Виктор! Виктор! Свободное падение
Шрифт:
— Нет, почту еще не приносили.
— Очень жаль. Завтра я лично вручу вам экземпляр. Давайте встретимся в двенадцать часов у Нидарехаллена. Вас это устроит?
— Да… наверно смогу.
— Говорят, вы недавно получили отличный фотоаппарат? — Да.
— Захватите его, чтоб я мог вас узнать. Значит, договорились — в двенадцать.
Потом Грибанов сходил в кино. Около полуночи у себя в номере он настроил передатчик — на вид обычный японский транзистор, каких тысячи. Только эксперту под силу распознать в нем специальное приспособление. Может, выйти на веранду? Правда, Волков говорил, что в этом нет необходимости — это новейшая модель с огромным радиусом действия.
Он посмотрел на часы, дождался назначенного времени и вышел на связь на условленной волне. Он дважды повторил позывные. Что-то зашуршало и хрюкнуло, но ответа не последовало. Да он его и не ждал. Операция «Шквальный ветер» может и не увенчаться успехом. Каждый вечер, начиная с сегодняшнего, он будет выходить на связь с тайной надеждой так и не получить ответа. Он с удовольствием оттянет вылазку на остров елико возможно и побудет в Трондхейме подольше. Он улегся в кровать, обложившись газетами, и заснул с пистолетом под подушкой.
На следующее утро, в среду семнадцатого февраля, человек, которому накануне звонил Грибанов, проснулся раньше обычного. После той кошмарной январской поездки на Фрейю ни от директора Вегардсона, ни от постоянных работодателей из Осло не было ни слуху ни духу, и Сигварт Ествик искренне надеялся, что его дальнейшее сотрудничество с информационной службой Центра пойдет по старой накатанной колее. Вчерашний звонок испугал и рассердил его. Впервые за всю его бытность агентом ему пришлось пользоваться паролем, и он боялся, что такое вступление чревато заданием особого рода, к которому у него совершенно не лежит душа. Не говоря о том, что он рисковал пропустить пару интересных репортажей с чемпионата, и такая перспектива его тоже не радовала.
В двенадцать, велел незнакомый голос. Ествик помнил, что названное время в действительности означает встречу двумя часами раньше — чтобы сбить с толку возможные «телефонные уши». Температура держалась около нуля, но поскольку Ествик постепенно смирился с мыслью о наступлении зимы, то все время ходил в теплой кожаной куртке — и предположительно не собирался менять форму одежды как минимум до мая.
От Удбюесгате до Нидарехаллена ходу минут пятнадцать. С утра у Ествика не было аппетита. Но пройдясь немного, он проголодался, и на Клостергате заскочил в «Лавприс-600». Жуя пересохший бисквит, с фотоаппаратом через плечо тайный агент брел на назначенную встречу.
Перед Нидарехалленом большая открытая площадка, которая во время массовых проповедей и крупных соревнований служит парковкой. Выйдя на эту площадку, Ествик увидел три автомобиля и черную кошку. Времени ровно десять. Какой-то парень с собакой вышел из-за угла слева, и кот кинулся наутек. Может, он, подумал Ествик, но и парень, и пес прошли мимо, не удостоив его и взглядом. Он упустил время громко сморкнуться, как велит в таких ситуациях инструкция. И Ествик остался дальше смирно жевать свой бисквит. Семь минут сверх срока. Открылась одна из дверей, и вышла женщина в пальто. Ествик оглушительно сморкнулся, но дама села в машину и укатила. Прошло еще десять минут. Может, он забыл инструкцию и неверно вычислил время?
На той стороне площадки показался мужчина в куртке; видимо, он пришел по Нидарейдбру — пешеходному и велосипедному мосту, связывающему Ейа с Илой. Ествик в очередной раз прочистил нос.
— Прошу извинить мое опоздание, — проговорил мужчина, останавливаясь, — но я обязан был убедиться, что вы один.
Его ясные глаза нагло рассматривали Ествика как какое-нибудь экзотическое животное.
Довольно красив, оценил Ествик. И на вид вроде не кусается. Голос тот же, что по телефону. Наверно, из Осло, хоть и не экает. Небольшой акцент он приписал детству где-нибудь на юге.
— К сожалению, Ествик, — продолжал незнакомец тихо, — я не могу назвать моего настоящего имени. Зовите меня просто Руалд. Пойдемте отсюда.
Ествик кивнул. Его лучшего друга детства тоже звали Руалд, отец надеялся вырастить из наследника покорителя Севера. Ествик до сих пор изредка встречал бывшего однокашника, но нетвердая походка и красный нос свидетельствовали о том, что отцовской мечте не суждено было сбыться. Но здорово, что незнакомец назвался Руалдом — это делало его более свойским. Они не спеша спускались к Нидэльве.
— Может, хотите бисквита?
— Спасибо, нет, — улыбнулся чужак.
Они вступили на мост. На середине мужчина остановился, облокотился о перила и показал на воду. Ествик сразу понял, отщипнул кусок бисквита, раскрошил и бросил плавающим внизу уткам. Поднялся невообразимый гомон, и тут же на сладенькое подоспели чайки.
— Так и с нами. Стоит найти что-нибудь стоящее, тут же стая нахлебников.
Руалд еще и философ, восхитился Ествик.
— Кстати, вам привет от одного нашего ведущего сотрудника. Он очень доволен вашей работой.
Трондхеймский внештатник расцвел как полное солнышко.
— То задание было сложным?
— Да, я… Я ездил туда в снегопад. Непролазь полнейшая, ни пройти, ни проехать.
— Вы думаете, сейчас снег сошел?
— Скорей всего.
— Из вашего донесения следует, что никаких других препятствий вам не встретилось?
— Нет.
— К несчастью, вы зафиксировали только треугольник. Центру требуется изображение и описание четвертой мачты.
— Четвертой?
— В газетных статьях, присланных вами год назад, речь шла о четырех мачтах — одна стоит чуть поодаль.
— Я видел только три мачты.
— Точно?
— Был такой снег, все зашорило.
Неожиданно гость прошипел:
— Ествик, будьте любезны говорить так, чтобы я вас понимал. — И тут же добавил: — Молчите! — Он углядел пешехода, приближавшегося со стороны Ейа, — мужчину примерно одного с ним возраста в шерстяном полупальто. Он повысил голос и показал на что-то в воде: — Смотрите-ка, этому бедолаге опять не досталось!