Водораздел
Шрифт:
— Это разные вещи, — ответил Донов на язвительное замечание своего вестового. — Итак, завтра все решим. Емельян, проводи…
Емельян пошел провожать Веру в санчасть, а Соболев начал докладывать Донову обо всем, что видел и слышал во время своей поездки в тыл противника.
На улице стоял трескучий мороз. Щипало щеки. Емельян шагал рядом с Верочкой, не зная, с чего начать разговор. Ему хотелось напомнить ей о том, что они уже однажды встречались. Если бы рядом шла другая женщина, он бы знал, с чего начать. А это — Верочка. Судя по всему, Михаил Андреевич влюблен в нее…
— Пардон, — сказал, наконец, Емельян. — А ведь мы с вами встречались. Помните?
— Помню, помню. На станции в Кеми. Вы по ошибке открыли дверь телеграфной и сказали тоже: «Пардон».
— Я тогда был стеснительным, — смутился Емельян.
— А теперь?
— И теперь тоже, — засмеялся Емельян. — Хорошо, что удалось вырваться оттуда. Скажи спасибо за то Михаилу Андреевичу. А он ведь… хи-хи… даже во сне говорит о тебе. Вот это человек! Он даже сам не представляет, какой он герой! Вот как-то раз мы…
И Емельян принялся расхваливать своего командира.
Санчасть помещалась в избе, стоявшей на самом краю небольшого поселка. Раненых сейчас не было: двух тяжелораненых отправили в Петрозаводск, а получившие легкие ранения после перевязки вернулись в строй. «Людей и так мало осталось», — заявили они, отказываясь от госпитализации.
Татьяна, задумчиво глядя перед собой, спросила:
— Доктор, а можно предсказать, кто родится — мальчик или девочка?
Врач внимательно посмотрел на нее.
— Вы ждете ребенка?
— Нет, — смешалась Татьяна. — Я просто так…
Тут она смутилась совсем, потому что в дверях появился Емельян и с ним молодая незнакомая женщина.
— Эх и мороз! Того и гляди, язык во рту отмерзнет, — пропыхтел Емельян, растирая руки. — Вот вам помощницу привел. Сестра милосердия.
Врач удивленно и пристально смотрел на незнакомку.
— Если не ошибаюсь… Верочка?
— Гавриил Викторович!
Гавриила Викторовича не было в Кеми, когда произошла расправа у собора. О расстреле он услышал в поезде, возвращаясь из Петрограда в Кемь. Это известие и побудило его остаться у красных и стать военным врачом — в Кемь возвращаться ему не было смысла.
— Верочка, я сделаю из тебя настоящую сестру милосердия, — пообещал Гавриил Викторович. И шутливым голосом начал: — Если пациент, не переводя дыхания, может сосчитать до семидесяти, то можно, не исследуя грудную клетку, сказать, что легкие в порядке. Дьяконы могут единым духом до ста раз пропеть свое «господи помилуй…»
Вера сняла с головы платок, скинула шубку.
— Я не думала встретить вас здесь.
— В наше время случается столько неожиданного, — ответил Гаврил Викторович. — Как обычно бывает, когда впервые отправляются в путь…
Емельян не слушал, о чем говорили Верочка и доктор — его внимание привлекла незнакомая девушка в военной форме, сидевшая в избе и за все время не проронившая ни слова.
— Она из финского батальона. Санитарка, — пояснила Татьяна. — Сегодня вечером пришла. Хотела повидать Харьюлу…
При упоминании имени Харьюлы девушка подняла голову.
— Харьюла в разведке, — сказал Емельян девушке. — Утром должен вернуться… «Если ничего не случится», — подумал он про себя.
Емельян сам не раз ходил в разведку и знал, что в разведке бывает всякое.
— Не понимай, — сказала девушка и покрутила головой.
…Утром в медпункт пришли Игнат и Кюллес-Матти. Они привели с собой молодого бойца. Красноармеец весь трясся и испуганно озирался вокруг, словно не понимая, где он находится.
— Только спустились на лед, этот парень как заорет, точно сумасшедший, — рассказал Игнат. — Мы, конечно, зажали ему рот. Да поздно было. С другой стороны нас уже заметили и давай палить…
— Харьюла ехал впереди на коне, — добавил Кюллес-Матти. — Он был совсем близко от другого берега. Я видел, как он слетел с коня… Черт побери, ни за что пропал парень…
Молодая санитарка из финского батальона, пришедшая повидать Харьюлу, словно оцепенела. Казалось, слезы вот-вот хлынут из ее глаз, но она не заплакала.
Яллу! Как ей хотелось встретиться с ним. Яллу танцевал с ней и провожал с танцев до калитки. И это все, что между ними было… Ведь из-за Яллу она пошла на Вилппулский фронт ухаживать за ранеными. В надежде встретиться с Яллу она вместе с десятками тысяч беженцев покинула родину и ушла в Россию. А теперь ее Яллу лежит где-то на озере, может, уже неживой. Нет, она должна найти его…
…Харьюла полз по глубокому снегу, сжимая в руке гранату. «Попробуйте только подойти», — скрежетал он зубами. Его даже не ранило. Он только вывихнул ногу, спрыгивая с коня. Когда позади закричали диким голосом, конь поднялся на дыбы и, не обращая внимания на свистевшие вокруг пули, понесся как шальной. Харьюла кубарем скатился с коня в снег. При падении он выронил карабин. Но у него оставалась ручная граната, и, переждав, пока стрельба немного утихла, Харьюла стал отползать, зажав в руке гранату. Он не знал, сколько времени он полз. Время от времени раздавались одиночные выстрелы и посвистывали пули, иногда совсем рядом взметая снег. Тогда Харьюла замирал и лежал неподвижно, выжидая, когда перестанут стрелять. Наконец, ему удалось доползти до леса, откуда он выбрался на дорогу. Только выйдя на дорогу, он заметил, что окоченевшие пальцы свело и они примерзли к гранате. Так с гранатой в замерзшей руке он и пришел на разъезд и, хромая, направился в санчасть.
— Сперва надо снегом оттереть, — велел врач Татьяне.
— А не взорвется? — испуганно спросила Татьяна.
— Не бойся, — успокоил ее Харьюла. — Я же кольцо не снял.
— А теперь спиртом, — сказал Гавриил Викторович, когда пальцы разжались и гранату вынули из руки.
— Ради дьявола, не губите такое добро, — взмолился Харьюла.
— Не волнуйтесь, молодой человек, — сказал врач и стал готовить для Харьюлы пунш.
— Хилья приходила, — сообщила Харьюле Татьяна, растирая его пальцы спиртом.