Вэкфильдский священник
Шрифт:
— Какъ, сударыня! воскликнулъ онъ: — вы хотите, чтобы я одобрилъ подобный выборъ? Никогда! Какъ, такую красоту, такой умъ и прелесть отдать въ руки существа, вполн неспособнаго понять, какое сокровище ему достанется? Извините меня, я никакъ не могу одобрить такую вопіющую несправедливость; и у меня на это свои причины.
— Такъ вотъ что! воскликнула моя Дебора:- коли у васъ есть свои особыя причины, это другое дло; но, сэръ, мн бы хотлось знать, какія же такія причины?
— Извиняйте, сударыня, сказалъ онъ:- он лежатъ такъ глубоко (тутъ онъ положилъ руку на сердце), что я не могу вамъ открыть ихъ. Он сокрыты здсь и должны оставаться сокровенными.
Когда онъ ушелъ, мы опять собрались на совщаніе, но не могли ршить — какъ понимать столь утонченныя чувства. Оливія находила, что вс его рчи доказываютъ самую возвышенную страсть, но я не могъ съ этимъ
XVII. Едва ли найдется добродтель, способная устоять противъ долговременнаго и пріятнаго искушенія
Такъ какъ для меня все дло было въ томъ, чтобы моя дочь была дйствительно счастлива, я ничего не имлъ противъ такого жениха, какъ мистеръ Уильямсъ: онъ былъ человкъ зажиточный, обстоятельный и простосердечный. Немного было нужно хитростей, чтобы оживить его отвергнутую любовь и ободрить къ новому ухаживанію, такъ что дня черезъ два онъ и мистеръ Торнчиль встртились у насъ въ дом и нкоторое время смотрли другъ на друга весьма недружелюбно. Но фермеръ Уильямсъ не былъ долженъ ни копйки своему землевладльцу и потому держалъ себя вполн независимо. Оливія съ своей стороны отлично разыгрывала роль кокетки, если можно назвать ролью то, что было сущностью ея природы; всю свою нжность она какъ будто сразу перевела на новаго вздыхателя. Мистеръ Торнчиль казался глубоко огорченнымъ такимъ предпочтеніемъ, былъ задумчивъ, разсянъ и наконецъ ушелъ. Меня, по правд сказать, удивило такое сильное огорченіе, тогда какъ онъ имлъ полнйшую возможность устранить его причину, заявилъ намъ честнымъ образомъ о своихъ намреніяхъ. Но каковы бы ни были его страданія, было очевидно, что Оливія мучилась еще боле. Посл каждаго подобнаго свиданія со своими вздыхателями, — а такихъ свиданій было нсколько, она обыкновенно удалялась въ свою комнату и тамъ предавалась своему горю.
Однажды вечеромъ, посл того какъ она довольно долго поддерживала притворную веселость, я вошелъ къ ней и засталъ ее въ слезахъ.
— Вотъ видишь, дитя мое, сказалъ я, — что, довряя страсти мистера Торнчиля, ты только лелешь пустую мечту: онъ допускаетъ соперника ухаживать за тобою, не взирая на то, что соперникъ этотъ во всхъ отношеніяхъ ниже его, и зная притомъ, что отъ него зависитъ получить на тебя вс права, стоитъ для этого только откровенно заявить о своихъ чувствахъ.
— Да, папа, отвчала она:- но у него есть свои причины для такого промедленія; я знаю, что есть. Искренность его взглядовъ и словъ убждаетъ меня въ томъ, что онъ меня высоко уважаетъ. Вскор, я надюсь, выяснится и все великодушіе его привязанности, и тогда вы увидите, что я понимаю его лучше, чмъ вы.
