Все ради любви
Шрифт:
— Хорошая мысль: когда моешься или одеваешься в спешке, бывает очень жарко. (Или делаешь что-нибудь другое.)
— Благодаря ему макияж не растекается до того, как успеешь выйти на улицу, ведь летом в Огасте очень жарко, — сказала она и засмеялась.
— А зимой под ним можно греться. (Когда ты обнажена и одна.)
— И не приходится включать отопительную систему только для того, чтобы принять ванну и одеться. (Но если бы ты принимал душ вместе со мной, мне бы это не понадобилось.)
— Здесь есть и гардеробная, как удобно! Можно заглянуть? — спросил Квентин, и она кивнула. Он открыл дверь, вытаращил глаза и хихикнул. — Вот гардеробная настоящей женщины — двадцать футов на восемь. Вот это да! Вешалки на разной высоте для длинной и короткой одежды и даже для вечерних платьев. Подставки для обуви, множество полок до самого потолка, встроенный шкаф, отделения для мелких вещей… И шкатулочки для украшений, и коробочки! В моем гардеробе все кучами навалено, потому что я только и делаю, что распаковываюсь и запаковываюсь. Иногда я никак не могу найти то, что мне надо, а я ведь не люблю беспорядка, так уж меня мама приучила. Да, ты умная женщина, обо всем позаботилась.
Пока он осматривался, Рэчел сказала:
— Мои друзья часто смеются, что я предпочитаю спать в одной комнате со своими платьями. А по мне — очень удобно, и время экономится. — Она вынуждена была прислониться к дверному косяку — колени ослабли, все ее тело дрожало от его близости. Рэчел представляла, как Квентин сожмет ее в объятиях и они медленно опустятся на ковер и предадутся страстной любви. Она жаждала его прикосновений, его поцелуев, его объятий, хотя и не знала, что сделает, если он вдруг проявит такие намерения. Постарается сдержать его или покорится не раздумывая? Хотя они провели вместе всего две недели двенадцать лет назад и несколько дней теперь, Рэчел не боялась его, не сомневалась в том, что он джентльмен и она не рискует своей безопасностью, пострадать могут только ее чувства. Да, на сей раз она хотела лучше узнать его, прежде чем… если это случится, конечно.
Квентин чувствовал ее заинтересованность, и это волновало его, но он не хотел спешить, хотя его тело жаждало ее. Сначала следовало кое-что уладить, убедиться, что она именно такая, какой он ее видит.
— И даже зеркало в полный рост, чтобы любоваться на свою потрясающую внешность! Идею гардеробной я тоже позаимствую, если ты не против.
— Конечно, нет. Но готовься к тому, что рабочие будут насмехаться над тобой. Когда я объяснила им, чего хочу, они захихикали и сказали, что это уж слишком. Пришлось обратиться к руководителю работ. Это была женщина, и она меня поняла. Мне тоже нравится моя гардеробная.
— Твои идеи надо использовать при строительстве домов и в журналах по интерьеру.
— Дом отделывали сразу после того, как мы сюда переехали, к большой выгоде строителя и художника по интерьерам. Но я запретила им упоминать в статьях свои имя и адрес, чтобы оградить себя от любопытных.
Квентин двинулся к выходу, и она отступила, почти отшатнулась, чтобы не оказаться слишком близко. (Не торопи ее, она все чувствует.)
— Я понимаю, такие вещи причиняют неудобства. Пожалуй, пора заняться отбивными, пока мы еще не совсем проголодались. (И я имею в виду не только еду. Как только мы перекусим и отдохнем, у нас с тобой состоится серьезный разговор, пусть даже он окажется последним, и ты больше не захочешь меня видеть.)
Глава 7
Квентин вынул из холодильника мясо и отправился во двор, чтобы положить его на решетку очага. Он взглянул на часы, засекая время.
— Что делать мне? — спросила Рэчел, когда он вернулся.
— Проверь картошку и заверни в фольгу булочки, мы их разогреем. Пока готовятся отбивные, накроем на стол и сварим брокколи. А пока мы этим занимаемся, не выпить ли нам вина?
— И поговорить. Большей частью мы говорили обо мне и об Огасте. Ты почти ничего не рассказал о себе и о своей футбольной карьере, — осторожно начала она, пытаясь понять, не является ли последняя тема запретной или слишком болезненной, — от этого зависело, стоит ли передавать ему приглашение Бекки на вечеринку, где Квентин наверняка окажется среди мужчин. Она достала стаканы и подала ему штопор.
