Поющие мачты к земле —плывут обломки крушения неба.В эту деревянную песнюкрепче вцепись зубами.Ты — прикрепленный к песневымпел.
«Жеребец, с цветущим фитилем-султаном…»
Жеребец, с цветущим фитилем-султаном,зависший в прыжке над гребнемхребта,кометный блеск накрупе.Ты, в со —заколдованных диких ручьях, рас —пластанный,вздымающаяся грудь в пряжкестихострочного ига, —скачи со мной сквозькартины, скалы, числа.
«Выскользни…»
Выскользниу меня из-под руки,возьми с собойодин удар пульса,спрячься в нем —как в мире.
«Вырежь молитвенную руку…»
Вырежь
молитвенную рукуиз воздухаглазами-ножницами,накрой ее пальцытвоим поцелуем:от тайн в складкаху тебя перехватит дыхание.
В стынь брожу разут-раздет,Продрог, что твой кобель,Эх, кабы только Бог послалМне для сугрева эль!Тогда бы вновь вскипела кровь,Расправилась спина;Долой нытье! Коль есть питье,Одежка не нужна.Мне не грозят ни дождь, ни град,Ни лютая метель,Пока меня верней огняВеселый греет эль.Пускай озяб я и ослаб,Но как хлебну пивка,Ни Джон-силач, ни Том-ловкачНе вздуют мне бока.Я вам клянусь, что становлюсьМогуч, хитер и смел,Едва взбодрит, вооружитМеня мой добрый эль!Неси на стол мой разносол:Селедку да сухарь;Хлебца чуток пойдет мне впрок,А курицу не жарь.Приберегу свою деньгу —Уж больно тощ кошель! —И так я сыт, пока бежитПо жилам старый эль.Но что за черт?! У этих мордНе пиво, а вода.Да будет Бог к мерзавцам строгВ день Страшного суда!Каков притон! За тыщу кронНоги моей отсельНе будет здесь. Будь проклят весьПаршивый жидкий эль!Хоть не буян, напившись пьян,Скачу я как олень.Начнет светать, валюсь в кроватьИ дрыхну целый день.Проспавшись, я ищу питья:Повыветрился хмель,И в брюхе жар — тушу пожар,В себя вливая эль.Мне рыба в рот уже нейдет —Так плох желудок мой,Но мы вдвоем с святым отцомПрикончим жбан пивной.Я пью до дна, а коль женаНачнет жужжать, как шмель,Я вдрызг упьюсь — развеет грустьБлагословенный эль.Кто пиво пьет, тот без заботСвершает путь земной:На сотню бед один ответ —И в ус не дует свой.И стар, и млад, и трус, и хват,Кончайте канитель!Под кружек звон скликайте женИ пейте добрый эль!В стынь брожу разут-раздет,Кусается метель,Эх, кабы только Бог послалДуше пропащей эль!
Кто-то вырезал в долинеИмя доньи на маслине —«Мануэлла де ла Торре».Кто она? Крутом молчанье;Дождь и солнце точат зданье;Ветра тщетно призыванье —«Мануэлла де ла Торре».Позабылась песня эта,Лишь припев не канул в Лету —«Мануэлла де ла Торре».Но порой наводит чарыОтдаленный звон гитары,И слова легенды старойЛьются ночью на просторы:Были стены эти юныИ впервые пели струны —«Мануэлла де ла Торре».
Чикита
Чудо, сэр! — В округе равных ей нету;Верно, малышка моя, Чикита, красотка?Шея-то — бархат! Погладьте! — Ах ты чертовка!Тпру! — Джек, садись — покажи джентльмену аллюры.Морган! Не кляча какая — бумаги все в полном порядке.Дочь Вождя Чиппева! За тыщу — и то не расстанусь.Бриггс ее бывший хозяин — может, слыхали?Что прогорел и вышиб мозги себе пулей во Фриско?Крепко влип этот Бриггс… Джек! Хорош красоваться!Это всё чепуха — а вот дайте-ка ей работенку!Сами знаете, лошадь ведь всякой бывает,И не всякий, забравшись на лошадь, — наездник.Брод на Форке видали? — Гиблое место! —Фланиган чуть было там не угробил упряжку.С месяц назад мы с судьей да с племяшкой евойнымВ темень подались туда — в самый дождь, в половодье.Мчим по ущелью — ручей аж бурлит под ногами,В щепки разбита плотина, и нету другой переправы.Я на чалом, судья на гнедке, паренек на Чиките —А за нами грохочут каменья с вершины каньона.Вот подлетели мы к броду, и эта ЧикитаС ходу за дело — мы слова сказать не успели! —Плюхнулась в воду — я чуть не заплакал,Глядя, как конского мяса на тыщу уносится к черту!И что бы вы думали? Этой же ночью ЧикитаВ стойло пришла и тихонько стоит, обтекает —Чистая, точно бобер, — а упряжи нет и в помине.Так вот, стало быть, реку она одолела, наша Чикита.Знатная лошадь! и — как вы спросили? — Племянник?Видно, утоп — потому как еще не вернулся;Он, дурандай, и в седле-то не шибко держался;С огольца что возьмешь? — Это вам не лошадка!