— Оливія, дорогая моя, возразилъ я:- все, что до сихъ поръ длалось съ цлью вынудить у него признаніе, было сдлано съ твоего вдома и согласія, и ты не можешь сказать, чтобы я въ чемъ либо стснялъ тебя; но только знай напередъ, моя милочка, что я не допущу понапрасну обманывать его честнаго соперника изъ-за твоей несчастной страсти. Сколько бы ни понадобилось теб времени на то, чтобы довести твоего воображаемаго вздыхателя до объясненія, я охотно дамъ теб это время; но по истеченіи срока, если дла останутся все въ томъ же положеніи, я непремнно желаю, чтобы ты вознаградила честнаго мистера Уильямса за его преданность. Вс правила моей жизни и самое званіе мое этого требуютъ, и я не допущу, чтобы моя родительская нжность взяла верхъ надъ требованіями чести и справедливости. И такъ, сама назначь мн срокъ, оттяни его сколько пожелаешь, и тмъ временемъ позаботься о томъ, чтобы мистеръ Торнчиль наврное зналъ, когда мы намреваемся помолвить тебя съ другимъ. Если онъ дйствительно любитъ тебя, здравый смыслъ ему подскажетъ, какъ нужно поступить, чтобы ты не ускользнула изъ его рукъ отнын и навсегда.
Находя мои доводы вполн справедливыми, она на все согласилась. Въ случа явнаго равнодушія со стороны сквайра, она подтвердила свое общаніе непремнно выйти за мистера Уильямса, и мы воспользовались первымъ удобнымъ случаемъ, чтобы упомянуть въ присутствіи мистера Торнчиля, что ровно черезъ мсяцъ выдаемъ свою старшую дочь за его соперника.
Столь энергическія мры, повидимому, удвоили тревоги мистера Торнчиля; но зато Оливія такъ страдала, что я начиналъ опасаться за нее. Борьба между страстью и благоразуміемъ доставалась ей не дешево: вся ея веселость пропала, она постоянно искала уединенія и проводила время въ слезахъ. Прошла недля, и мистеръ Торнчиль ничего не длалъ, чтобы помшать ея свадьб. Еще недлю онъ продолжалъ посщать насъ также часто, но все также ничего не говорилъ. На третью недлю онъ совсмъ пересталъ бывать у насъ, но дочь моя не только не выказывала по этому поводу ни малйшаго нетерпнія, но противъ ожиданія впала въ какое-то задумчивое спокойствіе, которое я истолковалъ какъ покорность судьб. Я же съ своей стороны искренно радовался тому, что мое дитя скоро заживетъ въ довольств и полномъ спокойствіи, и часто хвалилъ ее за то, что она истинное счастье предпочла суетности.
Дня за четыре до ея предполагаемой помолвки мы сидли вечеромъ всей семьей вокругъ веселаго огонька, болтая о прошломъ, составляя планы будущаго и смясь каждой глупости, какая приходила въ голову.
— А что, Моисей, воскликнулъ я, — вдь у насъ въ дом скоро будетъ свадьба, сынокъ. Какого ты мннія объ этомъ и вообще о нашихъ длахъ?
— По моему мннію, батюшка, дла идутъ отлично; и я только сейчасъ размышлялъ, что если точно сестра Ливи выйдетъ замужъ за фермера Уильямса, то онъ намъ даромъ будетъ давать на подержаніе и яблочный прессъ, и пивныя корчаги.
— Еще бы, Моисей, непремнно! сказалъ я:- да еще для поддержанія нашей бодрости онъ споетъ намъ въ придачу балладу о «Смерти и Дв».
— Онъ и нашего Дика выучилъ этой псн, сказалъ Моисей, — и малютка, мн кажется, очень мило поетъ ее.
— Неужели! воскликнулъ я:- ну-ка, послушаемъ. Гд же мой малютка Дикъ? Пусть придетъ и смло принимается за дло.
— Братецъ Дикъ, подхватилъ младшій, — Виль ушелъ сейчасъ съ сестрицей Ливи; но мистеръ Уильямсъ и меня научилъ двумъ псенкамъ и я, пожалуй, спою вамъ, папа. Которую спть: «Умирающаго лебедя» или «Элегію на смерть бшеной собаки?»
— Элегію, дитя, конечно элегію, отвчалъ я:- я еще никогда ея не слыхивалъ. Дебора, душа моя, сухая ложка ротъ деретъ, какъ говорится: дай-ка намъ бутылочку твоей наилучшей смородиновки, ради веселья. Въ послднее время я оплакивалъ столько разныхъ элегій, что боюсь, какъ бы сегодняшняя не слишкомъ меня разстроила, а потому выпьемъ для подкрпленія силъ. А ты, Софи, душенька, возьми свою гитару, да побрянчи немножко, въ вид акомпанимента.