Vox populi: Фольклорные жанры советской культуры

Богданов Константин Анатольевич

История о том, что казахский перевод «Евгения Онегина» бытовал в казахском фольклоре уже в XIX веке, муссировалась уже за год до этого в связи со столетием смерти Пушкина. В статье «Пушкин на казахском языке» Константин Алтайский приводил, в частности, отрывок из объяснения Татьяны с Онегиным в переводе Абая в обратном переводе на русский:

Ты был раненым тигром, Я была козленком серны, Я едва осталась жива. Глубоко вонзились твои когти. Если мысль придет в голову, Что будешь ты страдать из-за меня, То не кипело бы, Как медный казан, нутро мое.

В пояснение достоинств приводимого текста Алтайский рассуждал таким образом:

Разумеется, ни тигра, ни козленка серны, ни медного казана у Пушкина нет, но, по уверениям знатоков казахской поэзии Тогжанова, Ауэзова, Шариповой и других, Абай мастерски передал дух, настроение, чувства, выраженные Пушкиным [433] .

Впрочем, фольклоризация Пушкина на казахской почве не ограничивалась, как писал далее Алтайский, переводом Абая:

Наряду с переводами Абая и других в казахских степях

бытуют народные поэмы, созданные на пушкинские сюжеты, в частности народный «фольклорный» «Евгений Онегин». В 1911 году казах Куват Терибаев (ныне он член колхоза Шадай, аула № 27 Аксуйского района Алмаатинской области) перевел на казахский язык «Евгения Онегина» и он, передаваясь из уст в уста, имел и имеет среди населения большой успех. Редакция республиканской газеты «Социолды Казахстан» посылала в этот колхоз поэта Орманова, который со слов 50-летнего Кувата записал около 600 стихотворных строк в арабской транскрипции <…>. Вот несколько строф из фольклорного «Евгения Онегина», переведенных с казахского языка на русский:

В этом мире очень тесно, Говори мой язык простонародный, Пока здоров я, тело небесное, И голос мой буре подобный <…> Онегина героя я вам представляю. Он не казах, а по национальности орыс <…> Перевести «Онегина» на мой язык Не так легко, надо время иметь. А потому я беру только лишь сюжет И буду лирическим голосом петь.

Онегин в поэме именуется на казахский лад — «Серы жигитом», то есть одаренным юношей, любящим путешествовать, а Татьяна Ларина — «Татыш» [434] .

433

Алтайский К. Пушкин на казахском языке // Литературная учеба. 1937. № 2. С. 152. В отличие от Алтайского, Жансугуров, переводчик «Евгения Онегина» на казахский язык, оценивал переводы Абая иначе: «Переводы Абая <…> очень далеки от подлинника <…>. Это были скорее новые вещи, написанные „по Пушкину“» (Советские поэты о Пушкине // Новый мир. 1937. Кн. 1. С. 29). В казахской песенной традиции письмо Татьяны Онегину и ответное письмо Онегина Татьяне «исполнялись на один и тот же мотив» (Бисенова Т. Н. Песенное творчество Абая. Алматы, 1995. С. 64), как своего рода «любовная дуэль», соответствующая характеру поэтического айтыса (Кунанбаева Л. Б. Сюрпризы типологии: из мира древнегреческой и казахской поэтической лирики // Путилов Б. Н. Фольклор и народная культура. In Memoriam. СПб., 2003. С. 329).

434

Алтайский К. Пушкин на казахском языке С. 152–153.

Пафос фольклорной «общепонятности» Пушкина, Руставели и Джамбула, собственно, и составляет одну из главных идей юбилейных торжеств, объединивших имена русского, грузинского и казахского поэтов. С меньшим размахом, но не без надлежащего пафоса в 1939 году праздновался 1000-летний юбилей армянского эпоса «Давид Сасунский», а в 1940 году — 500-летие «родоначальника узбекской литературы» Алишера Навои [435] . Запланированные торжества 1939 года в связи со 125-летием Тараса Шевченко расширили интернациональный союз поэтов, о каждом из которых можно было уверенно сказать:

435

Родоначальник узбекской литературы. Сб. статей об Алишере Навои. Ташкент, 1940.

Величие <…>

(NN. — К.Б.)