О чем пела пуля
Как радостен жизниЗакон! —Любить и лететьНа рожон!Отыщу, обет храня,В смерче дыма и огняЯ того, кто
для меняБыл рожден.И его не спутать мнеНи с одним:Он — герой и в битве не —победим.У него лицо под статьИ божественная стать,Скоро, скоро должен статьОн моим!Вот и он — моя любовь,Мой храбрец!Это я — твоя любовь,Наконец!Счастье мне скорей даруй —Отвечай на поцелуй!Что ж ты, милый? Не балуй!Холоден мертвец.
Язычник Ли Син
Рассказ Правдивого Джеймса Столовая гора, 1870
То бишь верьте, друзья —Заливать не привык! —Что по части враньяИ дешевых интригНикого нет ушлее китайца —Заявляю о том напрямик.Ли Син звался он,И не спорю я тут,Что подобных именПросто так не дают,Но улыбка его была кроткой —Нипочем не дознаться, что плут.Просветлело тем днем,То бишь можно сказать,Что язычник лицомБыл погоде под стать,Но в тот день он меня с Билли НаемТак обставил, что срам вспоминать.Точно желтый божок,Он возник у стола.«Ты играешь, дружок?» —Я спросил. «Мал-мала».Мы засели за юкер, но сразуХуже некуда карта пошла.Я тут было взгрустнул:Дело, то бишь, — каюк,Но Билл Най провернулСвой излюбленный трюкИ в рукав запихнул полколоды —Он мастак в смысле ловкости рук.Но в игре не везлоПо-кошмарному нам,Козыря, как назло,Так и липли к рукамПростодушного с виду китайца —Продували ко всем мы чертям!И вот тут-то проколИ случился такой:Мне на сдаче пришелВалет козырной,А язычник зайди со второго —Чем и выдал себя с головой!Хоть я тертый игрок,Но застыл, как стена,А Билл Най всё просекИ вздохнул: «Вот те на!Облапошил нас вшивый прислужник», —И настала китайцу хана.Из его рукавов(Я не лез в мордобой)Сотни карт меж столовРазлетелись листвой,Да с ногтей его восково-желтыхМы и сняли налет восковой.Так что верьте, друзья, —Заливать не привык! —Что по части враньяИ дешевых интригНикого нет ушлее китайца —Если вру, пусть отсохнет язык!
Представьте себе: вы на темной террасе и к девушке рядомпроникнуты чувством настолько странным,Что становится ясно — дело не только в приданом.В воздухе летняя нега, и вечер волнующе дивный,И луна вам шепчет лукаво, что «любить» — это глагол активный,И звезды мерцают над вами как-то особенно,И старинные венские вальсы играет вдали оркестр бесподобенно,И она ничуть не противится, когда вы нежно сжимаете ей локоток,И спустя мгновенье, исполненное романтики, вы спрашиваете:«Милая, куда унес тебя мыслей поток?»И она возвращается из омытых лунным сиянием далейв сумрак веранды, И говорит: «Я просто задумалась, сколько побегов бамбукасъедает за день детеныш Гигантской панды».Или так: вы стоите с ней на холме и закатом любуетесь зимним мечтательно,И, как в книгах Унсет, красиво всё сногсшибательно,И вы обвиваете рукой ее талию и произносите искусносоставленное признание, столь же проникновенное, как в книгах Уиды и Теккерея,И спустя мгновенье, исполненное романтики, она говорит: «Ой,я забыла купить для дайкири лаймы и в салат — сельдерея».Или в полутемной гостиной вы только что задали ей самыйглавный вопрос и с трепетом ждете ответа,И спустя мгновенье, исполненное романтики, она говорит:«По-моему, этот столик будет лучше смотреться на месте тогостолика, только ума не приложу, куда поставить второйстолик, не дашь мне совета?»И вот так они бьют нас ниже пояса день за днем.И не то чтобы для них не было ничего священного — простов Священный Момент они всегда размышляют о чем-тоином.
Похвальное слово другу
Одни писатели твердят,Что мама — лучший друг ребят.Другие спорят: это враки,Нет друга преданней собаки!Не избежать мне типуновЗа приниженье мам и псов,И всё же я признаюсь вам:Мой самый лучший друг — я Сам.Мы делим радости и горе,Мы в унисон поем, как в хоре,Мы ближе, чем мидиец с персом,Мы заодно умом и серсом.Я пошутил — и Сам смеялся.Я прогорел — и Сам нуждался.Мы на коктейли ходим оба,Хоть ненавидим светских снобов:Чуть я решаю делать ноги,Смотрю — а Сам уж на пороге.Мне по душе кино немое —И Сам согласен тут со мною.И каждый из моих греховДобрейший Сам простить готов.А отойду я в мир иной —Кто будет, как не Сам, со мной?Мы неразлучны. Рядом с намиИ Дамон с Финтием врагамиПокажутся. Не стройте рожи!Ведь вы и Сами с нами схожи.