Весна (Дорога уходит в даль - 3)
Шрифт:
Варя и Маня тоже огорчены отъездом Лиды, а Катюшка, по своей ребячливой непосредственности, еле удерживается от слез. И жалобным голосом повторяет: "Вот свинство! Вот какое свинство!" А что свинство и кто именно свинья, сама не знает.
Зато Меля Норейко отнеслась к отъезду Лиды совсем прохладно.
– Тебе, что ж, не жаль, что Лида уехала?
– спросила Варя.
– Немножко жялко...
– сказала Меля.
– Так шьто же, потвоему, мне плакать-рыдать? В голос, шьто ли, чтоб на улице слышьно было, да?
Меля вообще от нас
– Водиться, - говорит она теперь, - надо только с самыми выжшими (то есть высшими). От них и манер хороших наберешься, и всего. А с "нижших" что? Все одно, как с нищих!
– А вдруг, - поддразнивает ее Варя, - вдруг да не захотят "выжшие" с тобой водиться? Какой в тебе интерес? Ничего ты не знаешь, ничего не читаешь...
– А зато, - возражает Меля, - у моего папы денег - дай боже всякому! И ресторан папин - это тоже не жук начихал!
Однако Варины слова о том, что с нею неинтересно, что она мало читает, все-таки задели Мелю.
Недавно она с гордостью заявила нам:
– Ох, что я теперь читаю, какую книжку! Вы такое читали? "Павло Чернокрыл, или Как ревнивый муж жену убил"...
Не читали? Или еще есть у меня: "Тайна Варфоломеевской ночи"! Что ни страница, то кто-нибудь кого-нибудь убивает...
Прежде, в младших классах, Мелино обжорство нас только забавляло. Теперь стало раздражать.
– Ты не стильно ешь!
– укоряла Мелю еще Лида Карцева.
– На этот кусок курицы надо бы тебе еще поставить ногу - и рычать: "Р-р-р!"
В нашем классе - новенькая. Ее приняли на вакансию, освободившуюся после отъезда Лиды Карцевой.
Новенькой, как и нам, лет четырнадцать-пятнадцать. Про такие лица, как у нее, Лида всегда говорила: "Приятное". Мне нравится это выражение. Бывает ведь, что иная девочка не красавица, но есть в ее лице что-то милое, ласковое - одним словом, "приятное". У нашей новенькой лицо умное и веселое. Ямочки появляются у нее на щеках не только, когда она улыбается, а просто так, в разговоре, ни с того ни с сего. Еще нравится мне в новенькой прямой, доверчивый взгляд красивых глаз, темнокоричневых, как ореховый пряник. "Ведь вы свои, да?
– говорит этот взгляд.
– Вы меня не обидите, правда?"
Сегодня у меня весь день, с самого утра, вертится в уме стих.
Да что стих, если бы стих! А то бессмысленные слова из песенки Шарафута:
Тирли-тирли-солдатирли!
Али-брави-компаньон!
Нарочно хочу "перебить" это наваждение - мысленно начинаю читать хорошие стихи:
Мчатся тучи, вьются тучи
Невидимкою луна.
И вдруг - как взвизг гармошки - в пушкинскую стройнocть врывается дурацкое:
Тирли-тирли-солдатирли!
Али-брави-компаньон!
Хожу злая. И, чем больше злюсь, тем неотвязнее вертится в голове проклятое "тирли-тирли-али-брави"!
Во
– Девочки, можно мне с вами ходить?
"Ходить с вами" - это выражение, принятое в гимназиях и институтах. "Она ходит с Поповой и Анощенко", "Мы с ней ходим". Это означает: ходить вместе на переменах, держась под руки. Это еще не значит дружить - нет, это ступенькой ниже.
Те, кто дружат, конечно, и ходят вместе на переменах. Но те, кто ходят вместе, еще не всегда дружат - они просто "приятельствуют". Наша новенькая во время первых двух перемен внимательно и пытливо смотрела, с кем ей хочется "ходить вместе", и выбрала нас. Чем-то мы ей, видно, понравились, и она подошла к нам открыто и доверчиво.
Мы радушно отвечаем ей:
– Конечно, можно!
– и включаем ее в нашу шеренгу - между Варей Забелиной и мной.
Все вместе мы продолжаем наш путь к полутемному коридорчику около приготовительного класса; там стоит наша "столовая скамья"; на ней мы всегда завтракаем на большой перемене.
"Занимать скамью", чтобы на ней не уселись другие, это всегда делает Меля Норейко: она больше всех озабочена тем, чтобы "кушять спокойненько". Ведь на ходу, говорит она, "и собаки не едят"! Поэтому, едва прозвучит звонок на большую перемену, Меля опрометью мчится к нашей заветной "столовой скамье", занимает ее и ждет нас.
Вот и сейчас, когда мы подходим вместе с новенькой, Меля уже расположилась на скамье со всеми своими закусками и лакомствами.
Увидев новенькую, Меля недовольно хмыкает:
– Еще баба до воза!
Мы сообщаем Меле про новенькую все, что она успела рассказать нам по дороге к скамейке.
– Это Люся!
– представляю я.
– Сущевская...
– дополняет Варя.
– Она из Вологды приехала!
– радуется Катюшка.
– И папа мой тоже был вологжанин!
Но Меля смотрит на новенькую неласковыми глазами:
– Шестерым на скамье не усесться.
Новенькая смущается:
– А я постою. Рядом со скамейкой...
– Не надо!
– говорю я резко, потому что меня уже давно бесят Мелины фокусы.
– Всегда мы здесь вшестером сидели - с Лидой Карцевой.
– Даже всемером!
– подхватывает Катюша.
– С нами еще ведь и Тамара Хованская сидела.
Очень неохотно Меля вынуждена потесниться со своим хозяйством освобождается местечко для Люси Сущевской.
Смеясь, толкаясь - нам в самом деле тесновато, - усаживаемся мы все. Новенькую, Люсю Сущевскую, мы посадили посередине и, конечно, основательно стиснули ее.