софье Николаевне про пятый класс, про пакетики с клеем после уроков, про бутылки пива на новогодних школьных дискотеках, про розыгрыши расскажите! Да, расскажите про то, что вы называете шутками, может ты, Семен?! Или, может быть, Стас расскажет про то, что они, по приколу, сделали из пивной бутылки, керосина и тряпки коктейль Молотова, проверить который после уроков они решили на пьяном бомже, который за гаражами в квартале от нашей школы спал, завернувшись в картонную коробку, чтоб теплее было. Они сожгли его заживо, Софья Николаевна, понимаете, заживо. Они пришли на следующий день вот сюда, прямо в этот класс, и начали хвастаться своими подвигами. Всем, каждому здесь сидящему, было смешно. А мне нет. Ну же, Стас, ты же помнишь, что было раньше, а? Ты увидел, что я не смеюсь, и ты ударил меня. И весь класс начал смеяться с меня. Это был шестой класс, Софья Николаевна, шестой. Каждый сидящий здесь знал, что они сделали, но все их покрывали. Почему то, что они сделали, подвиг, а то, что сделал я, преступление?!
Не было и минуты, чтобы я не пожалел о содеянном. Я сидел в своей камере и проклинал тот день, когда я решил ответить на вызов вызовом, как учит, кстати, ваша классическая русская литература. Отвечать на силу можно только силой, этому нас учит закон истории. Софья Николаевна, я никого не собираюсь осуждать. Я виновен, и прощения моему поступку я не получу никогда. Но мне кажется, они ищут меня не потому, что я преступник. Они ищут меня потому, что я бросил вызов.
Посмотрите вокруг, включите телевизор. Везде и всюду чувства заменяются похотью, бренды заменили товары. Зайдите в любой супермаркет: в магазине нет продуктов, а то, что лежит на прилавках – лишь жалкая пародия на выбор. Любой эксперт мог бы сказать, что та же пресловутая колбаса, абсолютно любой цены, состоит из когтей, ногтей и сухожилий, щедро перемолотых и приправленных крахмалом. Но никто не собирается это выяснять, потому что директору мясокомбината дешевле заплатить эксперту, чем делать колбасу из настоящего мяса.