Война меча и сковородки
Шрифт:
– Надень это, - он разложил платье на кресле и расправил все складки с мастерством, достойным расторопной служанки. Платье было геральдических цветов дома Фламбаров - красное и желтое, с вышивкой в виде языков пламени. На красном вышивка была сделана золотом, на желтом - алым шелком.
– Так мы покажем королеве, что помирились.
– А ты уверен, что помирились?
– не утерпела Эмер, но, тем не менее, расстегнула брошь, которой до поры сколола разорванный ворот, спустила платье до талии, а потом уронила на пол и переступила через него, оставшись в наполовину разорванной рубашке.
Девушка успела перевернуть на спину заветную золотую монету, опасаясь, что Годрик увидит талисман в такой неподходящий момент. Да, он повел себя, как настоящий муж. И сказал слова, которые взволновали ее до глубины души. И даже то, что он не продолжил ссору с Тилвином, понравилось Эмер. Но сдаваться на милость сразу, когда еще живы воспоминания об оскорблениях и обидах, которым он ее подверг?..
– Даже если не помирились, предлагаю никому не говорить об этом. Пусть это будет наша тайна. Твоя и моя, - Годрик подошел к Эмер и медленно спустил с ее плеч рубашку, касаясь кончиками пальцев кожи.
– Нежнее шелка...
– сказал он тихо.
Прикосновение обожгло, как капли горячего металла, но Эмер не поддалась слабости и отвернулась, подхватывая рубашку возле локтей и прикрывая едва не обнажившуюся грудь.
– Я расцениваю твои речи об исполнении супружеского долга просто как способ оградить меня, - сказала девушка.
– Благодарю, что помог. И ложь бывает во спасение. Не знаю, что бы произошло, не подоспей ты вовремя и...
Годрик осторожно, но настойчиво потянул рубашку:
– А я не лгал, - сказал он.
– Фламбары тоже не бросают слов на ветер. Я хочу получить тебя этой ночью. Хочу, чтобы ты исполнила клятву, которую дала в столице, у алтаря. И хочу, чтобы ты стала моей настоящей женой.
Эмер вскинула голову, слыша и не веря.
– Какой ты быстрый, - сказала она, отчаянно краснея.
– С чего ты решил, что перед разводом я дам тебе все это?
– Никакого развода не будет.
– Не будет?!
– Разве мы хотим этого?
– Но ты всегда говорил...
– залепетала Эмер и замолчала.
Подобные превращения двух близких людей за столь короткое время - это было слишком для понимания. Какие силы обрушились сегодня на Дарем, если рассудительный и сдержанный Тилвин потерял самообладание, а язвительный насмешник Годрик обернулся смирным, как ягненок?
– Не веришь? Я тебя прекрасно понимаю, - Годрик взял ее за подбородок и осторожно заставил повернуться к свету.
– Всегда считал, что у тебя карие глаза. А теперь вижу - серые. Рыжая с серыми глазами... Это красиво.
– Ты пьян, что ли?
– пробормотала Эмер.
– Наверное, - Годрик легко коснулся ее губ губами.
– Почему-то всегда ощущаю головокружение, когда целую тебя.
И он поцеловал ее снова, уже долгим, томительным поцелуем.
– Ты ведь проявишь великодушие и простишь меня?
– прошептал он, отрываясь от нее на секунду, перед тем, как снова припасть к ее губам.
– Разве ты просил прощения?
– спросила Эмер, как только он дал ей возможность дышать.
– А разве не просил? Тогда спешу исправиться и прошу сейчас. Прости, я вел себя по отношению к тебе не лучшим образом...
– Ты вел себя отвратительно, - поддакнула Эмер, очень уютно устраиваясь в его объятиях.
– Согласен, отвратительно...
– Как свинья.
– Ну не то чтобы очень!
– на секунду ему изменила обычная невозмутимость.
– Хорошо, как свин, - милостиво согласилась Эмер.
– Продолжай извиняться.
– Разве этого недостаточно?
– он потянулся, чтобы поцеловать ее, но девушка проворно выставила между ними руку.
– Эй! Я требую, чтобы ты извинялся точно так же, как меня позорил - при королеве. Нет, не надо падать на колени и заливаться слезами, достаточно просто подвести меня к Её Величеству и прилюдно поцеловать мне руку. И чтобы смотрел с любовью и обожанием. Понял?
Годрик улыбнулся:
– Понял. Пусть будет так.
– Какой-то ты слишком сговорчивый, - проворчала Эмер, прикидывая, не продешевила ли.
– Но у меня свое условие.
– Ты еще смеешь ставить мне условия? После всего, что натворил?
– Ты заставила меня пробежаться голым по саду, - напомнил он.
– О!
– Эмер возвела глаза к потолку.
– Мы уже и позабыли об этом. Так чего ты там хочешь?
– Хочу, чтобы сегодня ты стала моей женой. По-настоящему.
– А... я...
– Да или нет?
Губы его были совсем близко, и глаза смотрели тепло и проникновенно, и запах янтаря и мерзлой земли опьянял, как самый дурманящий фимиам. Эмер почувствовала, что слабеет, и тщетно взывала к собственной гордости, здравомыслию и старалась припомнить прежние обиды.
– Да или нет?
– повторил он, легко поглаживая ее плечи.
– Да, - Эмер обхватила его за шею, потянулась за поцелуем и прогнала все мысли гулять под облаками. Думать совершенно не хотелось, и тем более - вспоминать, что он сказал ей вчера, позавчера или месяц назад. В конце концов, какое это сейчас имело значение? Он рядом, он обнимает, он говорит, что делает это искренне и просит прощения. И она верит ему. Просто не может не верить.
– Как сговорчива моя жена, - прошептал Годрик ей на ухо, касаясь губами виска.
– Как легко усмирить этого отважного рыцаря...
Они целовались со все возрастающей страстью, и не заметили, как последняя преграда между ними - рубашка из тонкого полотна - соскользнула на пол.
Эмер шагнула назад, и Годрик повалил ее поперек постели, придавив весом своего тела.
– Ты мне все кости переломаешь, медведь, - сказала она, поглаживая его по затылку и пытаясь нащупать тесьму, стягивавшую волосы.
– Мне так нравится, когда пряди падают на лицо...
– Сделаем так, как тебе нравится, - он развязал тесьму и встряхнул головой, распуская волосы.