Пока Квентин откупоривал и разливал вино, Рэчел сделала все, что он просил, потом достала тарелки, приборы, скатерть, салфетки, соль и перец. Она принялась накрывать на стол в комнате для завтрака, потому что столовая показалась ей слишком торжественной для такого случая.
Квентин, потягивая вино, наблюдал за ней с живым интересом и не без удовольствия.
— Я родился и вырос в Колквите, играл в футбол в старшей школе и работал на арахисовой ферме отца. Мои родители — Мэтью и Инез Ролс. У меня есть младший брат, Фрэнк, он разведен, детей нет, занимается продажей автомобилей. Мою младшую сестру зовут Мэри, ее мужа — Стив, у них двое детей, и они живут и работают на ферме вместе с моими родителями. Мы баптисты, может быть, потому, что в округе Миллер все баптисты или методисты. Мои лучшие друзья — футболисты, большинство из них из моей команды. Я был женат дважды: первый раз на Кейси Найльс, модели, мы прожили два года, второй раз — на секретарше по имени Белинда Джекобс, сестре старого друга, с ней мы жили год. Мы покончили с этим в 1989 году. Детей у меня нет, я не поддерживаю отношений с бывшими женами и не плачу им денег. У меня нет никаких эмоциональных связей ни с ними, ни с какой-то другой женщиной.
Рэчел взглянула на него, но он смотрел в окно над кухонной раковиной. (Бог мой, так давно разведен, а подружки нет!) Удивительно, он так прямо и откровенно рассказал ей об этих отношениях! Может быть, позже он объяснит, почему распались его браки?
— После того как Джорджия, Флорида и Алабама отказались принять меня, я учился в Университете Оклахомы и играл на них и Барри Швитцера с 1974 по 1978 год, — продолжал Квентин. — Мы выиграли Национальное первенство в 1974 и 1975 годах. Я проиграл приз Хейсмана Билли Симсу в 1978 году, он играл на «Сунерс» одновременно со мной и заслуживал наград. Тогда я и получил прозвище «Человек с Золотой Рукой». — Он не отрываясь смотрел в окно. — Ладно, пора выйти на улицу, мне надо взглянуть на отбивные.
Возле очага, переворачивая мясо, он продолжил:
— В 1978 году я переехал в Сан-Франциско и играл за них семь лет, в основном за Джо Монтаной. Я участвовал в двух Суперкубках, трех Профессиональных кубках и получил шесть призов как квотербек. Я повредил плечо на Суперкубке-82 и правое колено на Кубке-85. В августе 1985 года меня продали «Далласским Ковбоям». Там я играл девять лет, участвовал в двух Суперкубках и двух Профессиональных кубках, получил еще один приз. На двадцать седьмом Суперкубке в 1993 году я опять повредил левое плечо. Похоже, что мне не везет на этих играх, но я бы хотел сыграть еще раз, прежде чем окончательно бросить это дело, — заключил он с невеселым смешком. — Из-за операций и дальнейшего лечения мне пришлось пропустить почти весь сезон 93/94, но я вернулся вовремя, чтобы сыграть в последнем Суперкубке. Если «Ковбои» выиграют следующий, это будет третья победа подряд, своего рода вершина для них и для меня. Я не хочу пропустить такое событие, это особенный год — семьдесят пятая годовщина футбола. Я занимался рекламой, был спортивным комментатором и зарабатывал большие деньги. Когда у меня есть время, я навещаю детей в больницах и школах и иногда помогаю тренировать детские команды в Далласе.
— Ты, наверное, очень любишь детей? (И в один прекрасный день захочешь иметь собственного. Не со мной…) Ты любишь футбол: это видно по твоим глазам, по тому, как ты говоришь о нем. До какого возраста можно играть?
Квентин слегка нахмурился, но тут же пожал плечами и подавил свои чувства.
— Когда футбол у тебя в крови, его невозможно бросить, пока жизнь не заставит, пока зрители не начнут провожать тебя к выходу топотом и воплями. — Квентин взглянул на часы, словно проверил, не пора ли снимать отбивные, но на самом деле пытаясь сообразить, что еще сказать. — Возраст — не самое главное, если ты здоров и у тебя есть талант. Но команда может иметь в списке только пятьдесят три игрока, так что все хотят выбрать самых лучших. Поскольку число команд и игроков ограничено, многие замечательные спортсмены из колледжей не имеют возможности показать, на что способны, а многих ветеранов, если они получили травму отчисляют слишком рано. (Может быть, то, за чем я прибыл в Огасту, изменит положение для многих из них. Пока трудно судить, надо собрать побольше фактов.)