Венок Альянса
Шрифт:
А Аминтанир - достаточно понимает, на что соглашается? Гелен стал ему очень дорог за эти месяцы, но станет ли ему так же дорог этот чёртов Кодекс, чтобы снова пережить прикосновение огня? Хотя может быть, всё как раз наоборот, чем она думает, и огня он, заглянувший за край, больше не боится…
Кэролин чувствовала, что теперь храм встречает её как свою. Может быть, потому, что сама она узнавала ладонью, не глядя, каждую трещину и скол на мраморных колоннах, может быть, потому, что издали чувствовала, ещё не видя, приветственную улыбку Софинела.
– Ты рано сегодня, Кэролин.
– Мне не спалось. Почти совсем не спалось, а перед рассветом мне уснуть и не удаётся, давно.
– Час перед рассветом очень полезен для размышлений. О чём же ты размышляла, Кэролин?
Софинел не был фриди, не был телепатом вообще, но говорить с ним было удивительно легко. Он читал её мысли именно в старинном, почти забытом смысле этого слова, это было глубокое, отеческое понимание, порождённое
– Я думала… обо всём. Хотя всю свою жизнь я была очень много предоставлена самой себе, о многом я смогла подумать только сейчас. Я искала… смысл. Нет, не причину, почему произошло то или иное, и даже не хорошее в этом… Потому что очень много вещей, в которых хорошее не найдёшь, как ни старайся… Но смысл должен быть всегда. Это самое главное. Важнее, чем достичь какой-то цели, важнее даже, чем достичь того, чтоб в твоей жизни происходило только хорошее, или хотя бы чтобы не происходило плохого. Когда шли месяц за месяцем, а вестей от Алана всё не было, когда «Белая звезда», ушедшая к границам изведанного, в который раз не ответила на вызов… я почувствовала, что совершенно потерялась. Я находила смысл, спасение в том, чтоб поддерживать миссис Ханниривер, которая стала за это время моей близкой подругой, я говорила ей, что «не отвечают на вызовы» не значит «погибли», что может быть, они потерпели аварию где-то, и их ещё найдут, обязательно найдут и вернут… Мы ведь знаем, сколько было такого – люди возвращаются через годы… Но я понимала – я сама уже не очень-то в это верю, я стараюсь, чтоб мой голос звучал убедительно, я старалась ей передать веру, а у меня ничего не оставалось. Когда прошло полгода, она решила вернуться на Землю, сказав, что, по-видимому, нет особого смысла в том, чтоб она прождала здесь ещё неделю или месяц. Но если для меня важно полагать своё пребывание здесь неким залогом их возвращения – то она понимает меня в этом. Зная, что мои более чем скромные средства подошли к концу, она оплачивала моё проживание, и продолжает оплачивать сейчас… Но она всё же уехала, и я снова осталась предоставлена сама себе. А быть одна я не могу, это я уже поняла. Кэролин говорила, что я всё время думала только о ком-то, чужими проблемами забивала свои, а мне хорошо бы научиться жить для себя. Я много думала над её словами… И поняла, что не смогу никогда. И дело даже не в том, кто и что мне когда сказал… Дело в том, что такая я есть. Такой уж мой смысл. Раньше я думала – это для того, чтобы не замечать свою боль… Теперь я понимаю, что чужая боль всегда страшнее.
Старый минбарец кивнул.
– Твоя боль не покинула тебя совсем, но уже не закрывает чёрной тучей всё твоё небо. Ты перестала себя винить за всё, чего не смогла – не защитила отца, не спасла возлюбленного, не уберегла сына. Ты поняла, что если бы даже точно знала, что не защитишь, не спасёшь, не убережёшь – ты всё равно была бы в их жизни, всё равно делала бы всё возможное. Но у них своя судьба. Мы становимся сильными тогда, дочка, когда понимаем, что не всё зависит от нас, что, может быть, несмотря на все наши старания, кончится всё плохо, очень плохо… но не сдаёмся, не уходим с пути, не перестаём делать, что должны. Только тогда мы понимаем, что, и насколько, нам нужно.
– Я стала приходить сюда, сперва ища утешения. А обретя его, выплакавшись, я стала искать смысл. Новый смысл. Мне нужно было найти смелость подумать, как жить дальше, если Алан не вернётся никогда. Я вспоминала о той женщине, Мелиссе, о том, как она превращала свою скорбь, свою веру в действие. О всех тех людях, кто, пережив потерю, обретали новый смысл в заботе о других. Новых близких. Я думала, что я бы так никогда не смогла… Но ведь именно это я делала всегда. У Кэролин есть Милли и Джо, которым она нужна, у меня же не осталось никого… Тогда я поняла, что просто должна кого-то найти. Кого-то, или что-то, что будет моим новым делом, новым смыслом – не ради того, чтоб забыться, не ради того, чтоб, помогая кому-то, компенсировать свои потери – а потому, что иначе не могу. И я стала приходить сюда уже за такой возможностью. Чтобы учиться у вас, помогать вам. Но мне, честно говоря, даже не нравится говорить «помогать вам», потому что это вы помогали мне. Что бы я ни делала – учила языки, читала священные тексты, прибиралась в помещениях храма или вместе с вами посещала больницы – я была счастлива. Я ничем не помогла бы Алану, если б просто сидела и скорбела в ожидании, я, конечно, и сейчас ему помочь не могу… но могу помочь другим, и я не могу отказываться от такой возможности. Я так благодарна вам. Вы, минбарцы, удивительный, мудрый народ. Вы называете вещи своими именами. У
Софинел улыбнулся, погладив женщину по руке.
