Виктор! Виктор! Свободное падение
Шрифт:
— Вы по-прежнему считаете, что ваш бывший муж не мог покончить жизнь самоубийством?
— В этом я убеждена абсолютно. Если только он не изменился до неузнаваемости.
Рённес убрал письмо обратно в папку и вытащил брошюру о Польше.
— Мне хотелось бы показать вам еще кое-что. Вам знакомо это издание?
Она взяла книжицу и с интересом пробежала глазами жалостное воззвание. Потом решительно покачала головой.
— Вам эта подпись ничего не напоминает?
— Герхард Мольтке… Нет.
— Я имел в виду другое. Не кажется ли вам что-то в этой подписи знакомым?
Удивленно вскинув на него глаза, она снова углубилась в изучение брошюры. Потом опять прищурилась.
— Это «М», — сказала она тихо. — Оно похоже… Что все это значит?
— Директор типографии Грегерсен утверждает, что Мартенс владел норвежским в совершенстве. Это правда?
— Да. Он очень много читал. Даже написал пару сносных рассказов. Но…
— Вы думаете, этот текст мог быть написан им?
На секунду было размякнув, она вдруг осерчала:
— Чего вы от меня хотите? Какое отношение это имеет к бегству Мортена?
Когда старший инспектор Рённес объяснил ей связь двух событий, Кари побледнела. Она сцепила пальцы как записной атеист, отказывающийся скрестить руки.
— Это невозможно! — крикнула она.
Он прижал указательный палец к губам и произнес как мог спокойно:
— Сожалею, что приходится говорить вам это, но если вы правы и ваш бывший муж жив, то, очевидно, он ударился в бега.
— Зачем?
— От страха, что мы на него вышли.
— Нет… нет.
— Вы не знаете, где он мог бы скрываться?
Она молча покачала головой. У Кари Ларсен, только что не жалевшей для мужа обидных слов, был такой вид, будто она еле сдерживает слезы и ей хочется взять назад все обвинения.
— Если вы что-то вспомните, сообщите нам. Мы будем информировать вас о ходе расследования, — пообещал Рённес, прежде чем допить кофе и распрощаться.
Десять минут спустя он снова стоял на набережной в Браттера. Здесь уже собрался народ. Любопытствующие зеваки дрогли на ветру и вглядывались в воду. Френген доложил, что труп не обнаружен, а водолазы, время от времени выныривавшие на поверхность, добавили, что его могло снести течением. Но прямо у парапета нашлись ключи от «Лады». Рённес наказал инспектору Андерсену не откровенничать с журналистами, если вдруг появятся. И вместе с Френгеном отправился в управление, где по всей форме получил у дежурного разрешение на обыск в квартире Мартенса. Потом они вернулись на Свердрюпсвейен. И провели здесь два часа, обследуя жилище Мортена.
Около двух уставший старший инспектор Рённес вошел в столовую управления, неся свой сверток с завтраком. Народу было мало, в том числе Юахим Шредер из контрразведки. Рённес завидовал его службе: не надо ни выуживать трупы, ни ковыряться в чужом белье, ни беседовать по душам с разведенками. Само собой, Рённес не подозревал, что его собственная служба вызывает у коллеги зависть, хотя совсем по другой причине.
— Что, у тотализатора антракт?
— Сегодня только вторник, — улыбнулся Рённес. — Но ничего, я тоже жду антракта. С пятницы меня можно искать дома в Колстаде, у телевизора. И к телефону подходить не буду!
— Лыжный чемпионат компенсирует напряжение, которого так не хватает в твоей скучной работе?
— Именно. Знаешь, а мы вычислили того афериста, который пожертвования собирал — помнишь, я говорил.
— Отлично. Я хотел бы получить свои деньги назад.
— Придется немного подождать. Парень испарился… вместе с денежками. Инсценировал самоубийство — мол, утопился вчера вечером. Мы сейчас ищем в Браттера, для очистки совести. Как думаешь, куда мог деться этот нахал?
— Уехал за границу, — предположил Иохим Шредер.
— Нет. В квартире мы нашли его паспорт. Но ты себе не представляешь, какой это проходимец. Ты помнишь, в той брошюре была пара фотографий голодающих поляков?
— Нет, к сожалению. Это так давно было.
— У него дома в шкафу мы нашли оригиналы. На самом деле одна — очередь голодных детей во время финской войны. А вторая — забастовка угольщиков в Уэльсе. Представь себе простодушных жертвователей, которые на это купились!
— Мы с женой, к примеру.
— Мало того, у него там еще полно таких штук. Которые он готовил. Лотерея в пользу Чили. Вариант брошюры с приложенным бланком перевода. Да еще настоящие лотерейные билеты — специально для балбесов, которые тут же рванут на ближайшую почту в надежде выиграть автомобиль. Розыгрыш осенью, так что у него было бы с лихвой времени собрать деньги и смыться. К счастью, здесь он вроде дальше планов не пошел.
— Но такие аферы не возможны без помощи типографии, — предположил Шредер.
— То-то и оно, что речь идет о печатнике. Кажется, одном из лучших в стране.
— Люблю таких ловкачей. Жаль, не используют они свои таланты в более богоугодных целях.
— Хм, — Рённес развернул свой завтрак и примерился к верхнему бутерброду с козьим сыром. «Много что в мире могло быть иначе», — подумал он.
— И теперь ты думаешь, что он пустился в бега?
— Да. Придется разослать ориентировку на него. Хуже всего то, что если мы его скоренько не найдем, то плакал мой отпуск.
— Бедняга.
— Тебе повезло, что ты спортом не интересуешься.
«Уж лучше б я интересовался», — заскучал Шредер. Он задержался сегодня с обедом из-за неожиданного визита — из Осло приехал начальник центрального управления контрразведки Свартскуг. От него Шредер получил указание снова взять под наблюдение Ествика. Во-первых, директор Вегардсон, очевидно, что-то затевает, а Ествик был с ним в контакте. Во-вторых, сотрудники Свартскуга тоже вышли на Титран, причем совершенно с другой стороны. Один парень, внедренный контрразведкой для прохождения альтернативной службы в «Народное движение против войн», сделал им копию письма, полученного организацией некоторое время назад. Отправитель — Эспен Эвьен, радикал и военный отказник.