состоит в том, что он не только как поэт, но и как гражданин, был кровным и верным сыном трудового <…> народа, что он гениально выразил его революционный протест, его исконные надежды и чаяния и вместе с героическим <…> народом горячо верил в приход <…> лучезарного времени <…>. Да, солнце встало! Солнце Ленина и Сталина, солнце свободного процветания народов великой страны социализма победно сияет над любимой родиной поэта <…>

(NN. — К.Б.).

[436]

436

Подготовка к шевченковским дням // Правда. 1939. 29 января.

Джамбул присутствует на помпезных торжествах в честь Руставели и в честь Пушкина [437] . Юбилей самого Джамбула, широко отмечавшийся по всей стране, также не обходится без «перекрестных» отсылок к поэтам и литераторам, чье значение для советской литературы достаточно определяется вышепроцитированными словами, но в принципе — именно в силу их обязательности — не нуждается в комментариях [438] . Значение Руставели, Пушкина, Джамбула, Тараса Шевченко для советской литературы понятно и очевидно — не исключая буквальной (визуальной и экспозиционной) наглядности. Так, например, в сообщении о выставке в честь Джамбула, организованной во Всесоюзной библиотеке им. Ленина, читателю сообщалось, что

437

О праздновании юбилея Пушкина в 1937 году: Молок Ю. Пушкин в 1937 году: Материалы и исследования по иконографии. М., 2000. История юбилея Руставели монографически не освещена. Празднование юбилейной даты отмечается переизданием старых и изданием новых переводов поэмы «Витязь в тигровой шкуре» (в пер. Бальмонта. М., 1937, и М.; Л.: Академия, 1937; в пер. П. Петренко, при участии К. Чичинадзе. М.; Л., 1938; в пер. Г. Цагарели под ред. Вл. Эльснера. М.: ГИХЛ, 1937; в пер. Ш. Нуцубидзе под ред. С. Городецкого. М., 1940), издание монографий и сборников статей, посвященных Руставели (в серии ЖЗЛ: Дандуров Ц. Шота Руставели. М., 1937; Сб. статей: Шота Руставели и его время / Под ред. В. Гольцева. М., 1939). В дни юбилея в высших учебных заведениях Наркомпроса проходят торжественные заседания «Жизнь и деятельность Шота Руставели», в московских и ленинградских вузах решено утвердить пять стипендий имени Шота Руставели (по 300 рублей) для лучших студентов филологических факультетов. В Киеве и Минске проводятся вечера чтения переводов поэмы Руставели. Сообщается также, что Госкинопром Грузии начал съемки двухсерийного кинофильма «Витязь в тигровой шкуре» (Керченский рабочий. 1937. 24 дек.). Именем Руставели называются улица и школа в г. Сталинабад (Коммунист Таджикистана. 1937. 26 дек.). В Эрмитаже проводится выставка грузинского искусства XII века, «в школах, вузах, клубах,

предприятиях организуются кружки по изучению творчества Шота Руставели». Поэма переводится на языки народов СССР — украинский, белорусский, армянский, узбекский, немецкий, туркменский, татарский, башкирский (Красная Башкирия. 1937. 26 дек.). В Тбилиси по премированному на Всесоюзном конкурсе проекту скульптора К. М. Мирабишвили сооружается памятник Руставели (Социалистическая Якутия. 1937. 27 дек.). Первая очередь памятника была закончена к январю 1938 года. Памятники Руставели сооружаются в г. Ахапцихе (Грузия) и в Абхазии — в Сухуми (в сквере напротив Государственного театра Абхазии). На географических картах появляется новый пункт — пик имени Руставели, бывший до того безымянной вершиной высотой в 4960 метров в горах Сванетии. 29 октября 1937 года на эту вершину совершили первовосхождение грузинские альпинисты А. Гвалиа и Р. Квициани, установившие на ней барельеф поэта (Пик имени Руставели // Заря Востока. 1938. 4 янв. Подробный репортаж о восхождении: Маруашвили Л. Пик имени Руставели // Заря Востока. 1938. 5 марта).

438

Так, например, в опубликованном газетой «Ленинские искры» письме к Джамбулу от лица «отряда имени Чапаева 6-го класса 1-й школы Октябрьского района» (к голосу юных питомцев присоединила свой голос преподавательница литературы П. Скрипиль) сообщалось о составленном учениками альбоме «Образцы лирики», для которого были взяты «стихи только лучших поэтов», а именно — Пушкина, Лермонтова, Некрасова, Шевченко, Стальского и Джамбула (Ленинские искры. 1938. 17 мая).