– Я видел это в твоём сердце с самого начала, Кэролин, как только ты вошла сюда. Но важно было, чтоб ты сама увидела это.
– У вас найдётся для меня задание, Софинел? Такое задание, которое позволит мне… Не подумайте, что я не счастлива здесь, что всё то, что я здесь, под вашим руководством, делаю – это мало, или не удовлетворяет моему честолюбию, и если вы скажете, что всё должно идти, как идёт – я приму это. Но мне, пожалуй, хотелось бы большего. Сделать что-то такое – для вас, ещё для кого-то, для всех – что выразило бы полноту моей благодарности, что стало бы руководством в жизни, наполнило её смыслом…
– Кэролин, я думаю, что ты готова. Не знаю, сочтёшь ли так ты сама… Помнишь, были дни, когда я не мог приходить сюда для очередного урока, или не мог сопровождать тебя в наших обходах? Ты мало знаешь о внешней политике, о новостях… Кое-что слышала, конечно… Может быть, я упоминал, что Комитет, возглавляемый Деленн, сейчас оказывает помощь одному миру… Этот мир серьёзно пострадал – не от внешней агрессии, а от собственного неразумия. Около десяти лет назад моради избрали ужасный, гибельный для них путь. Они отреклись от всего – литературы, живописи, религии, науки, всего, что составляло их культуру, их духовную жизнь, и сосредоточились на том, что казалось им путём силы – военной науке, гонке вооружений. И не потребовалось войны ни с каким другим миром, они сами погубили себя. Однажды оказалось, что они изобрели слишком много слишком опасного оружия. Цепная реакция ядерных взрывов едва не уничтожила их цивилизацию, почти отбросила их в каменный век. Сейчас они бедствуют… Альянс узнал об этом случайно, но сразу организовал сбор гуманитарной помощи для них. Я предлагаю тебе отправиться с одним из кораблей в мир Моради. Им нужны не только продовольствие и медикаменты, не только средства для восстановления разрушенных жилищ. Им нужно утешение, доброе слово, слово о мире, о надежде. Ты получила неплохую подготовку здесь, и можешь стать миссионером в этом мире. Будет очень трудно – не только потому, что это мир, погружённый в руины, и не все погибшие погребены, потому что во многих городах некому их погребать. Они несчастны – и они обозлены. Ты можешь столкнуться с агрессией… Хватит ли тебе терпения и сил, будешь ли ты готова… что не все твои усилия дают плоды?
– Я готова, Софинел. Когда отправка?
– Сегодня. Да, увы, ты не успеешь собрать свои вещи и попрощаться…
– Это и не требуется. Я надеюсь, Софинел, вы, по крайней мере, сможете проводить меня до космодрома?
Пожилой жрец поднялся, всё ещё не выпуская рук Кэролин.
– Отправка завтра, дитя. Я не мог бы не сообщить тебе… хоть сколько-нибудь заранее. Но я должен был увидеть, что ты действительно готова. Ты сама должна была увидеть. Такие решения принимают, не обдумывая и взвешивая, не имея отсрочек – такие решения принимают в сердце, и они должны быть искренними. Сейчас – или никогда. Если ты не готов сейчас, но будешь готов через день или даже через полчаса – ты не готов. Ты можешь собрать свои вещи, и можешь попрощаться, с кем захочешь. Но смотри, не прощайся слишком с многими, и не бери много вещей – иначе их потеря в том мире может вызвать у тебя скорбь. Завтра мы вместе отправимся к космодрому, а дальше, увы, ты отправишься одна… Но я спокоен за тебя. Ты сильна и телом, и духом, и я немного завидую тебе – моё тело уже недостаточно крепко, чтоб выдержать дальний перелёт и трудную работу… Но к счастью, небо послало мне тебя.
Вечером того дня, когда «Золотой Дар» и корабль техномага отсоединились, чтобы продолжить путь каждый по своей дороге, в каюту Андреса зашла Виргиния, пряча под длинным тёмным плащом, унаследованным у Гелена, пузатую зеленоватую бутыль – переданный ей Джеком Харроу запоздалый презент от Ромма, очень хорошо умевшего находить взаимопонимание с местными на интересующие его темы.
– Подумала я тут, что пить в одиночестве - всё-таки дурной тон, а собутыльников, как ни крути, вариантов мало. Сам Харроу, наверное, мог бы, но ему, кажется, Далва запретила алкоголь ввиду каких-то особо тяжких антибиотиков…
Андрес с интересом воззрился на поставленную, ввиду отсутствия иных вариантов, прямо на пол бутыль.
– Так-то и мне какие-то антибиотики вводили… правда, наверное, не такие злые. Или мне просто забыли об этом сказать. А что это хотя бы? Ты уверена, что это можно людям?
Виргиния расположилась рядом на полу, подвернув ноги по-турецки.
– А, точно не знаю… название не запомнила, в смысле. Какой-то местный самогон, Ромм его на островах где-то надыбал, вот подарил одну Харроу. Кажется, что-то подарил и лорканцам, но они у меня с употреблением алкоголя, откровенно говоря, не ассоциируются, скорее увезут домой в качестве сувенира. Я подозреваю, Ромм алкоголь смог бы найти даже на За’Ха’Думе. Фамилия обязывает. Ну, по крепости как виски, с его, опять же, слов, я пока не пробовала… Как раз и распробуем вместе, если ты не против, конечно. Вообще я, может, сейчас наивную чушь гоню, в тебя в этом отношении тоже почему-то верится… У тебя ёмкости-то какие-нибудь найдутся?