Время возмездия
Шрифт:
«Ну и черт с тобой! – подумал Рокотов и впервые остро почувствовал невыгодность своего положения. – О чем они там переговариваются? Жаль, что по-английски не понимаю. А мог бы знать, была возможность. Если бы тогда, в военном училище, или еще раньше, в школе, кто-нибудь намекнул: смотри, Валерка, придется побывать за границей и станешь там ушами хлопать, ничего не понимая, – ночи не спал бы, выучил. Но разве человек знает, что его ждет впереди?»
Огромный клокочущий зал погружен в полутьму, и лишь в центре, где возвышался помост, с потолка свисала квадратная люстра, заливая ярким светом белоснежный ринг. Густой, разогретый дыханием многотысячной толпы воздух был насыщен дымом крепкого табака, запахами алкоголя и мужского пота. Дюжие полицейские, выстроившись в две шеренги, сдерживали напор зрителей. Когда Рокотов в сопровождении тренера поднялся на помост и разноязыкий гул приветствия начал спадать, откуда-то сверху прорвался сильный русский басок:
– Валера! Держись! Морячки с тобой!
Судья на ринге – весь в белом, поджарый, хлыщеватый, средних лет, с черными, блестящими от бриллиантина волосами, – жестом пригласил соперников в центр ринга.
Боксеры, не снимая халатов, приблизились и пожали друг другу руки. Шилленбург растянул губы, обнажая верхний ряд зубов. Издали это было похоже на улыбку. Многочисленные западногерманские туристы, кучно сидевшие в центре зала, дружно зааплодировали. Судья сказал несколько слов, смысл которых сводился к тому, чтобы партнеры уважали друг друга и строго соблюдали правила. Валерий, пока судья говорил, пристально смотрел на противника. Тот по-прежнему изображал улыбку, а в его потемневших зрачках прыгали острые и холодные, как края сломанных льдин, злые блестки. Рокотов насмешливо кивнул, как бы говоря: «Мы и не таких видали!» Шилленбург, вздернув вверх массивный подбородок, круто повернулся и пошел в свой угол.
Глухой звук электрического гонга снова свел их в середине квадрата, на сей раз оба были уже без халатов. И Шилленбург, спрятав свой округлый подбородок под выставленное вперед левое плечо, первым начал атаку с дальней дистанции.
– Рудольф, хох-хох! – дружно прокричали немецкие туристы.
Западногерманский чемпион выглядел эффектнее. Немец был выше, и это превосходство в росте подчеркивалось еще и тем, что Шилленбург передвигался на носочках. Его атлетическая фигура с рельефными мышцами, пружинисто перекатывавшимися под тонкой, лишенной жировых прослоек холеной кожей, говорила о многолетней упорной тренировке. Все, что только можно было развить физическими упражнениями, у немца было развито и доведено до совершенства. Это была живая скульптура белокурого арийца, над созданием которой много лет трудились тренеры, врачи и массажисты. Это был боксер с огромным опытом международных соревнований, грозный боец ринга, который за последние годы не знал горечи поражения. Победы рождали уверенность в себе, укрепляли веру в непобедимость.
Рудольф фон Шилленбург начал боксировать легко, непринужденно, в быстром темпе, демонстрируя перед своими многочисленными поклонниками и поклонницами разнообразие технических приемов, в которых они вряд ли разбирались. Но это были прощупывающие удары, удары разведчика, искавшего тайные щели в кольцевой обороне противника. Со стороны бой походил на красивую, напряженную игру. Многие западногерманские почитатели Рудольфа хотели видеть в этой игре забаву кошки с пойманной мышью. В облике своего любимца они читали уверенность и затаенную силу, которая на их глазах росла, накапливалась и готова была вот-вот обрушиться всесокрушающей лавиной. Ослепленные любовью к своему кумиру, они не замечали того, что видели и оценивали немногочисленные знатоки боксерского искусства, тренеры, судьи: на ринге шла острая схватка, война нервов, борьба за овладение инициативой, за право диктовать темп и ход поединка.
