Влюбляясь в Бентли
Шрифт:
— Ты просто ненавидишь, что она была лучшим родителем, чем ты! — Кричу я.
Мама смеется и возвращается к тому, чтобы убрать моих птиц с полок одну за другой. Ее рука опускается на резную фигурку древесницы Киртланда: птицы, которую обманом заставили воспитывать птенцов манипулятивной ленивой буроголовой птицы-коровки как своих собственных. Я ныряю за ней, царапая безупречную руку моей матери. Она выглядит по-настоящему потрясенной, пораженной. Я вырываю древесницу из ее хватки.
Это не останавливает ее; наоборот, только разжигает ее гнев. Она бросается на фигурку, а я прижимаю ее к груди. Я смутно осознаю, что отец
Руки моего отца обхватывают верхнюю часть тела моей матери сзади. Он успокаивает ее, шепча ей на ухо. Кажется, что все напряжение покидает тело моей матери, и она замирает в его руках.
— Злиться друг на друга не поможет! — Говорит он. — Почему бы нам всем не подняться наверх, сесть и спокойно поговорить об этом.
Я подхожу, опускаюсь на колени и беру в руки резную фигурку древесницу. Дерево потемнело. Это не имеет значения. Это всего лишь кусок дерева.
— Моя мать ненавидела твоего отца…
— Дорогая, не надо. Ты пожалеешь, что рассказала ей, — предупреждает отец.
Моя мать не прислушивается к его предупреждению. Отец вздыхает, отпуская ее, зная, что она чертовски хочет сказать все, что собирается. Даже он не может остановить ее.
— Она сказала, что твой отец хотел жениться на мне только из-за денег нашей семьи. — Она усмехается, ее глаза остекленели. — Она не верила, что кто-то может меня любить, даже какой-то подрядчик с менее чем сотней долларов на расчетном счете, может полюбить меня без причины. Когда она узнала, что я беременна, она сказала, что я снова все испортила и никогда не смогу иметь семью и танцевать. Она хотела, чтобы я сделала аборт. — Она выдыхает длинный вдох. — Я помню каждую жестокую вещь, которую эта женщина когда-либо говорила мне, но то, что она сказала, что я должна избавиться от тебя, было самым жестоким.
Что? Моя голова кружится. Эмоции бурлят в моей груди.
— Ты лжешь, — кричу я, стиснув руки. — Ты бы сказала что угодно, чтобы изменить мое отношение к ней! Ты всегда ревновала меня к ней! Ты ревнуешь к нашим с папой отношениям! Ты не можешь принять, что у тебя нет НИКАКОЙ РЕАЛЬНОЙ связи ни с кем!
Моя мать опустилась на колени рядом со мной, положив руку на мое округлое плечо.
— Посмотри на меня, Виктория. Я презирала эту женщину. Она отказалась сказать мне хоть что-то хорошее даже на смертном одре. Моя мать сказала, что ты была ошибкой, ты понимаешь это? Ты действительно понимаешь, что моя мать не хотела, чтобы у меня была ты?
— Это неправда. Зачем ты говоришь мне такие ужасные вещи? — мой голос звучит слабо. Сейчас я не уверена во многих вещах. — Бабушка любила меня.
— Не в начале. Вначале ты была просто очередным разочарованием.
— Я пыталась наладить с тобой отношения, Виктория! Моя мать не позволила бы этого. Она всегда знала, как лучше! У нее всегда были правильные слова. Прошло совсем немного времени, и ты предпочла ее. — Она всхлипывает. Мой отец берет ее за руку.
— Все в порядке. Мне не нравится видеть, как ты расстраиваешься. Пойдем наверх. Мы все передохнем, а потом ты сможешь закончить.
— Нет. Мне нужно все выложить. Все, что я могла сделать, это раствориться на заднем плане, Виктория, и найти что-то, чтобы отвлечься от мыслей о том, что я также терплю
— Достаточно, Оливия! — Кричит мой отец. — Да. Я слишком хорошо помню твою мать: принижение, ехидные замечания, ненависть и злость, необходимость все контролировать! Ты что, слепая? Ты делаешь то же самое с Викторией, и это должно прекратиться, иначе я соберу вещи и уеду от тебя. Ты понимаешь?
Моя мама закрывает рот рукой, слезы текут по ее раскрасневшимся щекам. Это первый раз, когда я вижу, как моя мама плачет.
— Мне очень жаль. Я не должна была… — Я позволяю птице упасть на пол подвала и встаю, чувствуя себя мертвой внутри.
Я никогда больше не буду вырезать глупую птицу.
Отступая назад, я заглушаю голос матери, не в силах больше слушать о том, какой я была нежеланной. Я качаю головой, отказываясь в это верить. Я была ее медвежонком Тори. Дрожа, я отступаю назад, пока мои подколенные сухожилия не упираются в ступеньки, и тогда я поворачиваюсь, поднимаясь по ним по две за раз. Не тратя времени на то, чтобы собрать вещи, я бегу к своей машине. Шины визжат по бетону, когда мои отец и мать выходят на крыльцо. Отец бежит по боковой дорожке, прося меня подождать, но я не могу, даже ради него. Годами подавляемые эмоции внутри меня грозят вырваться на поверхность. Я буквально чувствую, что сейчас взорвусь. Все, чего я хочу, это уйти, как можно дальше от всей этой лжи и обиды, от всех этих унизительных замечаний. Я хочу убежать от нее.
Глава 23
Прыжок веры
Виктория
Я подъезжаю к машине Колтона и глушу двигатель. Прижавшись лбом к рулю, вспоминаю события сегодняшнего вечера, а потом смеюсь, как сумасшедшая, сижу в своей темной машине и смеюсь, потому что самое худшее, что я ожидала сегодня произошло, это то, что Стерлинг выставил себя на посмешище. Я смеюсь до боли в боках. Затылок ударяется о подголовник, и я делаю глубокий вдох.
Через пару недель я закончу школу, но мне уже все равно. Окончание школы означает переход от одной главы своей жизни к новой. Это переход во взрослую жизнь: возможность принимать собственные решения, собственный выбор, даже если он плохой. Я не хочу быть врачом. И я действительно не хочу идти в дом Колтона.
«Сегодня вечером», — сказал он. Я НЕ хочу заниматься сексом с Колтоном Бентли.
Но, может быть, хочу. Может, я буду заниматься сексом с каждым парнем, с которым столкнусь, пока мы с Кирой будем на пляже на выпускной, и в итоге забеременею и не буду знать точно, кто отец ребенка. Ух! Пляж. Я почти забыла о походе на пляж. Теперь я не могу пойти с Кирой на пляж. Мы больше не друзья. Жизнь — отстой. Это все случайное дерьмо, которое не приносит ничего, кроме хаоса.
Неожиданность в том, что случайно найти что-то хорошее, когда не искал этого. Немногим везет. Остальные борются за то, что осталось.
Я выхожу из машины и захлопываю дверь, наполняя легкие прохладным ночным воздухом, пока иду по освещенной фонарями дорожке к парадной двери. Моему взору предстает трехэтажный кирпичный дом, окутанный черным небом. Высоко над головой мерцают звезды, похожие на дырочки во вселенной.
Он сказал, что сегодня ночью.
Я замираю с кулаком в воздухе, слыша в голове голос матери Колтона. Я все еще вижу, как она распахивает деревянную дверь, улыбаясь: