Врата судьбы
Шрифт:
— Ты меня просто увлек своими рассказами.
— Увлекайся-то увлекайся, но приглядывай за миссис Таппенс. Я очень люблю ее. Она — хорошая девушка и всегда такой была.
— Ну, девушкой ее сейчас не очень-то назовешь, — сказал Томми.
— Но — но, не говори так о своей жене. Не привыкай. Таких, как она — одна на тысячу. Мне жалко того, кого она выслеживает. Небось, как раз сегодня.
— Вряд ли. Скорее всего отправилась на чай к какой-нибудь старой даме.
— А-а. Старые дамы иногда могут сообщить полезную информацию. Старые дамы и пятилетние дети. Самые невероятные люди иногда рассказывают такое, что никому и не снилось. Я мог бы рассказать тебе такое…
— Не сомневаюсь, полковник.
— Но нельзя выдавать секреты.
Полковник Эткинсон покачал головой.
На обратном пути Томми сидел у окна и смотрел, как мимо проносятся пейзажи. «Любопытно, — думал он, — очень любопытно. Этот старина должен быть в курсе всех Дел. Многое знает. Но что там может быть такое, чтобы имело значение сейчас? Все давно в прошлом — что может тянуться еще с той войны? Столько лет прошло». Потом новые мысли пришли ему в голову. Сейчас действует совсем другая логика, логика Общего Рынка. Откуда-то появились другие мысли: существуют же внуки и племянники, новое поколение, младшие члены семей, которые всегда были у руля, занимали влиятельное положение в силу своего родства, и если они оказывались нелояльными, к ним могли найти подход, они могли пропитаться новыми идеями или обновленными старыми идеями, как больше нравится. Англия сейчас находится в странном состоянии, не то, что раньше. Или состояние каждый раз одинаковое? Под гладкой поверхностью всегда таится черная грязь. В море чистая вода не бывает до самого дна. Всегда где-нибудь двигается что-то мутное, что надо обнаружить, подавить. Но ведь — но ведь не в таких местах, как Холлоуки. Холлоуки — настоящее воплощение прошлого. Сначала рыбацкая деревушка, затем английская Ривьера, а теперь — обыкновенный летний курорт, каждый август забитый людьми. Большинство людей сейчас предпочитают ездить за границу.
— Ну, — поинтересовалась Таппенс, встав из-за обеденного стола и перейдя в другую комнату, чтобы выпить кофе, — интересно было? Как старички?
— О, старички как старички, — ответил Томми. — Как твоя старая дама?
— А-а. Приходил настройщик, — сказала Таппенс, — а после обеда начался дождь, и я так и не пошла. А жаль — старая дама могла рассказать что-нибудь интересное.
— Мой старичок рассказал, — сказал Томми, — я даже удивился. Кстати, какого ты мнения об этом месте, Таппенс?
— Ты говоришь о доме?
— Нет, я имею в виду Холлоуки.
— Ну, мне кажется, это приятное местечко.
— Что ты имеешь в виду под «приятным»?
— По-моему, хорошее слово, не знаю, почему к нему установилось такое презрительное отношение. Приятное местечко, в моем представлении, — это место, где ничего не происходит, да и не надо, чтобы происходило.
— Желание, продиктованное возрастом, надо полагать.
— Нет, не думаю. Просто приятно знать, что на свете есть такие места. Хотя сегодня кое-что чуть было не произошло.
— Что значит «чуть было не произошло»? Ты выкинула какую-нибудь глупость, Таппенс?
— Нет, конечно.
— Тогда о чем ты говоришь?
— Ну, знаешь, стекло наверху оранжереи плохо держалось и все время тряслось. Так вот, оно свалилось почти мне на голову. Могло изрезать меня на кусочки. Томми окинул ее взглядом.
— Непохоже, чтобы оно изрезало тебя на кусочки.
— Да, мне повезло. Но я аж подпрыгнула.
— Надо будет попросить старикана, который приходит к нам делать мелкий ремонт, как его там? Айзек, кажется? Попросить его осмотреть остальные стекла — мы ведь не хотим, чтобы тебя убило.
— Ну, когда покупаешь старый дом, надо рассчитывать, что что-то там будет не в порядке.
— Ты думаешь, с домом что-то не в порядке, Таппенс?
— Что именно ты имеешь в виду?
— Знаешь, сегодня я услышал о нем одну странную вещь.
— Что-о доме?
— Да.
— Просто невероятно, — сказала Таппенс.
— Почему? Потому что он кажется таким приятным и невинным? Свежепокрашенный, отремонтированный?
— Нет. Свежепокрашенным, отремонтированным и невинным его сделали мы. Когда мы его купили, он был запущенным и полуразвалившимся.
— Поэтому-то он и обошелся нам недорого.
— Ты странно выглядишь, Томми, — сказала Таппенс. — В чем дело?
— Это из-за Монти-Усача.
— А, да-да, милый старичок. Он передал мне привет?
— Всенепременно. Он велел передать тебе, чтобы ты была осторожнее и чтобы я присматривал за тобой.
— Он всегда так говорит. Хотя мне непонятно, зачем здесь быть осторожной.
— Ну, похоже, это как раз такое место, где лучше быть осторожной.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Таппенс, что бы ты подумала, если бы я сказал тебе, что он намекнул, или предположил, как хочешь, что мы приехали сюда не доживать свой век, но по поручению? Что мы здесь выполняем задание, как в дни Н или М? Нас послали сюда органы безопасности, чтобы мы что-то узнали. Узнали, что здесь не так.
— Не знаю, Томми, то ли тебе это приснилось, то ли старому Монти — Усачу, если он говорит такое.
— Представь себе, говорит. Он не сомневался, что мы посланы сюда для работы, чтобы что-то найти.
— Найти? Но что?
— Что-то, что может быть спрятано в доме.
— Что-то, что может быть спрятано в доме? Томми, кто из вас сошел с ума — ты или он?
— Ну, мне показалось, что он тронулся умом, но я в этом далеко не уверен.
— Что в этом доме можно найти?
— Я полагаю, то, что здесь когда-то спрятали.
— Ты говоришь о закопанном сокровище? Неужто в подвале зарыты драгоценности русской короны?
— Нет, не сокровище. Что-то, представляющее опасность для определенных людей.
— Поразительно, — проговорила Таппенс.
— А что, ты что-то нашла?
— Нет, конечно, ничего я не нашла. Но, похоже, давным-давно произошла скандальная история, связанная с этим домом, конечно, точно никто ничего не помнит, но о ней рассказывали бабушки и судачили слуги, у Биэтрис даже есть подружка, которой кое-что известно. И Мэри Джордан была в ней замешана. Историю замяли.
— Тебе все это не кажется, Таппенс? Вспоминаешь дни нашей славной молодости, когда кто-то передал девушке на «Лузитании» секретные документы, а мы пустились на розыск загадочного мистера Брауна?
— Господи, Томми, как это было давно. Мы называли себя «молодые авантюристы». Сейчас это кажется нереальным, правда?
— Верно. Но это было на самом деле, хотя не сразу и поверишь. С тех пор прошло лет 60—70, если не больше.
— Но что конкретно сказал Монти?
— Письма или какие-то бумаги, — ответил Томми. — Нечто, что может вызвать или вызвало политическую пертурбацию. Письма или бумаги, которые испортят всю малину кому — то, кто стоит у власти, а не должен бы там стоять. Масса интриг, и все многолетней давности.