Война меча и сковородки
Шрифт:
Он прижал ее ладони к своему лицу, а потом отнял их и посмотрел Эмер прямо в глаза:
– Сегодня я не сказал тебе ни слова лжи, Эмер из Роренброка. Если пожелаешь - поклянусь всем, что мне дорого.
– Нет!
– испугалась она еще больше.
– Не надо клятв. Яркое пламя запрещает клятвы, не будем его гневить. Но для всего этого мне, действительно, надо уехать? Разреши остаться. Я не буду в тягость!
– горячо уверила она.
– Я буду полезна!
– После сегодняшней ночи, если будет угодно яркому пламени, ты будешь в тягости, - сказал он.
– Разве ты подвергнешь опасности нашего сына?
Против этого Эмер ничего не смогла возразить. Сердце подпрыгнуло, а потом помчалось в бешеной скачке. Наш сын - как же это чудесно звучало!
– Раз говоришь правду, то... То я сделаю все, что угодно. Уеду хоть на край света! Но ненадолго, Годрик Фламбар!
– Вот это мне нравится, - согласился он с улыбкой.
Они вошли в зал, украшенный празднично, рука об руку. И лицо королевы, на котором лежала печать тревоги, просветлело, пока она смотрела на красивую юную пару, приближавшуюся, чтобы засвидетельствовать почтение.
– Цвета Фламбаров?
– спросила Ее Величество.
– Вы обрадовали нас, графиня. И удивили, что уж скрывать.
– Я сама обрадована и удивлена, - ответила Эмер с поклоном.
– И я тоже - обрадован и удивлен, - заверил их обоих Годрик и поцеловал руку жене. Перед королевой и придворными, и перед всеми гостями Дарема, как и обещался.
– Мы видим, что война меча и сковородки завершена, - сказала королева со смешком.
– Кто же победитель?
– В любви не бывает победителя, - ответил Годрик, не сводя глаз с Эмер.
– Или выигрывают оба, или оба оказываются проигравшими.
– Он сладкоречив, верно?
– спросила королева у Эмер.
– А вы, наоборот, потеряли дар речи?
– Ваше Величество, просто жена должна во всем подчиняться мужу, - ответила девушка.
– Мой супруг принес мне извинения за недостойные поступки и так умолял простить его, что мое нежное сердце не могло не откликнуться на мольбы.
Годрик поперхнулся, и королева взглянула на него с подозрением. Но возражать он не стал, и Ее Величество успокоилась.
– Потом расскажете, чем он уговорил вас, - шепнула она графине.
Эмер отошла прочь вся пунцовая. Они с Годриком сели в самом верху стола, сразу за придворными из королевской свиты.
– Тетя рада, что мы поладили, - шепнул ей на ухо Годрик, и рука его поползла по ее талии.
– Что делаешь, бессовестный?
– возмутилась Эмер тоже шепотом и притворно.
– На нас смотрят!
– Пусть смотрят. Ты моя жена, и сегодня ночью я намерен получить от тебя все, что причитается мужу.
От его голоса у Эмер голова пошла кругом, а такие откровенные слова заставили ее жарко покраснеть. Годрик заметил это и не преминул подшутить:
– Отчего смущение? Ты столько раз покушалась на мое тело, а когда я решил тебе его предложить - краснеешь, как девочка.
– Бесстыдник, - прошептала Эмер.
– То ли еще будет, когда мы окажемся в алькове, и некому будет нам мешать...
– рука его переместилась пониже спины, мимоходом огладив два упругих полушария, упрятанных под шелком платья.
Эмер ахнула и опрокинула кубок с вином. Слуги тут же бросились вытирать красную лужицу, налили для графини Поэль другой кубок и смахнули капли вина с ее платья. Годрик, посмеиваясь, отстранился, но Эмер то и дело встречала его взгляд - взгляд ласковый и многообещающий. Взгляд, обращенный к ней. И сердце ее билось от любви и счастья.
Она мельком вспомнила и тут же думать позабыла про Тиля, который оказался не столь везучим в любви. Но такова жизнь - как рыцарский поединок. Кто-то остается на коне, кто-то падает на песок.
Юная пара едва дождалась полуночи - времени, когда даже хозяину можно покинуть пир, чтобы не проявить неуважения к гостям.
– А теперь пора нам уединиться, - сказал Годрик негромко, чтобы только Эмер услышала. И она услышала, и снова покраснела. Держась за руки, они двинулись из зала, как вдруг в распахнутую дверь вошла женщина. Полнотелая, с мягким простоватым лицом и руками, огрубевшими от тяжелой работы. Были на ней поношенное, но добротное платье, серый домотканый платок, повязанный узлом пониже затылка, и разношенные кожаные башмаки со сбитыми каблуками. Эмер успела удивиться, кто это пропустил вилланку в Дарем, да еще на королевское пиршество. Просители приходили в строго отведенные дни, да и принимал их кто-то из чиновников. Она потянула Годрика в сторону, чтобы обойти странную просительницу, но женщина тоже сделала шаг в сторону и решительно преградила им путь. Эмер посмотрела грозно, но женщина не заметила ее взгляда. Глаза ее были обращены на Годрика, и в глазах были слезы.
– Сыночек...
– сказала она надрывно и заплакала, упав на пол и обнимая ноги Годрика.
В зале замолчали все, даже барды прекратили песни, хотя им не было слышно и видно, что там творилось у дверей.
– Оставь меня, женщина!
– прозвучал слишком громко в наступившей тишине голос Годрика. Он выпустил руку Эмер и пытался освободиться от схватившей его вилланки, но та вцепилась клещами.
– Сыночек! Сыночек!
– голосила она.
– Наконец-то я нашла тебя!
Эмер подоспела на помощь Годрику быстрее, чем гвардейцы, которые, казалось, превратились в статуи, подпирая стены. Схватив вилланку за плечо, она так сдавила его, что женщина охнула и разжала руки. Эмер толкнула ее в бок коленом, толкнула сильно и резко, и нарушительнице спокойствия только и оставалось, что неуклюже завалиться на бок.
– Уберите эту сумасшедшую!
– велела девушка, но гвардейцы не сдвинулись с места.
– Что происходит?
– спросила королева, отставляя кубок с вином.
– Кто эта женщина, и почему она называет сыном нашего племянника?
Услышав голос королевы, вилланка безошибочно признала в ней правительницу Эстландии и метнулась вперед так проворно, что ее не успели задержать.
– Ваше Величество!
– она упала на колени возле кресла королевы, пытаясь поцеловать носки королевских туфель.
– Меня зовут Бодеруна, и я пришла сюда из Синегорья, чтобы просить вас о справедливости! Верните мне сына, - она ткнула пальцем в сторону Годрика, который наблюдал за этой сценой, остановившись посреди зала, как столб, хотя Эмер дергала его за рукав, пытаясь увести.
– Ты ошиблась, милая, - сказала королева ледяным тоном.
– Это - милорд Фламбар, сын моей сестры Геновефы.
– Это мой сын, - сказала Бодеруна страстно.
– И я могу это доказать.
Глава 26
Речи вилланки были услышаны даже теми, кто изрядно выпил на этом пиру. Воцарилась тишина, и только потрескивали свечи. Все ждали, что ответит на такую крамолу королева, и ответ не заставил ждать долго.
– Твой сын? Докажи, - промолвила Ее Величество.