Водораздел
Шрифт:
Так вот откуда это масло!
Неподалеку от станции на берегу озера стояла деревушка, которая тоже называлась Уросозеро. В деревне была церковь с колокольней, с которой хорошо просматривались окрестности. На колокольне устроили наблюдательный пункт, и красноармейцы посменно вели оттуда наблюдение за белыми. Кому-то из бойцов и пришла мысль реквизировать церковную утварь и обменять на молоко и масло. Емельян был одним из участников этой операции. Бабы возмутились: перед этим интендант красных взял у них сено, а теперь…
— Только что говорили о спекулянтах и ворах… Расстрел на месте и точка… Емельян, Емельян! Что мне теперь с тобой делать? — спросил Донов.
— Расстреляй, — сказал Емельян.
— И расстреляю.
Когда до революции Донов думал о будущем, все казалось понятным и простым. Как-то на подпольном собрании он говорил о необходимости отмены смертной казни… А теперь все оказалось таким сложным. И он сам должен вынести смертный приговор. Когда в Кеми они решали, как быть с Алышевым, расстрелять его или нет, он тоже колебался… Как же быть, черт побери?
— Пошли!
Емельян послушно пошел.
— Ведь я… для тебя хотел…
— Ах, для меня!
Через несколько шагов Емельян опять сказал:
— Я не у крестьян… Сам же ты говорил, что религия — это опиум.
— Опиум и есть. — Донов остановился. — Слышишь, как бабы галдят?
Из деревни доносились возбужденные крики. Бабы, действительно, разошлись вовсю. Их не надо было гнать на собрание. Сами сбежались и стариков своих привели.
— Подумать только — церковь ограбили! Богохульники! Нехристи!
— Мы люди темные. Что с нами считаться…
— Неужто она такая, эта новая власть?
Все замолчали, когда Донов с вестовым вошли в избу.
— Здравствуйте, крещеные!
На приветствие Донова никто не ответил. Донов задумался. С чего начать? Начал он с сена, но один из стариков, с окладистой бородой, перебил его:
— Чего там… Сена у нас хватит.
Но кто-то из баб дернул его за рукав.
— Пусть говорит. Скотину нечем кормить, а ты… Давай говори.
— Красная Армия у бедных не берет, — успел сказать Донов, как бородач опять вмешался.
— Нонче мы все одинаково бедные.
Крестьяне уже усвоили одну истину: времена настали такие, что лучше быть бедным, чем богатым.
— …Завтра с вами рассчитаются, — пообещал Донов. — Придет интендант полка и заплатит новыми деньгами.
— А на кой ляд они нам. Подтираться, что ли… — раздался смешок.
— Тише вы, — зашумели бабы.
— Что касается того, что некоторые красноармейцы по своей несознательности взяли церковное имущество, то… — Донов взглянул на Емельяна… — то боец Емельян Петров пришел просить от имени этих красноармейцев у вас прощения…
В избе перестали смеяться. Просить прощения? Такого раньше не бывало. Бабы и мужики оторопели. Емельян тоже растерялся. Он до того оцепенел, что не мог и слова выдавить.
— Ну говори, — толкнул его Донов.
— Напрасно это вы, бабы, — начал Емельян сладким голосом. — Зря вы… Мы кровь проливаем… за вас… голодные воюем. Командир верно говорил… несознательные мы еще… Но погодите. Вот как разгромим империалистов всего мира, то мы…
— Ишь обхаживает. Что кот вокруг горячей каши.
— Ш-ш…
— …а потом советская власть научит баб грамоте, — разглагольствовал Емельян.
— Неужто?!
— …и вы узнаете, как земля летает вокруг солнца…
— Земля-то! — всплеснула руками старушка, которая приходила жаловаться на Емельяна. — Это что, вокруг солнышка-то летает? Который десяток на земле живу, а солнышко все из-за нашего поля поднимается. А мне, слава богу, уже восьмой десяток пошел… Кому ты голову морочишь? Ишь, вокруг солнца… Ай-ай-ай…
Тут в избу влетели ребятишки и наперебой закричали:
— Аэроплан летит!
Все выбежали на улицу.
Самолет летел низко. С колокольни церкви и со станции захлопали винтовочные выстрелы, но самолет улетел дальше, в сторону Медвежьей Горы. Через минуту послышался грохот орудий.
— А-вой-вой! Начинается! — завыли бабы, разбегаясь.
Донов поспешно зашагал на станцию. Емельян трусил за ним.
— Снег-то, гляди, какой… — говорил Емельян. — Дело к весне идет.
Вряд ли Донов расслышал, что ему говорил Емельян: он с тревогой вслушивался в артиллерийскую канонаду, с каждой минутой приближавшуюся к Уросозеру. Неужели белым удалось прорваться?
Рота, державшая оборону на правом фланге, у Восмосалми, понесла большие потери, осталась без командира и не смогла удержать противника, рвавшегося к Повенцу. На левом фланге, на Паданском направлении, белые тоже напирали все с большей силой, и положение стало угрожающим, но стоявший там второй батальон финского полка оборонялся пока успешно. Харьюла ходил туда выяснять обстановку…
Орудия грохотали уже совсем близко… В штаб вбежал запыхавшийся Соболев.
— У них бронепоезд… Ребята Вастена на прошлой неделе взорвали мост… Каким-то образом они его восстановили.
Белые восстановили мост и теперь их бронепоезд подходил к Уросозеру. Однако дойти до станции ему не удалось — пути оказались разрушенными во многих местах. Воспользовавшись передышкой, Донов решил отойти на более выгодные позиции. Остатки его изрядно потрепанного полка отступили на станцию Масельгскую. Туда же к тому времени прибыл построенный рабочими Путиловского завода бронепоезд. Но силы все равно были неравные, и после тяжелых боев Масельгскую пришлось оставить.
Кюллес-Матти и Харьюла шли к 17-му разъезду. Оттуда доносилась стрельба, и надо было выяснить, что там происходит. По дороге Матти рассказал о гибели Игната.