Воля дороже свободы

Герасименко Анатолий

В животе у Ката вдруг заурчало. Он машинально протянул руку, сорвал с куста красную гроздь и принялся ощипывать. Ягоды были тёплые от солнца и напоминали по вкусу калиновый кисель.

– Значит, и мы вряд ли найдём? – спросил Петер.

Джон щёлкнул языком:

– Можно попытаться ещё раз. Но, думаю, Бен всё предусмотрел, и мы останемся с носом. Может, устройство вообще лежит на дне моря. А времени мало.

– Мало, – согласился Кат, принимаясь за вторую гроздь. – Ладно. Пойдём так. Есть мысли, как попасть на этот самый Батим?

– Да отчего ж –

мысли, – сказал Джон неохотно. – Я точно знаю, как туда добраться. На северном берегу острова валяется машина. Вроде раньше могла летать по воздуху, у неё ещё такие лопасти наверху… Короче, Бен притащил её с Батима и бросил здесь. Не знаю, почему. Сломалась, видно, а обратно переть ему было лень.

– Якорь? – произнёс Кат, утирая губы от ягодного сока.

– Якорь, – сказал Джон, глядя ему в глаза. – Кусок металла с обшивки. Или пыль в кабине. Или ещё что – ты, вижу, человек опытный, должен разобраться. В общем, да, эта машина – якорь на Батим.

Под ногами Ката послышался шорох. Из незаметной норки, скрытой в траве, выползла зелёная ящерица. Огляделась, подрагивая горлом. Не сочтя троих неподвижных людей значимой угрозой, извилисто вскарабкалась на ботинок Ката и там застыла, величавая, словно маленький дракон. У неё было три глаза: два – где положено, по бокам головы, а третий, прикрытый белёсой плёнкой, красовался на темени.

– Хорошо, – проговорил Кат, хотя ничего хорошего не ждал – ни сейчас, ни в обозримом будущем. – Теперь скажи, пожалуйста, отчего мы должны тебе верить.

– Демьян!.. – тихо ахнул Петер.

Ящерица струйкой утекла в траву.

Джон мягко улыбнулся сквозь недельную щетину. «А ну как на самом деле может молнией шарахнуть?» – подумал Кат. Однако отступать было поздно.

– Без обид, – продолжал он, – но в атласе сказано, что сюда стоит отправляться во всеоружии и быть наготове. Ещё тебя там называют «отцом зла». Понимать можно по-разному. Опять-таки без обид. (Сердце колотилось, будто в груди барабанил лапами дрессированный заяц). Откуда мне знать, что ты – не Основатель? Может, ты сам соорудил эту прозрачную хрень, чтобы тебя никто не мог достать. А когда здесь появляются мироходцы – рассказываешь им сказку про сына и отправляешь неизвестно куда. Допустим, я тебе поверю. Найду ту штуку на северном берегу, отломаю от неё кусок и пойду в Разрыв. Где я выйду? Что со мной будет? Без обид, – добавил он снова и поднял руки, стараясь выглядеть как можно более миролюбиво.

Петер, вытаращив глаза, глядел то на Ката, то на Джона. Поза его выдавала готовность в любую секунду вскочить и быстро убежать в произвольном направлении.

Джон вздохнул.

– Я в тебе не ошибся, – сказал он. – Ты и впрямь человек опытный… Ну что ж, доказательств у меня немного. Джил, будь добра, покажись.

То, что случилось затем, Кату показалось чудом. Не просто магией, связанной с чьими-нибудь способностями или с техникой, работающей на пневме. Именно чудом. Необычайным событием, поражающим воображение.

Справа от Джона стояла женщина. Она не возникла из ниоткуда, не появилась внезапно – она просто

была рядом с ним. Как во сне: только что снилось, что идёшь в одиночестве по лесу, и вдруг начинаешь говорить с другом, который, оказывается, уже давно за тобой следует. Так и Джил. Она всё время стояла возле Джона, только раньше Кат не мог её заметить.

А ещё она была богиней.

Взгляд Ката машинально отмечал, что Джил – высокая и стройная, что её лицо бесстрастно, а глаза отсвечивают жёлтым кошачьим блеском, что седые волосы спускаются до лопаток, и что одета она очень просто, в домотканое серое платье.

В то же время Кату хотелось упасть перед ней ничком, поклясться в вечной службе и молить о благословении. Ни одна женщина на свете (включая Аду) не пробуждала в нём такие эмоции. Это не было вожделением, любовью такое тоже было назвать трудно; пожалуй, единственным подходящим словом стало бы «поклонение». Лишь огромное усилие воли удержало Ката на месте.

Искоса он взглянул на Петера: тот, конечно же, не выдержал и, поднявшись с места, побрёл вперёд, прямо к опасной преграде. Тогда Кат тоже встал, шагнул к нему и, схватив за шиворот, встряхнул так, что лязгнули зубы.

Петер перевёл дух.

– О, – сказал он. – О-о.

– Ну всё, – послышался голос Джона. – Они уже поняли. Только им доказательств не хватает. Принесёшь?

Кат моргнул. Слева от Джона стояла ещё одна Джил. Она держала в руках детскую люльку, внутри которой виднелось свёрнутое маленькое одеяло – полинявшее от времени, с блёклым цветочным узором.

– Ещё, – сказал Джон.

Теперь его окружали три женщины. С одинаковыми лицами, в одинаковых платьях. Наверное, если бы кто-то взялся сосчитать седые волосы на их головах, то результат не отличался бы ни на один волосок. У третьей Джил в руках были игрушки: деревянный солдат, исцарапанный паровозик и сдутый мяч.

– И ещё, – произнёс Джон, криво ухмыляясь.

Четвёртая копия богини подняла над головой нечто, напоминавшее маленькую картину, какие вешают над камином. Это был глиняный слепок в резной рамке. Покрытая трещинами поверхность гипса хранила отпечатки двух младенческих ступней.

– Решили такое сделать, когда ему исполнился год, – произнёс Джон с усилием. – На память. Рамку я сам вырезал…

Сейчас он выглядел глубоким стариком. Лоб прорезали морщины, скулы бугрились желваками, губы вытянулись в линию. Когда Кат отвёл взгляд от Джона, то обнаружил, что копии Джил исчезли – она вновь стояла в одиночестве.

– Это не иллюзия, – хрипло произнёс Джон. – Моя жена умеет телепортироваться. Недалеко, но мгновенно. И создавать двойников. Вот сейчас сделала троих и послала в хижину за детскими вещами. Всё ради тебя, громила. Ради доказательств. Тебе как – хватит, или больше надо?

Петер деликатно кашлянул. Кат глянул вниз, обнаружил, что до сих пор сжимает в руке ворот его рубахи, и разжал пальцы. Потом снова поднял глаза на Джил.

Обычная женщина. Худощавая, загорелая. Пожалуй, её можно было назвать красивой, если бы не застывший тоскливый взгляд.