Война меча и сковородки
Шрифт:
– Может ещё и разденешься?
– предложила Эмер, которую вдруг заколотило, как в лихорадке.
– Если не остановимся, то королеве придется ждать нас очень долго, - сказал Годрик, перемежая слова и поцелуи.
– Королева подождет.
Он полностью с ней согласился, потому что принялся целовать с удвоенным пылом. Руки его ласкали Эмер с таким умением, что она на секунду огорчилась подобной опытности, припомнив Кютерейю. Но эти сожаления исчезли, едва муж огладил ее грудь, скользнул ладонью по бедру и коснулся потаенного женского места, принуждая девушку раскрыться навстречу, и Эмер подчинилась, горя таким же огнем, как и он.
– Мне кажется, я умру, Годрик, - простонала она, запрокидывая голову, пока он целовал ее шею и спускался ниже.
– От этого не умирают, милая, - он приподнялся, и Эмер с протестующим возгласом потянулась, чтобы вернуть его обратно.
Но Годрик лишь расстегнул пояс, снял квезот и котту, и бросил их на пол. Пока он развязывал вязки на штанах, Эмер изнывала от нетерпенья. Она потянулась помочь, но только затянула два узла.
– Все, к чему прикасается моя жена, становится таким запутанным, - пошутил он.
– А ты болтаешь даже тогда, когда надо молчать и вздыхать!
– Хорошо, - сказал он, склоняясь над ней.
– Я молчу и вздыхаю.
Он и правда замолчал, и некоторое время тишину в спальне нарушало только их прерывистое дыханье. Годрик справился-таки с вязками на штанах и разделся, явив готовность подтвердить слова любви делом. Эмер распахнула объятия, и он лег на нее, забросив одну ее руку себе на шею, но жена беспокойно завозилась под ним, и он послушно приподнялся на локтях, опасаясь, что опять придавил слишком сильно.
Но ее интересовало кое-что другое.
– Дай поглажу, - выдохнула она, глядя широко распахнутыми глазами.
Годрик позволил и это, перекатившись на бок. Эмер дотронулась до него осторожно, и пальцы дрожали, как у воровки.
– На ристалище ты была смелее, - он взял ее за руку и прижал к себе, пониже живота.
– Видишь? Совсем нестрашно.
Но страшно было, хотя Эмер и пыталась храбриться. Пожалуй, теперь было пострашнее, чем когда по ее коленям ползла змея. Только страх был иного рода. Тогда она боялась за собственную жизнь, а теперь испугалась самой жизни.
Почувствовав ее неуверенность, Годрик поцеловал Эмер нежно, как в соловьином лесу ночью, и уперевшись лбом ей в лоб сказал:
– Не дрожи так. Все недоразумения позади, я не обижу, моя железная роза. Просто доверяй мне...
Закрыв глаза усилием воли, Эмер подчинилась его ласкам, трепеща перед неизвестным, страшась и желая этого.
Но вдруг слабое движение воздуха охладило ее горящие щеки. Сквозь ресницы Эмер увидела открытую дверь в черный коридор, где не горели даже факелы, и едва не лишилась сознания от стыда и ужаса.
– Вы совсем стыд потеряли, - сказал кто-то тихо над их головами.
Годрик и Эмер мгновенно остановились, причем, Годрик попытался прикрыть Эмер, которая лежала в чем мать родила, принаряженная только распущенными волосами.
Возле кровати стояла Острюд смотрела на них странно, без привычного осуждения и презрения. Скорее, она была печальна.
«Расстроена, что братец решил-таки помириться с ненавистной невесткой», - подумала Эмер.
Но язвительности, присущей золовке, не помешала никакая печаль:
– Всем известно, что она из дикого края, - сказала Острюд, - но тебе, братец, стыдно перенимать подобную дикость!
– Выйди, - попросил Годрик.
– Моей жене надо одеться.
Острюд повернулась, как деревянная кукла на ниточке, и вышла.
– Неважно получилось, - извинился Годрик перед Эмер.
– Это к лучшему, - она спихнула его в сторону и поднялась. Схватила рубашку и нырнула в нее, чтобы скрыть пылающие от стыда щеки.
– Королева ждет. Нам надо поспешить.
– Эмер!
– Годрик спрыгнул с кровати и развернул жену лицом к себе, выпутав из ярдов беленого полотна, чтобы посмотреть в глаза.
– То, что мы не закончили, мы повторим сегодня ночью. Если будешь согласна. И завтра ты уедешь из Дарема моей женой.
– И вернусь в Дарем твоей женой, - Эмер предостерегающе выставила указательный палец.
– Несомненно, - Годрик взял ее за руку и торжественно поцеловал сначала в палец, а потом в ладонь, словно скрепляя клятву.
– Если сама этого захочешь. Обещаю, что не стану больше тебя неволить.
Он обнял ее, а потом снова завладел губами и не отпускал так долго, что Эмер совсем задохнулась.
– После этого я точно никуда от тебя не уеду, Годрик Фламбар, - пообещала она, обретя дыхание.
– Никогда.
– Моя просьба ничего не значит?
– Значит. Я рада, что ты заботишься обо мне. Но и я хочу заботиться о тебе. Позволь мне это.
– Не позволю. Потому что ты дорога мне не меньше. И я не хочу, чтобы ты рисковала жизнью. Достало случая в церкви. Ты чудом осталась жива, а меня даже не было рядом, чтобы помочь. Какой же я муж, если не могу позаботиться о своей жене? Ты уедешь, пока я не разберусь со всеми убийцами, не раскрою все тайны и не рассекречу всех злоумышленников. А потом вернешься, и мы будем ковать мечи и ножи...
– Те, что на восточный манер!
– подхватила она увлеченно.
– Полоска стали между двумя полосками железа! Ты ведь разрешишь мне еще поковать?
– Разве можно тебе что-то запретить, - усмехнулся он.
– И кузни Фламбаров станут знамениты во всем мире!
– продолжала мечтать Эмер.
– И я передам все, что знаю, нашим сыновьям.
– И дочерям!
– Конечно, если они пойдут в свою матушку - рыжие и буйные.
– Годрик, я правда не сплю?
– спросила она встревожено.
– Ты не обманываешь меня? Ты говоришь искренне?