на отдельном стенде показана органическая связь творчества Джамбула с творчеством великих писателей братских республик: Александра Сергеевича Пушкина, Тараса Григорьевича Шевченко, Шота Руставели, Максима Горького [439] .

Публикуемые в газетах фотографические снимки казахского акына у бюста Руставели и возле подаренного ему портрета Пушкина свидетельствуют о той же органической связи, обнаруживающей «глубокий смысл» без лишних объяснений:

439

Выставка творчества певца великого народа // Советская Украина. 1938. 4 октября (выделено мной. — К.Б.).

Затем народному певцу преподнесли еще один подарок. Это был большой портрет Пушкина. Великий казахский поэт долго смотрел на изображение гениального русского поэта, который более ста лет назад, но совсем незадолго до рождения Джамбула, пророчески предсказал свою будущую славу среди народов России. Этот момент был как бы кульминацией вечера, и долго не умолкавшие аплодисменты показали, что всем понятен глубокий смысл этой встречи Джамбула с Пушкиным, встречи величайшего гения русской поэзии с прославленным казахским певцом [440] .

440

На вечере Джамбула // Литературная газета. 1938. 10 декабря. О пушкинской теме в творчестве самого Джамбула: Смирнова Н. С. Образ Пушкина в творчестве Джамбула // Изв. АН КазССР. 1950. № 81 (5). С. 33–41. «Стихи о Пушкине» Джамбула положены на музыку композитором Надировым (Социалистическая Караганда. 1938.20 мая). О степени политической грамотности «переводчиков» Джамбула можно судить и здесь: «Песня о Пушкине» (1936 года, в переводе К. Алтайского) заканчивается двустишием, цитирующим знаменитые слова Сталина «Жить стало лучше, товарищи. Жить стало веселее» (фраза, сказанная им 17 ноября 1935 года в выступлении на Первом всесоюзном совещании рабочих и работниц — стахановцев.): «Живем мы все лучше и все веселей, / Греми же, бессмертный, как жизнь, Соловей!» (Джамбул. Песни и поэмы. М., 1938. С. 85).

Авторы статей о Джамбуле не устают писать о мудрости, простоте и правде его произведений, понимание которых не требует в конечном счете даже знания казахского языка: их смысл ясен помимо слов, поскольку любому советскому человеку должно быть ясно, о чем поет Джамбул:

Примем <…> великую эстафету, подхватим мощный голос Джамбула, будем так же вольно и просто, взволнованно, мудро и ясно петь <…> о Советском Союзе, колыбели коммунизма [441] .

441

Соболев Л. Джамбул Джабаев // Литературная газета. 1938. 10 дек.

С того мгновения, как он явился, время как будто перестало существовать. Стены раздвинулись и пропустили к нам видение иного мира, он был ближе к Руставели и его сказочным героям, чем к этим по-городскому одетым людям в душном зале <…>. Он пел, полузакрыв глаза, и только ноздри его раздувались <…>. Он жил в другом мире <…>. О чем он пел? Не хотелось слышать никакого перевода, потому что никакой перевод не мог передать опьяняющей силы и правды этого вдохновения. Нельзя было разобрать слов, но эта странная, удивительная, свободная песня проникала в глубь нашего существа, и раз слышавший ее не мог уже забыть этот голос, повелительный и нежный, смешливый и грозный… Это было чудо, это был Джамбул [442] .

442

Тихонов Н. Ата акынов // Литературная газета. 1946. 6 июля.

Сквозь погрешности, неточности, угловатость перевода, сквозь индивидуальные приемы переводчиков пробивается оригинальная поэтическая манера Джамбула. И к нам, не знающим казахского языка, не слышавшим голоса певца Джамбула, доходит его могучая поэзия жизни и мысли. <…> Поэзия Джамбула отмечена той величавой простотой и цельностью, которые характеризуют большую поэзию, питающуюся из могучих и светлых родников. <…> Народ и правда — те родники, которые питали и питают поэзию Джамбула <…>. Народная мудрость вооружила его пониманием сталинского гения. Народная любовь к вождю дала поэту теплоту и огонь чувства. Народная поэзия подсказала ему сравнения и образы [443] .

443

Волков А. Народный поэт Джамбул // Октябрь. 1938. Кн. 4. С. 222, 224, 226 (выделено мной. — К.Б.).