Русский чемпион выглядел далеко не так просто, как кое-кому казалось. Его победы на пути к финалу служили этому веским доказательством. Внешне Рокотов несколько проигрывал западногерманскому боксеру, как проигрывает юноша рядом с мужчиной. Он был ниже ростом, тоньше в талии, мышцы не выступали так рельефно, да и к тому же их скрашивал и смягчал ровный бронзовый загар, хорошо сохранившийся с прошлого лета. Но глаза специалистов видели не узкую талию, а броневой щит брюшного пресса, не тонкие, по сравнению с соперником, руки, а длинные боксерские мышцы, таящие неисчерпаемые запасы энергии. Каждое движение целеустремленно, рассчитанно. Спокоен, собран, решителен. Техника защиты и атак отработана до виртуозности. Да, Шилленбург непрестанно наносит удары, но все они легко парируются, не доходят до цели: ведет бой не мальчишка, не новичок ринга, а молодой лев, вышедший на единоборство с тигром…
Все чаще мелькали перчатки, глухо щелкали удары. Боксеры кружились по рингу, словно исполняли замысловатый, только им одним известный, загадочный танец. Как легко они скользили на носочках, как стремительно меняли позиции! Глядя на них, трудно было поверить, что ведут бой боксеры-полутяжи, что у каждого из напарников чистый вес превышает восемьдесят килограммов. Но об этом зрителям напоминали двухдюймовые доски, из которых был сделан помост ринга. При каждом шаге соперников они пружинили и тонко поскрипывали.
Нетерпение болельщиков росло. Не слишком ли затянулась разведка боем? Не пора ли бить по-настоящему? Гул голосов, перекатывавшийся над плотными рядами людей, нарастал и переходил в тревожный рокот. Чаще стали звучать выкрики. Особенно старались западногерманские туристы.
– Руди, дай ему под ребро!
– Ударь красного!
Хельмут Грубер изредка поглядывал в противоположный угол, где находился тренер русского. «Интересно, узнал он меня или нет? Я его сразу узнал, он мало изменился, только поседел. Жаль, что тогда я ему не смог наподдать как следует… Зато теперь Рудольф отколошматит русского».
Удар гонга развел боксеров по своим углам. Короткий, минутный отдых. Рудольф не сел на подставленный тренером табурет, а остался стоять, положив уставшие руки на верхний канат ринга. Он как бы демонстрировал, что раунд боя для него ничего не значит, запас сил у него есть и выносливости хватит.
Рокотов тоже хотел остаться на ногах – раунд кончился так быстро! Но Миклашевский оборвал благодушное настроение:
– Садись, ты не на конкурсе красоты! – и когда Валерий уселся на табуретку, расслабился, тренер протер мокрым лохматым полотенцем его разгоряченное лицо, затылок, провел по груди и стал коротко анализировать ход поединка. – Переигрываешь… Зря принимаешь его темп. Закрутит он тебя и обманет. Так и проиграть можно… Следи за финтами и за правой… Особенно за правой! – Последние слова тренер сказал уже после удара гонга, когда Рокотов встал и, торопливо потерев подошвы в канифоли, шагнул вперед.
Соперники по диагонали пересекли помост и, не реагируя на требования зрителей, снова закружили в середине ринга, быстро обстреливая друг друга с дальней дистанции. Казалось, боксеры сговорились между собой и заранее отрепетировали атаки и защитные варианты. Слишком все легко и просто у них выходило! Но так только казалось непосвященным. За канатами, на небольшой площадке шла упорная борьба, и накал ее возрастал, хотя внешне оба противника сохраняли завидное спокойствие. И вдруг наступил перелом. Танец оборвался в самом неожиданном месте. Рокотов, на какую-то долю секунды опережая соперника, шагнул в сторону и нанес два догоняющих друг друга прямых в голову. Под подошвами его боксерок натужно скрипнула канифоль.
Рудольф фон Шилленбург, казалось, только и ждал такого выпада. В потемневших зрачках пруссака мелькнула жадная радость зверя, долго таившегося в засаде. Приняв на подставленное плечо атаку русского, он тигриным пружинистым скачком рванулся вперед, нанося хлесткие боковые удары с обеих рук. Болельщики западногерманского чемпиона повскакивали со своих мест.
– Бей русского!
Перекрывая гул, снова раздался басистый голос:
– Валера, держись!
А Рокотов и не намеревался отступать. Его не так-то легко было захватить врасплох. Конечно, он ждал этой ответной атаки, был готов ее встретить. Отразив бешеный наскок немца, Рокотов схлестнулся с ним на опасной средней дистанции. И тут применил свою коронную комбинацию. Неожиданно и в то же время легко и красиво отбив летящую прямо на него руку западногерманского чемпиона, Рокотов дернул плечом, вкладывая в ответный удар все свои восемьдесят килограммов, помноженные на реактивную скорость. Сколько прославленных мастеров ринга рухнуло под таким ударом, который нельзя было назвать ни прямым, ни боковым! Это был его, рокотовский удар, его прием, отработанный до совершенства.