Весна (Дорога уходит в даль - 3)
Шрифт:
Часы еды соблюдаются у Бурдесов не строго. Обедают, когда все дома. А вообще едят целый день, когда кому вздумается. Иногда во время урока кто-нибудь из девочек говорит почему-то с удивлением:
– А мне есть захотелось! Можно - я принесу чего-нибудь из кухни?
Получив разрешение, девочка приносит из кухни жареную гусиную ногу или котлету и съедает тут же, над обрывком газеты.
Иногда которая-нибудь из них вдруг соображает:
– Дх вот отчего мне есть захотелось! Я же сегодня не обедала.
– Почему вы не обедали?
– интересуюсь
– Ну-у-у, почему! С мамой поругалась. Плакала...
Ругаются здесь всегда, все и со всеми. Дети с матерью, и наоборот , и между собой. Мать с прислугой, и наоборот, и прислуга между собой. У хозяина два конторщика. У них, казалось бы, есть определенная работа: писание деловых писем. "В ответ на Ваше уважаемое .. имею честь сообщить Вам, что..." Но в промежутках между этими "уважаемыми" письмами конторщики яростно ругаются не только между собой, но и со всеми членами семьи. Был случай - в отсутствие хозяев (они были на курорте) к хозяйскому сынишке, пятилетнему Жозьке, вызвали по телефону моего папу. Папа застал Жозьку сильно избитым, в синяках. Самым удивительным было то, что избил Жозьку пожилой конторщик Майофис. Майофис - еврей кроткого вида, с необыкновенно тоскливым длинным носом, который Майофис часто поворачивает то влево, то вправо, как дятел точит клюв о дерево.
– Безобразие, Майофис!
– сурово сказал папа.
– Взрослый человек - бьете ребенка! Вам придется отвечать за хулиганство!
Майофис несколько раз переложил свой меланхолический носклюв справа налево и обратно и сказал, прижимая обе руки к груди:
– Господин доктор, вот вы говорите: "хулиганство"! А я умирать буду вспомню, какое я сегодня получил удовольствие!
За это и ответить не жалко... Это же черт, а не ребенок!
Жозька в самом деле совершенно невыносимый мальчишка.
Это пятилетний злой демон, не способный ни на какое доброе чувство... Поначалу он повадился ходить на мои уроки. Сперва он сидел молча, и я делала вид, будто не замечаю его. Потом Жозька стал вмешиваться в урок. Когда Таня и Маня не сразу отвечали на заданный мною вопрос, Жозька стал давать мне педагогические советы:
– А вы тресните ее как следует, чтобы вспомнила!
Или:
– Чего вы на нее смотрите? Дайте ей по морде!
Потом Жозька совсем обнаглел. Он приходил во время моего урока и спрашивал у меня, как переводится на английский язык то или другое неприличное русское слово. Что мне было делать?
Притворяться, будто я Жозьку не замечаю? Он решит, что я его боюсь, и тогда его пакостным выходкам не будет конца-краю. Папе я всего этого не рассказывала, только призналась как-то, что мне трудно с Жозькой.
– А ты с ним не церемонься!
– посоветовал папа.
– Жозька, как все распущенные дети, избалованные богатыми родителями, привык к безнаказанности, но, в сущности, он трус. Дай ему хоть раз отпор - он будет шелковый. И мамаша его такая же трусиха:
она самодурка только с подчиненными, зависимыми людьми...
И вот однажды Жозька вбежал в комнату, где я давала
Тут у меня наконец лопнуло терпение.
– Вон отсюда!
– заорала я таким диким голосом, что сама испугалась. Схватив мальчишку за плечи да еще поддавая коленкой, я вытолкала его за дверь.
Маня, которой я в этот день давала урок, смотрела на меня восторженными глазами. Она быстро заперла дверь на ключ - это была разумная предосторожность: Жозька ломился в дверь, орал, визжал, словно его режут.
– Ма-ама! Прогони-и-и ее-е-е! Прогони!..
С того дня Жозька на мои уроки не приходит. Только, встречаясь со мной в коридоре, он шипит мне вслед, как гусь, очевидно повторяя слова матери:
– Подумаешь - принцесса! У нас у самих дядя образованный: зубной врач.
Гришу Ярчука Жозька не задирает.
– Боится, - объясняет Гриша.
– Понимает, что я сам зубной врач: кому дам в зубы, - не обрадуется!
Однажды, увидя меня издали в коридоре, Жозька шипит чтото новое:
– Воображает! А кто она? Ей деньги платят, как нищей!
Это услыхал Гриша. Схватив Жозьку руками, о которых сам Гриша выражается, что они "клешнятые", он говорит, сильно тряхнув мальчишку:
– Да, нам деньги платят. За то, что мы работаем, за то, что мы умеем. А ты, запохаживается, лоботрясом растешь: тебе и в базарный день цена будет грош!
Интересно, что Гриша бывает груб только у Бурдесов.
Последний экспонат в бурдесовском музее-паноптикуме - немецкая бонна, фрейлейн Констанция (ее зовут сокращенно:
фрейлейн Конни). Если мадам Бурдес - психопатка, то фрейлейн Конни настоящая сумасшедшая. Она ходит, приплясывая на ходу, как расшалившийся ребенок, все время хихикает, подмаргивает, гримасничает.
Почти каждый день она перехватывает меня в темном коридоре и, прижав к стене, жарко шепчет в лицо:
– Не принимайте меня за банальную бонну! Нет, я принадлежу к высшему берлинскому обществу! Мой прадед был первым приближенным императора Фридриха Великого. Родной мой дядя, брат моей покойной матери, архиепископ майнцский! Мой жених, мой любимый Манфред, - здесь фрейлейн Конни обычно громко всхлипывает, - адъютант кронпринца!.ч Знатность ее рода в бесконечных разветвлениях ее генеалогического древа - любимая тема фрейлейн Конни. Оседлав этого конька, она не может остановиться.
Но есть у нее и другие темы:
– Вce мои несчастья - а я несчастна, о, как я несчастна!
– начались с серебряного черепа. Да, да! На одной великосветской охоте, в имении нашего друга, графа Ратенау фон Цурлинден, я упала с лошади и повредила голову. Мне сделали операцию:
поставили серебряный череп... И вот тут, тут случилось это: мой Манфред приревновал меня к императору Вильгельму! Потому что император Вильгельм... ну, вы меня, конечно, понимаете?., неравнодушен к женской красоте, к хорошеньким женщинам. О, императрица Августа-Виктория меня ненавидит! Можете мне поверить, она меня ненавидит!..