Варяги и Русь
Шрифт:
Эта цепь уже дважды спасала столицу Византии от подобной же угрозы. В 707 году к Константинополю подступали арабы, но их флотилия не могла проникнуть за цепь. Затем в 822 году к Константинополю подступал мятежник Фома, и цепь так же преградила доступ в Золотой Рог его судам.
Но тогда в Константинополе было войско, теперь же — одни беззащитные жители.
Оставалось и в самом деле возложить всю надежду на милость Божию...
При первом же известии о походе варяго-россов Василий Македонянин поспешил
Найдя юношу, Македонянин не бросил его в темницу, как следовало было бы ожидать, а приблизил его к себе.
Этим он думал привлечь Изока на свою сторону и в случае надобности воспользоваться им как заложником.
Изок полюбил Василия, но как только услышал о походе киевлян, решил бежать к своим.
Он уже готовился привести в исполнение свой план. Уйдя из Константинополя, он предполагал как-нибудь перебраться на другую сторону Босфора, а там, по его мнению, уже легко будет добраться до своих.
Пылкий юноша не думал даже, что ему пришлось бы идти по совсем незнакомой местности, и он был бы убит прежде, чем успел бы скрыться из Константинополя.
Но за Изока была сама судьба.
Во дворце было тайное заседание. Совещались Вардас, Фотий, Василий, великий логофет Византии и ещё несколько высших сановников.
Вардас предложил средство, всегда оказывавшееся наиболее действительным в подобных случаях, а именно: откупиться от наступавшего врага...
— Лучше потерять часть, чем все! — говорил он.
Волей-неволей пришлось согласиться с этим и встретиться с варягами; выбрать послов возложено было на Василия Македонянина.
Василий всегда с честью выходил из всевозможных затруднений. На этот раз он не знал, что делать.
Кого послать?
Кто решился бы, рискуя своей жизнью, пойти к жаждущим крови варварам? За всё это время Василий прекрасно ознакомился с жителями Константинополя и не видел никого, кто осмелился бы на такой подвиг.
Да и варяги не поверили бы послам, после того, что уже случилось в Киеве.
Вдруг Василия озарила неожиданная мысль. Он нашёл, кого послать к приближавшимся варягам...
Он приказал немедленно призвать к себе Изока.
— Что прикажешь, господин? — спросил, явившись к нему, юноша.
— Изок, знаешь ты, что грозит Византии, отвечай мне прямо? — спросил Македонянин юношу, пристально глядя на него.
— Знаю!
— Это твои идут на нас войной...
— Да, я слышал, что киевские князья ведут на Византию свои дружины, и они разорят Византию.
— Ты отвечаешь с прямотой, достойной мужчины и славянина, — сказал Василий. — Но подумай сам, что они найдут здесь?
— Как что? Добыча будет богатая.
— И тебе не жаль будет этого славного города, не жаль будет беззащитных старцев,
— Зачем ты это говоришь, господин?.. Сердце славян горит местью...
— За что? Разве византийцы пленили и продали тебя в позорное рабство? Вспомни, это сделали именно те норманны, с которыми идут твои земляки на нас войной...
— Ты прав, господин...
— Благодарю тебя... Так вот, если ты хочешь отплатить мне за добро, исполни мою просьбу!
— Я слушаю тебя.
— Отправься к твоим землякам, уговори их уйти от Константинополя, взяв выкуп.
Глаза юноши засверкали радостью.
— Исполню твоё желание, господин.
— Ещё раз благодарю тебя, но дай мне клятву, что ты вернёшься...
— Клянусь! — пылко воскликнул Изок.
Ни кровопролитие, ни дым пожаров, ни опасности морского пути в утлых судёнышках не могли заглушить смертельной тоски Аскольда.
Он кидался в схватки с врагами, не думая об опасности, искал битв и не находил ни на миг успокоения. Наконец князь стал думать, что только тогда придёт желанный покой, когда он выполнит свою клятву и разорит Византию...
Этот желанный миг казался ему всё более и более близким. Ещё два перехода — и он будет у ворот этого проклятого гнезда...
Не дойдя всего один дневной переход до Константинополя, варяги остановились по приказу князя.
Берег, едва только струги были зачалены, осветился бесчисленными огнями костров. Повсюду слышался шум, смех, песни, крики. По всем направлениям были разосланы отряды, чтобы оберегать покой отдыхающей дружины.
Для князей был разбит отдельный шатёр, но Дир предпочитал проводить время с дружиной, Аскольд же оставался в шатре со своими неотвязными думами и тоской.
«Близок, близок час мести за тебя, моя ненаглядная, — размышлял он. — Чувствуешь ли ты, что я исполняю свою клятву, чувствуешь ли, что это проклятое гнездо, принёсшее тебе смерть, скоро-скоро будет разорено... Камня на камне не оставлю я в нём... Все они погибнут за тебя!»
Какой-то шум и крики, донёсшиеся до слуха князя, прервали его думы. Он поднялся на ноги и положил руку на рукоятку меча, готовый обнажить его.
Вдруг входная пола шатра поднялась, и Аскольд увидел сияющее радостью лицо Дира.
— Друг, брат, поверишь ли, кого я веду к тебе? — сказал Дир. — Смотри, смотри, кто это? Вот был бы обрадован Всеслав, если бы он был с нами...
Аскольд вгляделся в приведённого Диром человека, и в первый раз со дня ужасной кончины Зои на лице его появилась улыбка.
— Изок! — воскликнул он.
— Я, князь! — кинулся к нему юноша. — Как я счастлив, что вижу тебя здоровым и невредимым... Я слышал, отца здесь нет?